проходила зарядка. По сравнению с той, которую проводили мои наставники, эта показалась мне детским лепетом.
Потом был завтрак. Про него рассказывать подробно смысла нет. После завтрака — тренировка. Она тоже прошла в штатном режиме. В конце мы даже поиграли, что в городе случалось крайне редко.
После был обед, а потом нас отправили в кросс. Он был пешим, поэтому всю дорогу я с пацанами болтал о всяком.
Вдруг наш разговор свернул совсем в неожиданном направлении.
— Слушайте, — говорил Глеб, — а как вы к девочкам относитесь?
— А как к ним можно относиться, если я пацан, — отвечал в шутку Ярик.
— Я не про это. Ну как вы… Эм… Любили ли вы когда-нибудь?
— Нет.
— А ты, Гриша?
Я не знал, что ответить. С одной стороны, можно было смело сказать правду. Но с другой… История моей единственной пока что любви закончилась не самым лучшим образом и вспоминать о ней не хотелось. Ярик знал это, поэтому тему всегда обходил и не затрагивал в разговоре. Однако Глеба винить тоже нельзя. Он не знал. Хотя зачем ему эта информация?
Видя мою задумчивость, Ярик быстро переменил тему. Но осадок у меня, конечно, остался.
Мы шли уже достаточно долгое время, я начал выбиваться из сил. То же самое было и с моими друзьями.
— Ровно половина пути! — аккурат в этот момент объявил Александр Алексеевич.
Я чуть не упал.
— Как половина? — вырвалось у меня.
— Это ерунда, — сказал мне Константин Константинович, — вот когда весь день чешешь, да ещё и под бомбёжкой, то это, брат, совсем иное. И то не уставали.
Мне сразу же стало стыдно за свою жалобу перед человеком, прошедшим войну, и повидавшим много всего на своём веку.
К счастью, через два часа мы пришли (хотя вернее будет сказать приползли) обратно в лагерь. Поужинали, вернулись домой, приняли душ. В карты играть не было не сил, ни желания.
Мы готовились ко сну, когда к нам зашёл Андрей Никитич.
— Так, ребята, завтра обещали погоду хорошую, поэтому пойдём купаться. Плавать все умеют? — обратился он к нам.
Все кивнули.
— Ну и хорошо. Спокойной ночи!
Он вышел. Легли спать, я опять, как и накануне, задумался. Вообще я пришел к выводу, что ночь и поздний вечер самое продуктивное для человека время. Купаться это, конечно, хорошо, тем более, когда жарко. Но плавать… Нет, плавать я умею, но далеко не прекрасно. Надо будет пацанов предупредить, чтоб не дурили.
— Пацаны, спите? — окликнул я их.
— Я нет, — услышал я голос Ярика.
— Я тоже, — вторил ему Глеб.
— Хотел вам сказать: завтра если купаться будем, то можете, пожалуйста, не топить в шутку, на глубину меня не тащить, а то я плаваю плохо.
Вот, даже «пожалуйста» сказал. Какой я все-таки вежливый… когда мне что-то нужно.
— Конечно, — ответил Ярик.
— Безусловно, — сказал Глеб.
Это хорошо, когда друзья понимающие.
— Молодец, что сказал, — похвалил меня маршал, — товарищи они всегда поймут.
— Это да. Я только думал, что они смеяться будут.
— А с чего им смеяться? Запомни: над шрамом шутит тот, кто не был ранен!
Красиво сказал… Надо запомнить. И спать тоже надо, ведь невыспавшийся солдат — плохой солдат!
На следующий день была страшная жара. Столбик термометра показывал температуру под плюс тридцать пять, поэтому тренировки проводили в зале.
Наконец пришло время купания. Пляж на берегу речки был небольшим и уютным. В воду нас запускали «партиями» по десять-пятнадцать человек. Самое нудное — это ожидание. Смотреть на то, как другие наслаждаются прохладой в воде, а самому сидеть на раскалённом песке под палящим солнцем — то ещё удовольствие. Но к счастью, скоро пришла и наша очередь.
Я знаю по себе, что самое сложное в момент купания — привыкнуть к воде. Когда только заходишь в воду, то она кажется ледяной, пробирающей до самых костей. И тогда приходится заходить потихоньку, неспеша. Сейчас же, когда время было ограничено, раскачиваться было некогда. Я не знал, как быть, поэтому так и стоял в раздумьях по колено в воде (как и все из нашей «партии»), когда сзади подошёл Константин Константинович. Он был только в нижнем белье, остальная его одежда лежала на берегу.
— Вы тоже? — удивлённо спросил я.
— Ну знаешь: солнце оно печёт одинаково и солдата, и маршала. А ты чего встал-то?
— Да нужно к воде привыкнуть сначала.
— Пока привыкать будешь, уже время кончиться. А ну-ка!
И с этими словами он со всей силы толкнул меня в воду. Рука у него была сильная, поэтому я не смог устоять и бухнулся в объятия речных волн. Конечно, такой его поступок не лез ни в какие рамки, о нем, пожалуй, можно даже сообщить в суд по правам человека, но это же Константин Константинович, поэтому ладно.
— Вот так нужно! — сказал мне Рокоссовский, проплывая рядом.
Я ещё толком не успел прийти в себя после столь резкой смены температуры, но успел заметить на себе уважающие взгляды тех, кто ещё не окунулся. Хорошо, признаю, маршал опять был прав.
Долги ли, коротко ли, а в конце концов в воде оказались все. И всё бы ничего, но вдруг Глебу захотелось порезвиться.
К сожалению, была у него такая черта характера: он был слишком непоседлив. У него иногда будто бы заводился невидимый мотор, и остановить его порыв озорства было решительно невозможно.
И вот сейчас произошло то же самое. Он начал обычные для воды игры: брызгаться, плескаться и так далее. Но неожиданно внимание его переключилось на меня:
— Гриш, коня сделай!
Стоит отметить, что "конь" — это упражнение с наших тренировок. Суть его заключается в том, что один человек сажает себе на спину другого, поддерживая под бёдра, и пробегает определенное расстояние. После партнёры меняются и выполняется то же самое. Упражнение развивает мышцы пресса и общую выносливость. Но вернёмся к купанию.
— Коня?! Прямо здесь?!
— А чем черт не шутит! — вскричал он и прыгнул мне на спину.
Я думаю, что не трудно понять бедственность моего положения, если знать, как я плаваю.
Я сразу начал медленно идти ко дну.
— Глеб, слезь! Глеб!
Но он не слышал меня. Я понял, что утопаю.
— Помогите! — крикнул наконец я.
Андрей Никитич сразу кинулся в воду и поплыл ко мне. Но быстрее него рядом со мной оказался Рокоссовский.
— Держись, боец! — крикнул он и, взяв мою руку, положил её на свои плечи.
— Держишься? — спросил он.
Я утвердительно кивнул. Теперь я хотя бы не тонул и с помощью Константина