Парень глядел на него зло. Белобородько попробовал напрячь свою идеальную память, но от страха она отрубилась:
- Т-ты к-кто?
- Забыл, как год назад ехали? В картишки сели поиграть, а ты меня развёл, как лоха последнего! Что, встретились, катала грёбаный?!
Степан Васильевич захотел возразить, но не смог. В голове была пустота. Кажется, был кто-то похожий прошлым летом… на скольких же он тогда нагрелся? Наконец черепная коробка Белобородько наполнилась тоскливой мыслью: "Хорошо, если на небольшую сумму…"
Парень уверенно расстегнул пуговки на кармашках Степана Васильевича и деловито их обшмонал, зная, что не встретит сопротивления.
- У, бабла нагрёб, бобёр старый! - процедил он. - Я тебя в ментовку сдавать не буду, а просто нож воткну, хочешь?
- Не надо, - проблеял Степан Васильевич. Голос предательски пустил петуха. - Может разойдёмся как-нибудь?
- Тогда вали с глаз долой. Ещё тебя в поезде увижу… - Макс, завершив изъятие незаконно накопленных средств, сделал лицо ещё более угрожающим. - …поставлю на перо! Усёк?
Белобородько мелко и часто закивал. Теперь он был готов выполнить практически любые требования победившей стороны. Но парень, забрав деньги и колоду карт, ушёл в вагон, на прощание обернувшись и пронзив Белобородько столь свирепым взглядом, что колени Степана Васильевича дали полную слабину, и он упёрся носом в металлическую стенку тамбура.
Немного оправившись от пережитого и подкрепив силы в вагоне-ресторане, для чего пришлось потратиться из секретной заначки под стелькой, Белобородько в весьма расстроенном состоянии сошёл на первой же станции, проклиная злую судьбину. "Плохо человеку, когда он один, - вспомнил Степан Васильевич заученные в детстве стихи Маяковского. - Трудно одному, один не воин. Каждый сильный ему господин и даже слабые, если двое… Надо на пару с кем-нибудь работать, как все нормальные исполнители, а то будут драконить все, кому не лень. В общем, единица - кому она нужна?" В стихах ещё было что-то про комариный писк, как раз кстати: на платформе наглый кровососущий насекомый сел на кончик носа Степана Васильевича. Белобородько, яростно скребя нос, купил билет до Москвы, чтобы в пути потрогать за жирное вымя командированных в столицу. Он не сильно расстроился из-за произошедшего. В школе жизни тоже существовали свои экзамены, зачёты и контрольные, иногда оставлявшие учащегося с длинными "хвостами" больших долгов, а то и вовсе вышибавшие за неуспеваемость на тот свет. Последнего, как считал сам Степан Васильевич, удалось счастливо избежать. Он заблуждался, думая, что встречал и выкатывал этого парня раньше. Макс был гидом по стране заблуждений. В этом поезде верить нельзя было решительно никому.
* * *
- Ну как? - спросила Майя, поджидавшая напротив своего купе у окошка.
- Собрал плоды просвещения, - похвастался Макс и хлопнул по карману, в котором лежали баксы и колода карт. - Я же говорю, что навыки нужно совершенствовать. На сей раз обошёлся даже без удостоверения сотрудника уголовного розыска.
В туалете он пересчитал навар. Старик наигрался на сто двадцать долларов, да "ботаник" Володя поделился командировочными в рублях примерно на ту же сумму.
- Подобрали мелочь по ходу дела, - гордо, но негромко, чтобы не слышали соседи, сказал Макс. - Чего только не валяется под ногами в самом обыкновенном поезде? Только успевай нагибаться и поднимать.
Майя не ответила. Ветер из приоткрытого окна взбивал волосы и заставлял щуриться. Макс вздохнул, наклонился к лицу девушки, скромно поцеловал её в щёчку и подытожил тихонько:
- Я не Билл Гейтс. Это ему нельзя останавливаться и нагибаться за каждой брошенной сотенной, потому что за те две секунды он заработает гораздо больше. А я не так богат, нам и стольник баков пригодится, - после ресторана и внезапного казачьего стоса он сделался излишне многословен и сентиментален.
От пива Майю тоже развезло. Она решила ненадолго прилечь, но вместо этого быстро уснула сном человека, незнакомого с угрызениями совести. Макс зевнул и примостился на свою полку. Он вырубился, а когда открыл глаза, за окном уже почти ничего не мелькало. Поезд мчался сквозь дивную летнюю ночь, и лишь редкие светлячки-фонари да огни машин на шоссе в отдалении нарушали мрак Средней полосы России. В купе тускло горел одинокий ночник. Старичок-генерал шелестел газетой.
"Ещё сутки ехать! - Макс посмотрел на часы. - Надо отсыпаться с запасом. Следующая ночь будет долгой."
Он поступил как Штирлиц. Приказал себе заснуть и - о, чудо! - заснул.
***
Поезд плавно дёрнулся и остановился. Макс открыл глаза. Майя ещё спала, сложив ладошки и подсунув под щёку. Попутчики тоже дрыхли. Он спрыгнул со своей полки, повиснув на руках, прямо в кеды. Нацепил их, не зашнуровывая, а только положив шнурки под стопы, и вышел в коридор.
За бортом состава жизнь уже кипела вовсю: по перрону сновали путейцы в ярких жилетах кислотной расцветки, тётки продавали с рук какую-то снедь и бутылки пива, а высыпавшие из состава пассажиры выстроились к ним в очередь. Макс, направляясь к выходу, спросил у заспанной проводницы:
- Что за станция такая, Дибуны или Ямская? Стоим долго-то?
Творчества Маршака молдаванская проводница явно не помнила или вообще не знала, а может быть просто не сообразила. Она выкатила круглые бараньи глаза, испуганно улыбнулась и прощебетала:
- Стоянка восемь минут.
"Вот дурочка! А какая очаровательная," - лениво подумал Макс.
Он спрыгнул на перрон и прошёлся вдоль состава, принимая парад продавщиц. Тётки развели торговлю пирожками, копчёной рыбой и домоваренной картошечкой, заботливо почищенной, уложенной порциями в пакетики, щедро посыпанной зеленью и сдобренной подсолнечным маслом. Полиэтилен лоснился и так аппетитно облегал круглые картофельные бока, что сразу становилось ясно, насколько в пакетике всё тёплое и вкусное. Времени уже оставалось немного и Макс направился прямо к продавщице.
Очередь взволновалась, но взроптать не успела.
- Вы что, не видите, я только что подошёл! - категоричным, не терпящим возражения тоном оборвал их потуги Макс и протянул деньги. - Две порции дайте, пожалуйста.
Покинув толчею, держа пакетики за узлы, картошечка была добротно горячей, Макс бросил взгляд на окна вагона, где ехали "ботаники". Там вообще никакого движения не наблюдалось. "Одупляются после вчерашнего, - подумал Макс. - Ох, нелегко им сегодня придётся!"
Сквозь сон Майя лёгким движением головы отказалась завтракать так рано, и ароматную бульбу Макс с превеликим удовольствием уплёл в одно жало. Тем более что с вечера оставалась нетронутая баклажка пивка, под которое картошечка с зеленью мило и непринуждённо улеглась в желудке. Врач-афганец из вежливости согласился разделить стаканчик пиваса, но от картошки и бутербродов также отказался. Старичок-генерал мирно дремал, накрыв лицо простынёй.
