– Хоть бы его предприятие не оказалось опасным, – задумчиво проговорил граф.
– Будем надеяться, ваше сиятельство. Он обещал мне писать. Сразу, как буду от него получать весточки, буду вам докладывать.
В этот момент явился Брун, непривычный в своей ливрее дворецкого, старающийся держаться как отец, но явно волнующийся и робеющий. Он доложил, что графа ждут участники раскопок.
145. Фотографии. Джим
– Не могу сама в это поверить, но, кажется, свою часть работы я уже сделала, – удовлетворённо произнесла Полина, откладывая кисточку. Перед ней лежала последняя, еще не высохшая иллюстрация к «Принцу Венциану». А рядом, на длинном столе были разложены по порядку все листы будущей книги: на одной стороне текст, набранный и отпечатанный жителями горы, а на обороте – рисунки Полины.
У них, кажется, всё получилось, хотя Полине, что и говорить, пришлось потрудиться: ведь с утра она ежедневно присутствовала на раскопках, а вечерами, не разгибая спины, работала над акварелями.
– Теперь дело за тобой, – сказала она мужу.
Да, Полю теперь предстояло сделать из отдельных листков настоящую книгу. Он сознавал свою ответственность: ведь если он что-то напортит, то отпечатать страницы можно заново – набранные печатные формы всех страниц имеются. А вот нарисовать новые иллюстрации Полина уже не успеет – до дня рождения осталось всего шесть дней. Поэтому надо было поторапливаться. В распоряжении Поля был прекрасный переплётный станок, изготовленный Рубом, Купром и Вундом. Сами они неизменно присутствовали при создании книги и следили за процессом с неослабевающим интересом.
«Могу поспорить на что угодно, теперь кроме музыки они начнут заниматься и книгопечатанием. Уверен, скоро в горе появятся типография и издательство!» – подумал Поль.
Ещё в Вальбурге они увидели очень красивый шёлк ярко-василькового цвета. Полина предложила обтянуть им переплёт. Они только никак не могли придумать, как написать на этом шёлке название книги так, чтобы это было красиво и не испортило бы обложки. Увидев их затруднения, Руб предложил изготовить буквы из тончайшего листового золота и затем приклеить их на обложку.
– Полина, я понимаю, ты устала, но нам надо до дня рождения провернуть ещё одно дело: надо, наконец, напечатать фотографии. Приедут гости, хочется показать им, да и всем, как мы отдыхали. И потом, капитан Монти, наверное, уже обижается на нас: уехали, обещали написать, прислать фотографии, и ни слуху, ни духу. Все плёнки я давно проявил, но ты просила снимки без тебя не печатать.
– Думаешь, я сама не хочу поскорее взглянуть, что там у нас получилось? Завтра раскопок нет, давай прямо с утра займёмся фотографиями. Надо только пригласить Руба с компанией – мы им обещали.
Новому поколению, получающему цветное фото, одним кликом на телефоне, никогда не понять того чувства, которое испытывали люди, занимавшиеся фотоделом в прошлом веке. Это было таинство, это было чудо. Вот отсняты и проявлены плёнки, приготовлены и налиты в кюветы растворы проявителя и фиксажа, запасена чистая вода для промывки, стоит наготове увеличитель. В лаборатории горит тусклый красный свет, который делает всё вокруг таинственным и непривычным. И вот, плёнка заправлена в фотоувеличитель, выбран нужный кадр, фотобумага вставлена в рамку. На несколько секунд фотоувеличитель включается (здесь важно точно определить, на сколько секунд его надо включить – это приходит с опытом). И вот он, волнующий кульминационный момент! Бумага осторожно (чтобы на поверхности не образовалось пузырьков воздуха) пинцетом погружается в кювету с растворителем. И, о чудо! На белой бумаге начинают проступать контуры, сначала бледные и неясные, но затем быстро обрастающие деталями. Изображение становится чёткими, и вот – перед нами фотография! Дальше идёт рутинная работа, которая нужна, чтобы снимок сохранился, когда окажется на свету. Его промывают чистой водой от проявителя, закрепляют изображение в фиксаже, снова промывают и сушат. И, наконец, перед нами фотография – пойманное мгновение бытия.
Конечно, абсолютно правы будут те, которые скажут, что затраты времени и сил несопоставимы с результатом – получением всего-то-навсего чёрно-белых и не всегда качественных снимков. Бывает, что неправильно была выбрана выдержка, или диафрагма, или резкость, или рука фотографа дрогнула при нажатии затвора – и фотография не получилась или далека от идеала. Разве эти снимки идут хоть в какое-то сравнение с цветными, лишёнными всех недостатков современными фото, которые можно увидеть через мгновение после съёмки? И, всё-таки, ощущение чуда ушло.
Поль и Полина не раз занимались этим увлекательным делом, а вот для жителей горы процесс фотопечати оказался настоящим откровением. Поль давал им подробные разъяснения, и скоро они взяли на себя все вспомогательные процессы. Их не утомляла рутина, и они с энтузиазмом промывали и фиксировали снимки, а также прикатывали их валиком к глянцевателю для просушки.
И вот, довольные и счастливые фотолюбители показались из дверей фотолаборатории с целыми охапками снимков в руках.
Фотографии были разложены на столах для окончательной просушки, и все столпились вокруг, желая побыстрее увидеть, что получилось. Были и вопросы, и смех, и восторг. Море, дельфины, чайки, «Альбатрос», скользящий по волнам, Поль за штурвалом, члены команды во главе с капитаном Монти, необитаемый остров, песочный замок, Поль и Полина в цветочных венках у источника, бунгало на высоких столбиках, Полина, кричащая и машущая руками на берегу… На этих фотографиях запечатлелись мгновения, пойманные и остановленные на листках фотобумаги.
Разглядывая портрет Гедеона Монти, Поль вдруг хлопнул себя по лбу:
– Как же я забыл! И ты, Полина не напомнила! Папа, скажи, тебе что-нибудь говорит такое имя: Джозеф Монтэ?
– Джим, – утвердительно произнёс Рольф Вундерстайн.
– Джим? – удивился Поль
– Ну да, Джим. Я учился с этим мальчиком. Он имел обыкновение подписывать свои тетради и книги инициалами Джи и Эм. Так и пошло – Джим. А откуда вы про него знаете? Я тебе, Поль, по-моему, ничего про него не рассказывал.
И Поль поведал о том, что они узнали от капитана Монти.
– Как же, всё-таки тесен мир! – сказал граф. – Никогда не думал, что услышу когда-нибудь это имя. А ты сказал капитану, что я тоже в те же годы учился в лицее и жил в пансионе?
– Нет. Мы же там были под фамилией Морган. И потом, я не знал, захочешь ли ты, чтобы посторонние знали подробности твоего детства.
– Да, ты прав. И всё же я был бы не прочь повидаться с Джозефом, да-да, теперь Джузеппе. Вспомнили бы наши лицейские годы. Разумеется, если он будет не против. Джим был одним из пяти пансионеров в нашем лицее. Говорил он с акцентом. На вопросы отвечал кратко и неохотно, поэтому и не нравился некоторым ученикам. Но, поскольку я и сам не был склонен к откровенностям, меня такая неразговорчивость Джима не обижала. Я считал, да и сейчас считаю, что каждый человек имеет право
