— Что чепуха?
— Любовь — чепуха! Хоть любовь — борьба, но, как сказал кто–то великий, не помню кто, это такой вид борьбы, в которой обе стороны проигрывают. Так–то! — Леонид покровительственно улыбнулся. — А если смотреть глубже, никакой любви нет. Любовь — это биологический процесс плюс привычка. Природа, брат, все предусмотрела и придумала любовь для того, чтобы сохранить род человеческий на земле. Инстинкт!
— Чего–чего? — ввязался в разговор Пашка. — Если я вот влюблен в кого, значит, биологический процесс?
— Процесс!
— И если я кого полюбил, значит, во мне инстинкт?
— А ты думаешь, нет! — кивнул Леонид. — Ну, подумай сам. Например, ты живешь в городе… Нет, в маленькой деревушке Н.
— Ну, живу.
— И ты полюбил, скажем, некую А.
— Ну, полюбил.
— Жить без нее не можешь!
— Ну, не могу. — Пашка посмотрел на Вальку, призывая его в свидетели.
— Что ж выходит? Ведь, по–твоему, любовь — это Любовь! С большой буквы! Неповторимое чувство, а не увлечение какое!
— Не увлечение, — согласился Пашка. — Я живу в деревушке Н. и люблю некую А., и другие для меня не существуют. Ну и что?
— А то! — торжествующе вскричал Леонид. — А не кажется ли странным, что человек, которого ты так любишь, живет с тобой в той же деревушке Н.? Почему бы ему не жить в Москве или где–нибудь… в Люксембурге?! А если ты, именно ты, жил бы не в этой деревушке, а в другой, за тысячу километров, мог бы ты там в кого–нибудь окончательно и бесповоротно влюбиться?
— Ну, мог…
— Видишь! — возликовал Леонид. — А то получается, как будто тебе кто ее подсовывает, эту А., в пределах деревни Н., какого–то города или целой страны, наконец! В том–то и дело, что любовь — биологический процесс! И тот, кого ты, как тебе кажется, любишь, в большей степени отвечает твоим природным инстинктам. Иначе многие вообще никогда бы не нашли своей настоящей любви по самой простой причине, что их разъединственные избранницы могли бы оказаться где–нибудь в Турции, куда редко кого посылают в командировку!
— Да… — только и мог сказать Пашка. У него голова пошла кругом.
— А вдруг так оно и есть… — тихо сказал Валька. — Вот люди встретились, полюбили вроде друг друга, а по–настоящему–то они просто не нашли тех, кто им назначен. Ну, хотя б потому, что не судьба. Думаешь, легко им встретиться? Она живет, как ты сказал, в той же Турции, а он еще дальше… Или он здесь, на танцах, а она где–нибудь в Гагре кино смотрит, и они даже не знают ничего друг о друге. У каждого семья, дети…
Леонида это удивило. Он не думал, что его рассуждения можно так истолковать.
— А что, может быть, — сказал он. И тут же спохватился: — Пошли лучше потанцуем.
— Иди, иди, — съязвил Пашка, обозленный поражением. — Бывают и исключения. Может, она здесь и ждет тебя, а у тебя инстинкт. — Он захихикал. — Дай закурись, что ли…
Двоюродный брат Зины — Леонид — погиб месяц назад. На мине во вражеском тылу подорвался. Оказывается, он несколько лет в радиокружок ходил при ДКА, вот его и взяли на фронт, в связь. Сначала не брали по годам, но уж очень он просился. Девушка у него в Москве была знакомая, на одной улице жили, каждый день: «Привет» — «Привет», — и только. А он ей иногда из партизанского отряда письма без обратного адреса писал. Удивлялась, верно: с чего бы это?..
Лицо его почему–то Валентин не мог вспомнить, хоть убей. Мелькает — то и не то. Помнит лишь, что Леонид никогда не смеялся, боялся достоинство уронить. Москвич!
…И танцплощадка в парке больше не работает, и «пятачок» тоже, а радиолу Пашка продал. Вместе с пластинками.
21 ноября фашисты захватили Дедилово, 22 ноября — Сталиногорск 25 ноября — танковая дивизия врага вышла к городу Н., стремясь захватить мост через Оку…
…Каждый день приносил с собой кучу событий. Рассказы матери становились все тревожней: немцы вот–вот обойдут город.
Воздушные тревоги объявляли ежедневно. Зенитчики не успевали отгонять немецкие самолеты от парашютного комбината и минного завода.
Время от времени фашисты выбрасывали диверсантов, чтобы вывести из строя ТЭЦ и линию электропередачи. Поэтому линию надо было охранять особо, но людей не хватало…
Однажды всех старшеклассников собрали в кабинете директора. Разговор начал школьный военрук капитан Дубинин, списанный из армии вчистую.
На фронте он был сапером, в первые же дни войны его контузило взрывной волной и раздробило пулей локоть левой руки, теперь она не гнулась. Густо засели порошины в коже лица и шеи. Глаза у капитана какие–то прищуренные, словно они целились во что–то и застыли, и оттого такие суровые. Дубинин организовал взводы по классам. Без устали гонял ребят цепью, заставлял часами ползать по–пластунски, объяснял устройство гранат, учил пользоваться противотанковыми бутылками с горючей смесью и стрелять из боевой винтовки, которую под свою ответственность выпросил в военкомате.
— Вот так, товарищи, обстановка, думаю, ясна, — сказал он возбужденным ребятам. — Нужна наша помощь. Девятые классы и десятый «А» завтра пойдут на строительство укреплений. Одного человека от вас надо выделить на охрану высоковольтки. Задание боевое, придется иметь дело с оружием. Не исключена встреча с врагом. Давайте решать: кого?
Какое–то мгновение стояла немного жутковатая тишина — вот оно!.. И вдруг все полезли к Дубинину: «Я! Я! Я! Я!» Валентин даже вспотел: неужели не он?.. Пашка ближе всех к Дубинину! Л вон Тихонов трясет гривою: «Меня! Меня!» Пробиться к Дубинину было невозможно. И тогда Валька вскочил на стул и, подняв руку, как на уроке, изо всех сил вытаращился на военрука. Казалось, тот почувствовал это и обернулся к нему. Все с завистью проследили за взглядом Дубинина и затихли.
— А что, ребята, Валентин хорошо изучил винтовку. Метко стреляет. Комсомолец, парень надежный. Как вы считаете?
— Надежный… свой… — без энтузиазма подтвердил класс.
— Не надо завидовать, — неожиданно с горечью сказал Дубинин. — Винтовку из вас каждый получит — рано или поздно.
Подосиновиков на этой лесосеке, где торчат мачты высоковольтки, когда–то было пропасть. Только не каждый об этом знал. Ринутся сразу в лес, а там голо — уже обобрали. Чем дальше в лес, тем меньше грибов. Все ведь пытаются поглубже в чащу забраться. А здесь, на краю, у просеки, кто же искать станет?
Поднимался туман, утонуло за деревьями солнце, металлическим блеском отливала влажная гладь папоротника. С неумолчным шорохом падали листья, сбивая на своем пути еще и еще, и казалось, что из лесных луж навстречу им тоже летят листья; Валька сидел на бетонной опоре высоковольтной мачты, присел всего на минуту, а башмаки уже завалены листвой почти по шнурки.
