смех был хриплым, булькающим, словно бы он, как и Чапай, захлебывался в водах Урала…
1 января. Контрольно-следовая полоса. 1 час 10 мин. ночи
Удачливый Ли выбивался из сил – не мог выбраться из плена, ворочался в воронке, пробуя выдернуть то ногу, то руку, если ему удавалось освободить одно, то обязательно увязало другое, снег засасывал его. Корейцу казалось, что он попал в чей-то настырный жадный желудок и желудок этот сейчас перемалывал, переваривал его, еще немного, – и он превратит человека в жидкий помет, в блины, которые корова оставляет после себя на зеленом сочном лугу… Он застонал.
Переведя дыхание, на несколько минут застыл – надо было отдышаться, собрать себя «в кучку», как говорят русские – это выражение Удачливый Ли услышал в Хабаровске, оно ему понравилось, – понять, что делать дальше.
Похоже, он попал в ситуацию безвыходную.
Он подтянул ко рту одну руку, затянутую в плотную, от пота сделавшуюся заскорузлой перчатку, подышал на нее. И хотя теплый слабый пар не проник сквозь кожу, Удачливому Ли показалось, что пальцам сделалось теплее.
Как хотелось бы ему сейчас очутиться в Сеуле, в тамошнем тепле, посидеть в дорогом «Харигаке», в котором кормили Путина, и выпить водки «Сан Су Ю», изготавливаемой из риса и фруктов… Удачливый Ли застонал вновь. На глазах у него проступили слезы, он сморгнул их, но оказалось, что сбил он с ресниц только чуть влаги, самую малость, большая часть слез осталась, прилипла к ресницам, жгла теперь глаза. Ли всхлипнул опять – жалко ему было себя.
Неожиданно где-то далеко прозвучала и оборвалась человеческая речь, очень тихая, но отчетливая. Удачливый Ли напрягся, чтобы услышать ее снова, понять, о чем говорят люди, но голос тот больше не раздался, увял, вместо него наверху пьяно, куражливо загоготал ветер, сгреб с земли грузное беремя снега, разбойно запузырил его вверх, в небо и поспешно унесся в сторону, там тормознул, замер – интересно было, как тяжелое беремя это грохнется на землю.
Беремя грохнулось так, что Удачливый Ли, рассчитывавший хоть немного вскарабкаться вверх, придвинуться к горловине воронки, ухнул вниз, в прокаленное холодное нутро и замер там неподвижно, боясь пошевелиться.
Что угодно он ожидал, но только не этого, не капкана…
Спасти Удачливого Ли теперь могли только русские пограничники, больше никто, – Ли слышал, что если они засекают нарушение нейтральной полосы или что-нибудь в этом духе, то пока не докопаются до причины, до того, почему сработала тревога, не отступаются, вот на это упрямство русских пограничников теперь Удачливому Ли только и оставалось надеяться…
1 января. Контрольно-следовая полоса. 1 час 15 мин. ночи
Коряков продолжал искать нарушителя, он был твердо уверен – этот деятель находится где-то рядом, совсем рядом… чуточку везения, чуточку беготни, чуточку работы серого вещества, чуточку усталости, чуточку сожаления, что новогодняя ночь испорчена, – и он дотянется до паршивца… Но пока похвастать было нечем, и смутное ощущение вины усиливалось в Корякове.
Плюс ко всему, он был виноват перед Леной. Коряков был уверен, что она приедет на заставу… Приедет и не обнаружит его. Хотя Коряков предупредил всех, кого только можно, что к нему приедет девушка: и дежурного по заставе, и наряд, который пропускает посетителей в погранзону, и солдатиков, приставленных к «щеколде» – тех, что стоят непосредственно на воротах заставы, поднимают и опускают полосатый шлагбаум.
Она приедет обязательно… Обязательно!
В конце концов город Уссурийск находится не так уж далеко от заставы.
