– Не в моих правилах обсуждать приказания его преосвященства…
– Вот именно, святой, отец. Мне кажется, его преосвященство считает, что простой монах в сопровождении стражников скорее привлечет к себе злонамеренное внимание, чем он же, но шествующий в полном одиночестве.
– Не хотите ли вы сказать, что намерены отправиться в обратный путь немедленно, не дождавшись утра?
– Как можно говорить об утре, когда еще и вечер толком не начался?
– Но позвольте мне хотя бы снять копию с последних допросных листов.
– Прошу меня простить, святой отец, но его преосвященство предупредил, что не ляжет спать, не ознакомившись с этими бумагами.
Отец Хавьер вынужден был уступить. Но для очистки совести послал вслед за Скансио верного Педро и двух охранников. Меньше чем через час Педро вернулся, и вид у него был обескураженный.
– Что случилось?
Преданный Педро поведал странную историю. Из его слов следовало, что неподалеку от городских ворот на кардинальского секретаря напали четверо в черных плащах и масках. Нападение было произведено так быстро и умело, что он (Педро) ничего предпринять не сумел, тем более что находился достаточно далеко, следуя указанию отца Хавьера.
– Что дальше?
– Дальше они бросили секретаря в крытую повозку, и она унеслась по толедской дороге. Когда бы мы находились поближе…
– Вели запрягать.
– На ночь глядя?!
– Я должен видеть кардинала.
Его преосвященство не спал и тут же принял отца Хавьера. Он не выказал удивления, хотя к этому были все основания.
– Развяжите ему руки.
Скансио размял затекшие запястья.
– Развяжите ему глаза.
Небольшая зала с гудящим камином, по бокам от него несколько кресел. В одном сидит король Карл Габсбург и смотрит в развернутый пергамент.
В полумраке за своей спиной секретарь отчетливо чувствовал присутствие еще каких-то людей. Явно вооруженных.
– Садитесь сюда.
Король махнул пергаментом в сторону соседнего кресла.
Приказание короля нельзя было не выполнить, но и выполнить его было трудно. Вот так запросто усесться рядом с правителем королевства?
– Садитесь, нам нужно поговорить.
Скансио все же заставил себя. Сел.
– Что это?
– Допросный лист, ваше величество.
– Такие же вы мне показывали в парке у кардинала. Под платанами.
– Да, только те были уже переведены на фламандский язык.
– Тогда переведите мне заодно и эти.
– Как прикажете, ваше величество.
– Начинайте, прошу вас. Вы колеблетесь? Или забыли от страха мой родной язык?
– Просто перехватило горло, простите.
– У нас не было другого способа, отец Хавьер. Во время последнего разговора с королем я почти ничего не сумел добиться. Мне пришлось обещать слишком много, чтобы получить слишком мало.
– Мартин де Варгас капитан?
– Капитан! А я предатель!
– Что вы имеете в виду, ваше преосвященство?
– Я предал наших друзей в толедских кортесах. Предал или почти предал.
– Но дело сдвинулось с места.
– Вот я и решил проверить насколько. Мне показалось, что король заинтересовался историей Харуджа несколько сильнее, чем захотел показать. Я подумал, что, если нам удалось разбудить в его хитрой душе настоящее любопытство, окончательная победа будет за нами.
– Любопытство – огромная сила.
– Да, святой отец. Я специально отправил Скансио за этими бумагами.
– Но почему вы выбрали для этой цели его?
– По многим причинам. Во-первых, король его знает, он переводил нам во время встречи. Во-вторых, он понял, что Скансио – мое доверенное лицо. В-третьих, Скансио хорош тем, что знает очень много, но не знает главного. Он разбудит воображение Карла, если оно еще не разбужено. Король согласится начать войну, а нам, в конце концов, все равно, по какой причине это произойдет.
– Теперь объясните, что все это значит?
Карл Габсбург всем весом обрушился на подлокотник и вплотную приблизил свое лицо к лицу секретаря.
– Что именно вы хотели бы узнать, ваше величество?
– Да все! Кто такой этот сарацин, чем он опасен, что в нем особенного? И главное, почему его преосвященство так страстно желает начать против него большую войну? Что же вы молчите, милейший?!
– Собираюсь с мыслями, ваше величество.
– Как вас зовут, господин переводчик?
Освещаемое сполохами каминного пламени одутловатое лицо короля могло показаться зловещим. Скансио лучше многих в стране знал, до какой степени коварен и мстителен может быть этот человек. Ему сделалось жарко.
– Вы не хотите назвать мне свое имя?
Секретарь назвался.
– Давно ли вы служите у монсеньора Хименеса?
– Около пяти лет.
– Он сам приблизил вас? Или, может быть, вы достались ему по наследству от предшественника? Впрочем, о чем это я, кардинал слишком стар, чтобы кто-нибудь мог помнить о его предшественниках.
– Его преосвященство сам обратил на меня внимание и сам приблизил.
– Вы проявили особые способности к наукам?
– Да, ваше величество.
– Чему вы вдруг улыбнулись?
– Простите, ваше величество.
– Нет уж, говорите!
– Мне показалось на мгновение, что наш с вами разговор немного напоминает вот это.
– Допросный лист? Мы оказались под влиянием его стиля?
– Примерно так, ваше величество.
– Да, забавно, но отступаться мы от него не будем. Это самый оптимальный путь для достижения цели.
Скансио скромно кивнул.
– Итак, будьте откровенны со своим королем: кто таков этот Харудж Краснобородый, называемый также Барбаросса?
– Пират, морской разбойник, сарацин.
– Он отличается чем-то от прочих разбойников – ведь их целая пропасть в Средиземноморье?
– Он удачливее других.
– И все?
– Он самый жестокий из всех.
– И все?!
– Он достиг того, чего не достигал ни один другой сарацинский или христианский разбойник. Под его властью десяток городов, несколько островов, полсотни кораблей. Он сказочно богат и становится все богаче.
– Но этого все равно мало!
– Для чего «мало», ваше величество?
– Для того, чтобы разбудить такую ненависть, которую мы видим в действиях кардинала.
Скансио промолчал.
– Кардинал его ненавидит, он хочет не просто его победить, он хочет его уничтожить, или я не прав?
– Мне трудно судить, ваше величество.
– Бросьте! Я же вижу, я же чувствую! Он согласился на невиданные уступки в деле толедских кортесов, ведь не потому же, что ему хочется проучить удачливого сарацина. Матерь Божья, я много лет уже не видел человека, в коем горело бы столь чистое, без какой-либо примеси желание мести. Мести за что, господин секретарь?
