проконсультироваться у лечащего врача, а не у тех, кто находится на заслуженном отдыхе.
– Так и консультируйтесь. Я не понимаю цели вашего прихода. Вы её в чём – то обвиняете?
– Пока нет. Но я думаю, вы со мною согласитесь, что два покойника одновременно в одном доме явление нечастое и, я бы сказал, подозрительное.
– У них были обнаружены признаки насильственной смерти?
– Нет. Но её можно было каким – то образом ускорить. Например, не дать вовремя лекарство…
– Ну что вы выдумываете? – возмутилась Надежда Семёновна, – Их дни и так были сочтены, ради чего надо было это делать? Если вы спросите врача, наблюдавшего ныне покойного Адама Викентьевича, он подтвердит, что давно уже предупреждал о том, что больной безнадёжен и каждый день может оказаться для него последним. Тем не менее, благодаря заботам и уходу Степаниды Никитишны, он прожил после этого ещё довольно долго. И что удивительного в том, что старушка девяноста шести лет, имевшая больное сердце, не смогла перенести смерти своего единственного сына? Почему же вы пытаетесь кого – то в этом обвинить?
– Я пока что никого и ни в чём не обвиняю.
– Неужели? Тогда почему вы явились допрашивать женщину, которая ещё толком не пришла в себя? Надеетесь, что в таком состоянии она скажет что – то такое, на чём вы сможете построить обвинение? Или боитесь, что она убежит?
– Вам не кажется, что вы забываетесь? – спросил Матвейчук, придавая голосу строгие нотки, подобающие его положению, но стараясь оставаться корректным, – Вопросы здесь задаю я, а вы мешаете мне работать.
– Конечно, вы… – согласилась Надежда Семёновна, и, не скрывая сарказма, спросила, – А вы хоть в курсе, что Стешу саму едва не отравили снотворным? Не хотите ли разобраться, кто это сделал?
– Отравили? Насколько я знаю, в то время, когда Адам Викентьевич умирал, она спала, а когда всё уже случилось, вдруг проснулась и пришла. Почему – то я не припоминаю ни единого случая, чтобы при отравлении снотворным человек мог проснуться и даже ходить. Не кажется ли вам, что её отравление больше похоже на имитацию, возможно, для алиби, чтобы уйти от ответственности.
– Да, если бы она выпила весь кофе, могла бы вообще не проснуться. И если бы не явился охранник, привлечённый шумом, и не вызвал скорую, в доме было бы не два, а три покойника! – возмутилась Надежда Семёновна, – И, как мне кажется, для кого – то это было бы самым лучшим решением всех вопросов сразу.
– Что вы хотите этим сказать? – вопросил Матвейчук, медленно багровея.
– Именно то, что сказала.
– Убить Тешу хотела Вера Ивановна.– сказал Родька монотонным бесстрастным голосом.
В палате наступила мёртвая тишина. Все повернулись к Родьке, а он стоял, упёршись взглядом в противоположную стену, словно на ней было написано что – то, видимое только ему.
– Какая такая Вера Ивановна? – спросил Матвейчук, вытирая вспотевший лоб.
– Сиделка, которая ухаживала за Сарой Вульфовной. Она была рекомендована её лечащим врачом. – ответила Стеша, – Родечка, а почему ты так решил?
– У неё странные глаза. Она всем улыбается, а когда отворачивается, они сразу делаются злыми.
– Ну это ещё ничего не значит. – сказал Матвейчук, отмахиваясь от неожиданного свидетеля, как от мухи.
– Кофе в тот вечер для Теши варила она… – добавил Родька тоном запрограммированного робота.
– Вот видите? – обрадовалась Надежда Семёновна. – А вы обвиняете Стешу даже не опросив всех, кто находился в доме во время смерти хозяев.
– Но почему?… – удивилась Стеша, – Мне казалось, что мы с нею прекрасно ладили.
– Девочка моя, не будь такой наивной. – Надежда Семёновна погладила Родьку по плечу и, глядя на Матвейчука, добавила, – Наверняка ей за это хорошо заплатили.
– Вы все прекрасно понимаете, что этот молодой человек не может быть свидетелем… – заявил он, отводя взгляд в сторону.
– Зато этот молодой человек, в отличие от остальных, совершенно не умеет врать, а вы ему почему – то не верите. – вмешалась молчавшая до сих пор Софья Николаевна.
– Такова наша работа. – ответил Матвейчук, – Вы не поверите, если я расскажу вам о случаях, когда на вид вполне благожелательные и преданные люди на деле оказывались изощрёнными убийцами.
– Мы с Софьей Николаевной знаем Стешу получше вас и в обиду не дадим. – вспылила Надежда Семёновна.
– Господа! Что за шум? – в дверь заглянул врач, проходивший мимо, – Что здесь происходит?
– Прощу прощения, дамы, мне пора… – сказал Матвейчук, глядя на часы и делая вид, что заканчивает разговор исключительно по причине занятости. – Поправляйтесь, Степанида Никитишна, я ещё приду.
– И запомните,– бросила вслед Надежда Семёновна, – без адвоката Стеша не скажет ни слова.
Матвейчук пожал плечами, и, не считая нужным отвечать на её выпады, вышел из палаты. Поручение главы строго разобраться в причинах двойной смерти в доме знаменитого ювелира, взбудоражившей весь город, он сам считал не вполне обоснованным. В высших кругах давно шли разговоры о том, что ювелир доживает последние дни и его матушка наверняка последует за ним. Их одновременный уход никого бы не удивил, если бы не вопрос – с чего вдруг семидесятилетнему старику, стоявшему на пороге смерти, понадобилось сочетаться браком с певицей, годившейся ему в дочери?
Сомнений в том, что причиной его скоропостижной женитьбы, на которой, по всеобщему мнению, настояла она, послужило его наследство, не было ни у кого. Но вряд ли эта певичка настолько глупа, чтобы рисковать миллионами ради того, чтобы его смерть наступила на несколько дней раньше. Для этого должна быть очень и очень веская причина. А тут ещё этот неожиданный свидетель… Конечно, его показания не признает ни один суд, но, если в дело вмешается Надежда Семёновна, которую во времена её активной деятельности называли «сержантом в юбке» за прямоту и цепкий характер, и привлечёт к нему внимание широкой общественности, дело рассыплется, не успев начаться, а сам он, вместо долгожданного повышения, будет иметь кучу неприятностей.
Услышав знакомый голос, врач пропустил Матвейчука и, войдя в палату, спросил.
– Надежда Семёновна, это вы?
– Конечно, я, Коленька, то есть… Простите, забыла, как вас по батюшке…
– Аркадьевич, но это не важно… – подсказал он, заходя в палату, – как же я рад вас видеть!
– Я тоже очень рада. Коленька проходил ординатуру в то время, когда я здесь работала.
– Да, – подтвердил Коленька, улыбаясь ей с высоты двухметрового роста, – и не раз устраивали нам нагоняй, заставая спящими в сестринской. Счастливые были времена…
– Молодость тем и хороша, что все времена в ней счастливые. С годами счастье понимается несколько по – иному. Коленька, вы можете охарактеризовать состояние нашей Стеши?
– Вашей Стеши? Конечно. Могу сказать с уверенностью, что опасность миновала. Её спасло то, что её разбудили, не дав толком уснуть, и заставили двигаться, что помогло вызвать рвоту и очистить желудок. Мы основательно промыли его и всё
