«Как говаривал древний историк Саллюстий о выдающемся ораторе эпохи Гая Юлия Цезаря: “Катон предпочитал быть честным, чем слыть им”, так и отставной полковник Арнаутов не кривил душой, когда направлял меня в семейство принца Голштейн-Бекского, под началом которого служил младший сын графа Головина Николай», — думал Экзорцист на следующий день, трясясь в карете, запряженной тройкой резвых скакунов, по дороге, ведущей в селение Краколье, ставшее последним прибежищем для семейства обедневшего принца в России. Путь был неблизкий и занял у него добрых полдня.
Но прежде, чем отправиться в дом к урожденной графине Наталье Николаевне Головиной, чтобы повидаться с дворецким Фомой, Экзорцист получил кое-какие сведения о старшем сыне Головиных Иване от «распорядителя», прислуживавшего в загородном доме канцлера Бестужева-Рюмина и оказавшегося ни больше ни меньше как «начальником его личной тайной полиции».
«Тайной канцелярии ему не хватает, — подумалось тогда Экзорцисту. — Впрочем, иногда сильным людям мира сего просто необходимо иметь собственную тайную службу, в которой и я имею честь состоять».
— Граф Иван Федорович подавал большие надежды в области инженерных наук, — инструктировал между тем Экзорциста Распорядитель. — В свои двадцать девять лет он вышел в чин стольника и инженера. Государь Петр Алексеевич использовал его знания в области фортификации в спешных работах по укреплению подступов к Санкт-Петербургу со стороны запада. В 1708 году ему была поручена в шведской столице тайная миссия, о которой пока еще говорить нельзя, но до Стокгольма он так и не добрался. Обстоятельства, при которых граф Иван пропал без вести, все еще сокрыты. Скорее всего, к этому исчезновению приложил руку некий подданный короля Карла Двенадцатого, известный по прозвищу Цыган из-за своей чернявой внешности. Настоящее его имя, как и звание, установить не удалось.
Хозяев Краколья дома не оказалось, и поговорить с престарелым дворецким никто Экзорцисту не помешал. Встретился он с Фомой Фомичом на подъездах к селу, где тот руководил мужиками, занимавшимися заготовкой дров для барской усадьбы. Высокий плешивый старик без головного убора, стоя на простой крестьянской телеге в полный рост, будто командовал сражением, зычно покрикивая:
— Хромой Ванька, руби березу! Березу руби, тебе говорят! Что ты, дурак этакий, осину рубишь?! Березу руби! Березовые дрова дюже горят хорошо… А ты, хитрец Тема, снова халтуришь? А ну, работать! Чтобы взял пилу у кучера Савки и метнулся к однорукому Петряю! Живо, говорю! Пили, хитрец Тема, пили дрова! А то знаешь, что будет?.. Ну ладно, без меня тут заканчивайте. Гляди, Савка, чтобы дрова были березовые… А я поеду, гляну, как там наши рыбари на Луге…
— Не на Луге они, Фома Фомич, — поправил усатый кучер Савка, задумчиво ковыряя в носу. — Нонче они на озере Бабинском сети полощут, хотят матушку Наталью Николаевну с Катенькой карасями попотчевать. Нонче караси здоровенные такие уродились, как лапти…
— На Бабинском, говоришь? Это далече будет! Ну, ничего, к вечеру обернусь, — пообещал дворецкий, беря в руки вожжи и собираясь погонять каурого конягу, запряженного в телегу, когда Экзорцист остановил его, помахав рукой.
— Бог в помощь, — пожелал Экзорцист, оставивший карету на дороге и пробравшийся к Фоме прямо по просеке, прыгая с пенька на пень. — Ты дворецкий Фома?
— Я самый, — ответил старичок-бодрячок, по-молодецки спрыгнув на землю. — Чего изволите, барин?
— Я, чтоб ты знал, из Тайной канцелярии, — пристально глядя в глаза дворецкого, произнес Экзорцист. — Слыхал о такой?
— Как не слыхать? Знамо дело… — передернулся от страха Фома. — Да только ничего дурного за собой не ведаю… Хоть бы и у господ моих узнайте…
— Не бойся, я не по твою душу прибыл. Мне нужно знать о твоих прежних хозяевах. Мы ведем розыск графа Ивана Федоровича Головина, пропавшего с важными государевыми бумагами еще в 1708 году.
— Вона как! — совсем по-мужицки зачесал пятерней в затылке Фома Фомич. — Столько лет тому уж минуло! И никто по-настоящему этим делом даже не интересовался. Приезжал, правда, один подпоручик молоденький с командой, всех мужиков у нас приказал высечь, а ничего так и не выведал…
— И тебя бил? — участливо спросил Экзорцист.
— А то как же! И меня бил. Да только не мог я ему правды открыть, поскольку крест целовал, что все содеянное останется в тайне. Сказал я тому подпоручику, что с молодым графом Иваном случай несчастный произошел. Решил, стало быть, он искупаться в нашей речке Луге, прыгнул в воду да назад не выплыл. Утоп, стало быть…
— Когда, где, кому крест целовал? — быстро спросил Экзорцист, взяв дворецкого за плечо и слегка встряхнув его.
— Так то было, вашество, еще в 1730 году… Самому графу Александру Федоровичу Головину, капитан-лейтенанту флота Российского, который поклялся разобраться в причинах гибели старшего брата.
— И что же, разобрался? — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, уточнил Экзорцист.
— Не успел, царство ему небесное! Помер, — тяжело вздохнул Фома Фомич и перекрестился. — Хотя, конечно, кое-что узнать он смог… К примеру, что не сам брат утоп-то, а помогли ему утонуть. И сделал это не кто иной как его собственный байстрюк Филька, которого принесла в подоле от Ивана Федоровича дворовая девка Агаша. Да я ее помню! Хороша была, кровь с молоком! На нее и сам батюшка Федор Алексеевич заглядывались, да ему все недосуг было за девками ухлестывать, большими делами ворочал при государе Петре Алексеевиче…
— И что Филька? — снова встряхнул за плечо дворецкого Экзорцист.
— Тогда ему, Фильке то есть, тринадцать лет исполнилось, а он страсть, как возмечтал с графом Иваном, отцом своим, в чужедальние страны отправиться. Да только молодой граф с собой его не взял. Уехал без него. Но не доехал… Филька, обормот, вместе со своим дружком пьянчужкой подпилили доски у моста через Лугу, и графская карета вместе с самим графом рухнула в воду. Приятель Фильки, который был старше его, кинулся в реку, чтобы спасти Ивана Федоровича, да не спас. Наоборот, своими руками загнал его на самое дно на быстрине. А сам выплыл, даже сумку с документами вытащил…
— А что сталось с документами?
— Пропали, — развел руками Фома Фомич. — Пропали вместе с Цыганом. Так прозвали приятеля Фильки. Странный он какой-то был. Появился у нас за месяц до отъезда графа Ивана в шведские земли. Пришел вместе с цыганским табором и выдал себя за цыганского барона. Все Фильку уговаривал, чтобы тот упросил отца взять с собой и Фильку, и его самого в Швецию. Зачем, спрашивается, цыгану Швеция? Странно это все…
