– Скорее бы к лесу добраться, что впереди темнеет, а то тут мы на открытом поле, как на ладошке, со всех сторон видны, – вслух подумал Закомолдин.
– Доберемся, Сергеич, и вздремнем минут шестьсот.
– Шестьсот не дадут, триста хватило бы с гаком.
Едва добрались к лесу и въехали в него, как у моста через небольшую речушку, головную, машину остановил военный патруль. Молоденький лейтенант, усталый, охрипший от ругани и пререканий, в запыленном мундире, с алой повязкой на рукаве, даже слушать не стал ни Флерова, ни Кривошапова и категорическим тоном потребовал срочно рассредоточиться, укрыться в лесу и уступить дорогу танкам, которые своим ходом двигались к фронту.
– Мне некогда разбираться, что у вас за батарея, особая или отдельная! У меня приказ штаба фронта – пропускать в первую очередь танковую колонну, и я его выполняю!
Пришлось подчиниться. Решили стать на дневку, пока окончательно не рассвело. Начали успешно рассредоточиваться. Четыре боевых машины расположились по одну сторону шоссе, отъехав от него сколько позволяла лесная тропа, три другие и гаубица – по другую. Поровну, на две группы, разбили и остальные автомашины.
Едва освободили проезжую часть, как показалась танковая колонна. Грохоча и лязгая, натужно гудя моторами, в облаке пыли она двигалась гигантской стальной гусеницей, тяжелой и грозной.
Танки шли на полной скорости, один за другим, соблюдая дистанцию, задрав кверху длинные стволы пушек, чем-то похожие на хоботы слонов, и земля натужно дрожала под их тяжестью.
После короткого отдыха на дневном привале началась обычная работа. Водители осматривали свои машины, заглядывали в моторы, заправлялись горючим. Повара готовили обед на полевой кухне. А расчеты боевых машин хлопотали около установок. В каждый расчет входил командир, наводчик, пять заряжающих и подносчиков.
Сняв чехлы, бойцы учились выполнять команды, подносить снаряды, заряжать установки, прицеливаться, выносить и устанавливать пульт управления. На каждой машине стояли артиллерийские прицелы – единственный прибор, оставшийся от прежней артиллерии. Он вселял уверенность, поскольку был привычным и понятным, что стрельбы пройдут гладко и точно.
Конструктор, военный инженер Шитов, подготовил исходные данные для стрельбы ракетами, произведя перерасчет артиллерийских таблиц. Эти таблицы вручную размножили в семи экземплярах и дали каждому командиру боевой машины.
У гаубицы был свой боевой расчет, и солдаты-пушкари снисходительно поглядывали на новоявленных ракетчиков. Командир орудия, сержант с пышными пшеничными усами, самодовольно посмеивался и приговаривал:
– Еще не знаем, что там у вас получится и куды полетят ракеты, а наша старушка-гаубица не подкачает!
Вдруг послышался незнакомый, прерывистый гул самолета, который быстро нарастал.
– Воздух! – раздалась команда дежурных. – Воздух!
Над лесом, медленно снижаясь, закружил немецкий самолет. Воины батареи впервые видели вражескую крылатую машину. Они еще не знали, что это самолет-разведчик, что он с высоты высматривает цели. Кто-то из бойцов не удержался и начал стрелять по самолету из винтовки. Дурной пример оказался заразительным. Многим захотелось проявить геройство, сбить вражескую птицу. Защелкали винтовочные выстрелы, хлестнули в небо автоматными очередями. Кто-то радостно закричал:
– Подбили! Подбили!
Самолет, выпуская тонкую струйку дымка, может быть, даже специально газанув, пошел на новый заход.
– Прекратить! – кричал, матерясь, капитан Флеров. – Прекратить пальбу!
Он выбил из рук у одного солдата винтовку, вырвал у другого автомат. Бойцы недоуменно смотрели на рассерженного командира, не понимая причины его недовольства: они ж стреляли по немецкому самолету, а не по своему!
– Прекратить немедленно стрельбу!
Самолет, сделав круг над лесом, удалился. Бойцы с грустью смотрели ему в след, откровенно недоумевая и сожалея о том, что капитан не дал им сбить немца. Но они еще больше стали недоумевать, когда раздался тревожный сигнал горниста:
«По машинам! Выступаем!»
Чертыхаясь и плюясь, бойцы торопливо натягивали брезент, закрывали установки, шофера заводили моторы. Капитан Флеров приказал всей батареи сняться с дневки и срочно перебазироваться на новое место.
На шоссе не выезжали, двигались по заброшенной лесной дороге, не двигались, а плелись шагом. Но все же успели отъехать на несколько километров, когда с неба донесся гул моторов. Тройка легких бомбардировщиков закружила над тем местом, где еще недавно располагалась на дневку автоколонна, и самолеты по очереди пикировали вниз, прицельно сбрасывая бомбы... Только теперь стала понятна бойцам причина внезапного гнева капитана. Своими выстрелами они демаскировали дневку, подвергали опасности секретное оружие.
Флеров приказал выстроиться всей батарее. Молча прошелся вдоль строя, раз, другой. Все ждали грозы, виновные – наказания.
– На первый раз своей властью прощаю нарушителей, – произнес сухо и твердо. – Но в следующий раз каждый, кто осмелится нарушить приказ, пойдет под трибунал!
1
От лесного озера веяло прохладой. Сквозь стволы деревьев темная вода тускло отсвечивала и скорее напоминала по виду густую нефть, нежели привычную влагу. Далекие звезды отражались в глубине и тихо мерцали.
– Дошли, кажись, – сказал тихо Силиков, шагавший впереди.
– Людьми тут и не пахнет, – произнес Ляхонович, вслушиваясь в тишину, потом добавил: – Может, никто из наших из того пекла, кроме нас, и не вырвался. А задерживаться тут, лейтенант, очень даже опасно.
– Знаю, – ответил Закомолдин, думая о том, как и с какой стороны удобнее обойти озеро.
Силиков тем временем подошел к берегу, опустился на корточки, приложил ладони ко рту и закрякал селезнем. Он подавал условный сигнал, знакомый лишь пограничникам отряда, зная, что, если по близости есть свои, Неклюдов или кто другой из его группы наверняка отзовутся.
Тут же откуда-то справа ответно закрякала утка.
Силиков улыбнулся в темноте и по голосу угадал.
– Кажется, Чернов, товарищ лейтенант. Только он так хрипло крякает.
Силиков не ошибся. Треснула ветка, другая, с шумом раздвигая кусты, приблизилась тень. В темноте, напрягая зрение, бойцы узнали и Чернова. Тот был один.
– Ты что же прешь напролом? – встретил его сердитым вопросом Ляхонович. – А вдруг тут немцы, а не свои?
– Я вас давно заприметил, когда еще вы к озеру только подходили. Думал, что немцы, притаился. А Силиков как подал сигнал, сразу в душе потеплело, – в голосе Чернова звучало откровенное волнение. – Значит, думаю, подфартило, не один я в живых остался. Лейтенант с вами?