Лейтенант ощутил, что у него жаром полыхнуло лицо, на бегу нагнулся, подхватил в перчатку немного снега, растер им щеки. Холодные остатки швырнул себе под ноги, отрезвленно помотал головой. Жар отступил.
Рядом почти беззвучно бежал Лебеденко. Коряков, глядя на его большое, внешне неповоротливое, неуклюжее тело, удивлялся, как же этот парень умеет преображаться в пиковые минуты, и собака его тоже сделалась беззвучной и почти невидимой, неслась по воздуху, будто плыла.
Конечно, Лена обязательно появится на заставе…
Коряков остановился, огляделся.
Вокруг по-прежнему выло, грохотало пространство, словно бы неподалеку, совсем рядом перемещалась, меняя дислокацию, танковая дивизия, на зубах скрипел лед, ноздри обжигал ветер. На земле – ни одного следа.
И все-таки нарушитель был, и его предстояло найти. Он находился также рядом. Коряков вгляделся в темноту – не мелькнет ли там что? Нет, ничего не видно. И никого, ни друзей, ни врагов.
Солдат, которые ехали с Коряковым в одной машине, также не было видно. И слышно не было – все забивал грохот нарастающей пурги.
Вообще-то группы, когда случается сработка, забрасывают на контрольно-следовую полосу с таким расчетом, чтобы днем пограничники видели друг друга, а ночью – друг друга слышали, чтобы существовала хоть какая-то связь кроме радио – это раз, и два – чтобы можно было прийти на помощь. Сейчас же, если даже человек будет стоять совсем рядом, в двух метрах, его невозможно ни увидеть, ни услышать…
В спину Корякову шибанул ветер, надавил с такой силой, что лейтенант едва устоял на ногах.
Над Коряковым грузно навис Лебеденко, запаренно дохнул в ухо:
– Куда дальше, товарищ лейтенант?
Коряков ткнул пальцем в темноту, в рябое мечущееся пространство, где находилась река:
– Туда!
1 января. Контрольно-следовая полоса. 1 час 20 мин. ночи
Удачливый Ли замерзал. Снег вокруг его тела уплотнился, словно бы корейца зарыли в могилу, сверху нахлобучили тугой холмик, потопали по макушке холмика сапогами, похлопали лопатами, запрессовали, – и ногу уже поднять нельзя, и рукой двинуть нельзя, – жадный, колдовской, очень ненасытный желудок некого ледяного чудовища продолжал всасывать тело попавшегося в ловушку человека в себя.
Ли слышал, как где-то рядом, совсем недалеко, что-то чавкало, сопело, раздраженно фыркало: это работал ненасытный желудок.
Дрожь проползла по его телу, обметала шею, ключицы, руки, внезапно возникшая боль сдавила виски. Ли сделал резкое движение, ударился лбом в снег, будто в стенку – хотел пробить ледяной кокон, образовавшийся вокруг его головы, но стенка эта действительно оказалась стенкой, прочной, кирпично-твердой. Ли почувствовал, как по лбу у него побежала теплая кровь, – крохотная, похожая на шелковистую нитку струйка… Удачливый Ли застонал вновь.
В следующий миг у него под ногами раздалось громкое ворчание, словно бы в колодце этом сидел зверь, что-то зашевелилось, и кореец вновь пополз вниз.
Он хотел закричать, но глотка у него словно бы запечаталась сама по себе, засел в ней комок – ни продохнуть, ни вытолкнуть его. Ли засипел испуганно, поперхнулся чем-то твердым и умолк.
1 января. Станция Гродеково. 1 час 25 мин. ночи
Пару-тройку раз в месяц Верникова обязательно приглашали на какое-нибудь торжественное собрание, в президиум, – посидеть там с важным видом, на народ поглядеть, себя народу показать – нужное это дело, и Верников ходил на подобные собрания очень охотно.
Во-первых, после них всегда бывает угощение, иногда очень даже знатное – с редкой на Дальнем Востоке рыбкой осетриной, с икрой и жареными «ножками Буша», щедро посеянными американцами по всей
