находился полный гарнитур ювелирных украшений, выполненный в едином стиле: серьги, колье, кольцо, браслет и даже диадема. Безупречные крупные рубины сияли в обрамлении золотого кружева. Украшения гармонировали с тёмными волосами и карими глазами Эстер.
Она была сначала смущена подобным даром и пыталась отказаться. Графу стоило немалого труда объяснить ей, что горный народ радуется любому поводу, когда может сделать кому-то приятное.
Но увы, гостям пора было собираться в обратный путь – кратковременный отпуск Дамиана заканчивался, и назавтра он должен был присутствовать в издательстве.
– У меня к вам небольшое дело, – обратился граф к Дамиану Ардену. – Скажите, вы могли бы сделать копию с картины?
– Вряд ли. Ведь я больше график, чем живописец. Приходилось копировать картины, но не скажу, что копии были хорошего качества. А что, у вас есть необходимость в художнике-копиисте?
Граф попросил гостя пройти в гостиную, и они остановились перед двумя портретами. Женщины, запечатлённые на них, были очень разными, но что-то неуловимое их роднило. Глория Вундерстайн – хрупкая, нежная, слегка задумчивая, и Севастиана Вундерстайн – полная жизненного огня, молодой энергии и радости.
– Смотрите, – сказал граф, – вот две мои самые любимые женщины: жена, которую я потерял в прошлом году (вы видели другой её портрет в нашем городском доме) и моя мама, погибшая вместе с моим отцом, когда мне было шесть лет.
– Я понимаю горечь ваших утрат, и сочувствую вам, – ответил Арден. – Я сам в детстве потерял родителей, ваше чувство утраты мне знакомо.
– Да. Но, к счастью, любое страдание со временем притупляется, становится тихой грустью и благодарным воспоминанием об усопшем. А жизнь идет дальше, и у живых на смену печальным событиям приходят радостные. Помните, в одном из псалмов говорится: «Вечер водворится плач, и заутра радость»? Есть разные толкования этого стиха. Но мне кажется, что здесь говорится о том, что когда над человеком сгущается вечерняя тьма, и сердце разбито горем, надо помнить, что ночь, не будет длиться вечно. Наступит утро нового дня и принесёт с собой радость обновлённой жизни. Но мы отвлеклись. Мне надо снять копию вот с этого портрета моей матери. Он вернулся ко мне совсем недавно.
И граф рассказал Дамиану историю обретения портрета.
– Я, разумеется, направил господину Фостеру письмо с выражением моей благодарности. Но моё сердце всё время смущает мысль, что старик лишился своего главного сокровища, своего утешения в одинокой жизни. В конце лета Поль с женой собираются на несколько дней съездить в Вальбург – у них там появились новые знакомые. Я хотел бы составить им компанию и лично навестить пожилого джентльмена. Было бы прекрасно привезти ему хорошую копию портрета, чтобы отчасти восполнить его утрату. Но я боюсь отдавать портрет для снятия копии в незнакомые руки. Даже думать страшусь, что с ним может что-нибудь случиться.
– Я вас понимаю, – ответил Арден. – У меня возникло некоторое соображение. Я потихоньку обзавожусь новыми связями, знакомлюсь с людьми. Недавно наше издательство выпускало буклет для выставки одного молодого, но очень талантливого художника. Я видел его работы, они обещают, что вскоре о живописце заговорят все. У него, по моему мнению, большое будущее. Я познакомился с ним, поскольку работал над его буклетом, потом побывал на его выставке, и у нас завязались дружеские отношения. Я был в его мастерской и видел там очень недурные копии картин, которые он сделал для кого-то на заказ. Мне кажется, на него вполне можно положиться. Если вы доверите мне картину, я смогу сейчас взять её с собой и, надеюсь, сумею обо всём договориться. Я напишу вам о результатах.
– Буду очень вам признателен. Послушайте, Арден, может быть, вы оставите Эстер погостить у нас? Ей будет полезен горный воздух. У нас она сможет хорошо отдохнуть. А вы приедете ко мне на день рождения в конце месяца и заберёте её.
– Благодарю. Но мы с Эстер решили никогда больше не расставаться даже на пару дней. Уже было в нашей жизни такое: я уехал на военные сборы на неделю, и наша разлука продлилась больше десяти лет. А если бы Эстер не встретила тогда вас, то мы бы вообще никогда больше не увидели друг друга.
– Я вас понимаюи не настаиваю, – сказал Рольф Вундерстайн. – Дайте только обещание, что приедете ко мне на день рождения.
– Обещаю, – ответил Дамиан.
В этот день случилось и ещё одно событие.
Микельс, улучив минутку, поговорил о чем-то наедине с господином Арденом.
Затем он появился перед графом с явным желанием что-то ему сказать.
– Я вас слушаю, Микельс.
– Ваше сиятельство, простите меня за эту необычную просьбу, но я хотел бы попросить у вас небольшой отпуск. Недели на две, если вы не возражаете. Мне надо съездить в столицу.
– Что-нибудь случилось, Микельс? Вы заболели? Я могу поехать с вами. Найдем лучших докторов, сделаем всё, чтобы поправить ваше здоровье.
– Ваше сиятельство, для своего возраста я вполне здоров. Просто у меня есть одно дело в Флизберге.
– Хорошо, пусть дело. Но, может быть, я или ещё кто-нибудь из членов вашей или моей семьи может вам помочь? Вы всегда можете на нас рассчитывать. А если вам хочется просто отдохнуть – я понимаю. Хотите, организуем вам самый лучший отдых?
– Ваше сиятельство, мне не нужен никакой отдых, потому, что я люблю мою работу, а от любимого дела устать невозможно. И помочь в этом деле тоже никто не может. Это должен сделать я сам. Я за все годы в первый раз прошу дать мне отпуск. Вместо меня останется Брун. Ему пора постепенно привыкать к той службе, для которой я его готовлю. Я уверен, он справится.
– Я не сомневаюсь, что ваш сын справится. Но я буду беспокоиться о вас. К моему дню рождения, я надеюсь, вы вернётесь?
– Я тронут, ваше сиятельство, вашей заботой обо мне. Разумеется, к вашему дню рождения я непременно вернусь, если на то будет воля Божья. Я приеду вместе с господами Арденами.
Больше ничего добиться от Микельса не удалось. Единственное, на что согласился дворецкий – это принять от графа чек на непредвиденные расходы. Микельс, поколебавшись, взял его, прибавив при этом, что если он обойдется своими средствами, то чек непременно вернёт. На том и порешили.
Когда Ардены, тепло попрощавшись со всеми, отбыли вместе с Микельсом и Тоби, в замке сразу стало тихо и как-то сиротливо. Отсутствие дворецкого ощущалось всеми.
Граф вызвал в кабинет Фанни.
– Вы не знаете, госпожа Микельс, что задумал ваш муж? Для чего ему понадобился этот отпуск?
– Честное слово, ваше сиятельство, не знаю, я сама удивляюсь. Спрашивала его – всё без толку. Сказал: «Если дело выгорит, узнаешь». Вы же знаете, Джон такой упрямый, если что в голову ему придёт, никто его
