на спинку кресла, и, подняв лицо к потолку, увидела, как по нему прошелся луч света и тут же погас. Следом зазвонил телефон. Эти пляшущие огни и ночной звонок заставили сердце тревожно забиться. Софья Николаевна протянула руку к трубке и тут же отдёрнула назад, но звонки не прекращались. В конце концов она ответила. Знакомый голос словно возродил её из пепла.
– Софочка, это я!
– Наденька, моя дорогая!!! – воскликнула Софья Николаевна, давая волю слезам – Ты где?
– Я вот она, стою у запертых ворот! Встречай же, подружка!
– Бегу – бегууууу!!
– Почему ты не позвонила, я встретила бы тебя на вокзале. – спрашивала Софья Николаевна, помогая подруге тащить огромную сумку.
– Зачем я стала бы тревожить тебя в такое время и такую погоду. Я прекрасно доехала на такси. Ну как вы тут поживаете? Все ли живы – здоровы? – щебетала Надежда Семёновна.
– Не все…– ответила Софья Николаевна, останавливаясь передохнуть, – не все здоровы и не все живы… Об этом я расскажу потом, сначала скажи, как внучка?
– Внучка просто чудо. Между прочим, уже улыбается, а назвали её Софией, в честь тебя.
– Надеюсь, ты её сфотографировала?
– Обязательно…
Они просидели до полуночи, рассматривая фотографии маленькой Софочки, и, признав единогласно, что она похожа на бабушку как две капли воды, выпили за здоровье обеих по бокалу шампанского, которое она достала из своей объёмистой сумки. Затем попытались разгадать тайну исчезновения Марьи Ивановны, вместе оплакали её трагическую судьбу, пожелали сгоревшему повару гореть и дальше в аду и обсудили неизвестного, ворующего свечи и моющегося в чужих ваннах.
Вдвоём все эти события казались не такими уж и страшными, но, когда Надежда Семёновна засобиралась уходить, Софья Николаевна сделала робкое предложение:
– Зоечка, может сегодня переночуешь у меня?
– Моя дорогая, я так соскучилась по своему дому, что мне ничего не страшно…– призналась Надежда Семёновна, – Даже если какой – то бомж и помылся в моей ванной, да ещё и прибрался, значит, что – то хорошее в нём ещё осталось. Может, стоит с ним познакомиться? Подберём, обогреем, обмоем, приоденем, вдруг на что – нибудь сгодится. Ты не будешь возражать, если я заберу свою сумку утром? У меня нет никаких сил тащить её сейчас.
– Конечно. Жаль только, что я у тебя не прибралась из – за всей этой истории. А ведь собиралась. Ой, по – моему, твоё шампанское ударило в голову.
– Ничего, завтра наведём порядок в доме, в мыслях и вообще во всём. А сегодня возьмём бутылочку с собой. Ты меня проводишь, и мы выпьем ещё по чуть – чуть за здоровье Софочки у меня дома. Согласна?
– Обязательно. Пойдём.
Фока завизжал при виде хозяйки и стал прыгать, пытаясь до неё дотянуться. Растроганная Надежда Семёновна пошла к нему пообниматься, а Софья Николаевна открыла дверь и вошла в дом. Зайдя в гостиную, она остолбенела. В комнате мерцал голубоватым светом экран телевизора, а над спинкой кресла возвышалась чья – то голова.
Возможно потому, что она была не одна, а может причиной её смелости послужило выпитое шампанское, но, вместо того, чтобы сразу же выскочить из дома на улицу, она щелкнула выключателем и спросила:
– Кто здесь?
С кресла поднялся высокий, очень худой и совершенно голый мужчина. Из – за высокого лба с залысинами, длинных тёмных волос, прикрывающей шею бороды и мрачного взгляда он показался ей похожим на Мефистофеля. В следующий момент Софья Николаевна поняла, что перед нею стоит повар.
– Это вы?…– прошептала она, пятясь назад.
– А это ты, старая сука. Как же ты мне надоела, куда не пойдёшь, всюду ты, вечно куда – то заглядываешь, кого – то выслеживаешь, что – то ищешь … Даже ночью и то припёрлась. И что ж тебе не жилось… – проскрежетал он, и, сделав огромный шаг вперёд, схватил её за горло, и, повалив на стол, стал душить.
Надежда Семёновна, вошедшая следом, увидела, что её подругу пытаются убить, и размахнувшись из всех сил бутылкой с остатками шампанского, ударила его по голове.
Повар рухнул на свою жертву, как подкошенный.
– Софочка, ты жива? – спросила Надежда Семёновна, сталкивая его на пол.
– Жива. Оооох…
– Слава богу. Ах ты, гад …– Надежда Семёновна ещё раз пнула свою жертву ногой.
– Надеюсь, ты его не убила? – спросила Софья Николаевна, падая на диван.
– Как же, его убьёшь. Это тварь даже в огне не горит…
– Это точно… Надюша, надо его связать. Если он придёт в себя, нам с ним не справиться. У тебя есть верёвка?
– Есть, только я не помню где она лежит.
– Вспоминай, пока он не очнулся.
– Не могу. Давай действовать подручными средствами. Вот шарф, надеюсь он выдержит. Что ещё? Скатерть… Пойдёт… Нет, не пойдёт. Давай затащим его в кресло. Засранец, такой худой и такой тяжёлый. Ишь ты, искупался в моей ванне и расселся голышом, как у себя дома, да ещё и телевизор включил…
– Надечка, надо торопиться…
– Да – да… Вспомнила! У меня же есть скотч, в кино всех преступников связывают скотчем. Вот он. И упаковочная плёнка есть, тоже сгодится.
– Быстрее, Надечка, быстрее, мне кажется, он шевелится. Ты вяжи скотчем, а мне дай плёнку. Ты слева, я справа. Ноги надо привязать к ножкам кресла. Раздвигай их пошире. Тьфу, какая мерзость…
Очнувшись, повар не сразу понял, что накрепко привязан к креслу и начал дергаться, пытаясь освободиться. Надежда Семёновна стояла напротив, и, наблюдая за его тщетными попытками, потирала руки, что говорило о том, что в её голову пришла какая – то идея. Софья Николаевна пыталась набрать номер полиции, но никак не могла попасть дрожащими пальцами в нужные кнопки. Надежда Семёновна протянула руку за телефоном, и она покорно его отдала, подумав, что она хочет позвонить сама. Но та положила трубку на тумбочку, достала из ящика какой – то тяжелый, судя по стуку, предмет и сказала:
– Погоди звонить, Софочка, сначала мы его допросим.
– Как допросим? – удивилась Софья Николаевна.
– А как положено. – сказала Надежда Семёновна, поворачиваясь к пленнику и щёлкая огромными старинными портняжескими ножницами, – Эта сволочь убила нашу подругу, а мы будем с нею церемониться? Говори, это ты убил Марью Ивановну? Почему, что она тебе сделала?
В ответ повар презрительно сощурился и плюнул на пол.
– Ты посмотри, он ещё и плюётся… Да ты не понимаешь, куда попал… Ты знаешь, что с тобой будет, если ты не признаешься? Я тебя оскоплю… – пригрозила Надежда Семёновна, наклоняясь и щелкая ножницами возле его паха.
– Осторожно, дура… – проворчал он, пытаясь сдвинуть колени.
– А то что? Убьешь? Свернёшь шею, как Марье Ивановне? Ты ещё не понял, что теперь ты в наших руках. И вообще тебя уже нет. Ты сгорел и давно похоронен. Стоп… Тебя похоронили, а ты, оказывается, жив? А раз ты жив, значит вместо
