Я поведал, в общих чертах.
Мерлин расхохотался и весело отбросил перо.
— Стандартный идиот! — восхитился отец. — Ну и как ты себе это представляешь?
Я обиделся.
— Как бы разумно все ни было написано, все равно в итоге все пойдет не так. Я не считаю настоящего Мерлина стандартным идиотом, но вышло у него все так себе!
Отец только посмеивался.
— Поступай как хочешь — это твоя сказка.
Я ведь говорил, что он «не от мира сего»?
— Вот так и поступаю, — огрызнулся я. — Я помню твою распрекрасную теорию, что дети должны сами набить себе все свои шишки. В некотором роде, я предоставляю им то же самое.
— Наверное, это можно рассматривать и так, — ехидно согласился отец, пожав плечами.
«И никогда не знать, на что опереться, — подумал я, дуясь. — Или от чего оттолкнуться. Или что именно сломать…» Ну что ж, у всего на свете есть свои недостатки.
— И еще, я совершенно не собираюсь все это себе «представлять». Просто, надеюсь, знаю и чувствую, к чему клоню. А если ошибаюсь, значит, разберутся сами. В конце концов, это их вселенная, и их сказка, даже не моя.
— Ты теперь — изрядная ее часть.
— Так же как и ты. А вернее, только их представление о нас всех. И они вызвали нас так же, как мы вызываем грозу. Если, конечно, мы это делаем…
— Если…
— А возможно, мы вообще не живем, и нас не существует…
— С определенной точки зрения…
— Да нужна нам эта точка зрения? А вот в другом смысле ее поставить стоит. «Никто не может сказать, был ли счастлив человек, пока он не умер».
Карлион «был проследован без остановок». И мягко говоря, по линии, значительно отклонявшейся от предполагаемого официального курса — весьма сильно на юго-запад. Настолько сильно, что оказался на противоположном острие воображаемого треугольника, вдоль подошвы которого мы двигались. Первая часть пути оказалась спокойной, но уже вскоре стало ясно, что мы движемся совсем не туда, куда было объявлено, и в какой-то момент начались небольшие приключения.
Одно из них должно было походить на обычное нападение разбойников. Но не походило. Больше походило на расстроенную торжественную встречу. Засада изнывала в ожидании за холмом, пока мы, сделав круг, не посмотрели на них с другой стороны, и не продолжили путь дальше.
— Предсказуемо, — скучающе заметил Ланселот. — Не могли придумать чего-нибудь поинтереснее?
— Что, например? Приготовить минное поле? Поставить зенитки? Кстати, какие-нибудь волчьи ямы еще вполне могут подвернуться. А вот если в дело пойдут какие-нибудь катапульты с горящей смолой, тут народ может почуять что-то неладное.
— Можно подумать, что он и так ничего не заподозрит.
— Так будет больше сомнений в неискренности, успокаивающих совесть. В конце концов, в жизни и так проблем немало, чтобы еще отвлекаться на всякую большую политику.
— На мой взгляд, разумнее всего было бы тихое и мирное отравление, — рассудил Ланселот. — Чем-нибудь не быстродействующим. Тогда и вовсе концов не найдешь!
— Разумнее, конечно, но вдруг какие-нибудь колдуны успеют догадаться и вмешаться? Или мы сами догадаемся и еще натворим дел?
— А мы и так можем натворить. Даже если нас не травить.
— Вне всякого сомненья. Я бы даже сказал — в особенности, если не травить.
Итак, отрядец у нас был небольшой — всего около тридцати человек. Не только чтобы минимизировать потери, но и затем, чтобы это, отчасти, провоцировало того, кто пожелает, на активные действия. И вместе с тем, легкость для маневров, и меньше свидетелей… для чего меньше свидетелей? Абсолютно для любого возможного поворота дел.
Ланселот зевнул, шурша, вытащил из сумки карту, развернул, и после нескольких минут внимательного изучения, небрежно обронил:
— Кстати, мы только что проехали Солсбери.
Я безмятежно кивнул. Ланселот глянул на меня раз, другой, потом кашлянул.
— Если принимать всерьез кое-какие легенды, смекаешь, с кем нам надо было подраться?
— На самой-то границе с Корнуоллом? Нет. Ни малейшего представления, с кем.
— Э… ты серьезно? Я имел в виду, что…
— О боже, Ланселот! Да когда я последний раз говорил серьезно? Думаешь, когда оставлял завещание? Зря надеешься!
Мы благополучно миновали Солсбери, но буквально через несколько часов узрели наконец то, что можно было назвать «линией фронта» — довольно растянутой, но вооруженной до зубов.
— Ага-а! — почти пропел Ланселот, возбужденно дергая поводья своей лошади. — Вот это уже на что-то да похоже! Как думаешь? Придется пустить в ход что-нибудь «необычное»?
— Исключительно по обстоятельствам, дорогой друг!
— «Дорогой друг» нас, похоже, как раз встречает лично!
— Ага. Вижу.
С краю выстроившегося войска, как всегда, на черном коне, покрытом барашками белой пены, гарцевал Константин.
Я громко свистнул и весело помахало ему издали рукой.
— Сэр Паломид! Поднимайте знамя!
Хоругвь с длиннохвостым червонным драконом взмыла вверх. Эх, как бы это смотрелось в качестве воздушного змея!..
— Движемся вперед не сбавляя шага! — велел я. — И не расстраиваясь!
— И не перестраиваясь в клин, — негромко, забавляясь, вставил Ланселот.
— Совершенно незачем, — благодушно заметил я ему в тон. — Что может быть лучше хорошей психической атаки после обеда?
— Особенно когда в рукаве есть столько…
— Ох, да это уже просто скучно… Не порти мне удовольствие, и тем, кто напишет потом хроники.
— Они напишут их не так…
— Неважно, главное настроение и импульс…
— Все сведется к канону и шаблону!..
— Мы тоже создаем каноны…
— «Мы все глядим в Наполеоны…»
— Именно так-то и движется эволюция!
— А по-моему, хроники ничуть не пострадают от налета сказочности. Наоборот — привлекут внимание…
— Сосредоточься, Ланселот!
— Да ладно тебе! Тоже мне, кровавый тиран!
— Так вот ими и становятся!
— Сосредоточься, Артур!
— Гм!.. Приветствую, Корнуолл!
— Приветствую короля Камулдунума! — отозвался Константин, — подчеркнув последнее слово — намеренно дистанцируя Корнуолл от какого-то там постороннего королевства.
— К чему церемонии между братьями?! — рассмеялся я. — Разве ты не ближайший к моему трону после своего отца?
Константин явно заколебался.
Впрочем, я с самого начала не видел в нем решимости напасть. Его войско находилось в выжидающе-оборонительной позиции. И оно было не таким уж большим. Превышало мое всего раз в пять, не более. Он действительно скорее ждал нападения от меня. И даже видимо опасался его, подозревая какой угодно подвох.
