простой, неказистый слиток черного железа.
Что-то подсказало ему: сему отроку не нужен клинок вычурный и помпезный. Ему нужен… инструмент. Полоса металла, которая будет исполнять свою функцию. Внешний вид не важен – был бы остер, да прочен, да сидел удобно в руке.
А также, как любое титаново оружие, оно должно масштабироваться. Менять размер вместе с хозяином. Сполна овладевшие титановой силой увеличиваются вместе со всем, что держат и носят, но у титанов молодых бывают конфузы, когда сам титан вырос, а одежда осыпалась клочьями, а меч стал крохотным ножичком.
К тому же Энзирис еще и быстро взрослел. В десять лет он выглядел двадцатилетним, в двадцать – сорокалетним. Это тоже беспокоило других титанов, и в конце концов Агапет, Метерон и Экольген поговорили с Мастирой, и призналась та, что отец ребенка – Космодан Громовержец, владыка Сальвана.
Титаны не осудили ее за это и не стали хуже относиться к Энзирису. И все же на Алмазный Рай легла какая-то тень. Что-то неуловимо изменилось, и Энзирис это почувствовал. Если раньше некоторые, включая собственную бабушку, видели в нем того, кто вот-вот вызверится, то теперь он как будто стал не совсем титаном.
Но Энзирису к этому времени перевалило за тридцать, а выглядел он на все шестьдесят. То есть был хотя и еще мальчиком, хотя и уступал в росте и силе взрослым титанам, уже прекрасно мог за себя постоять. И ему не сиделось на острове, не терпелось уйти во внешний мир и начать там мериться силами со всеми подряд.
Он еще не обрел конкретного жребия, тот оставался чем-то смутным и неоформленным, но Энзирис уже чувствовал – его судьба не здесь. Здесь он не сможет себя реализовать.
Его не останавливали. Каждый титан волен распоряжаться своей жизнью и судьбой, как заблагорассудится. Как только ребенок подрастает достаточно, чтобы не нуждаться в опеке, он вправе покинуть Алмазный Рай и идти, куда вздумается. Большая часть первого поколения сами были детьми, когда оказались на этой планете – но титаны есть титаны, и даже совсем юные из них способны выжить там, где не выживает никто.
И в один прекрасный день Энзирис, которого сверстники уже прозвали Сильным, распрощался с сородичами и вступил в бурные океанские воды. Если не считать Ревеллону Корабельщицу, титаны не строят судов, а путешествуют по миру так, как путешествуют рыбы.
В те времена на Камне не было людей, не было и эльфов. Не было почти никого из основных нынешних народов. Были кобрины, были страбары, были циклопы… и были великаны, конечно же. Малигнитатис создал их в качестве войска, так что они должны быть сильны.
Земная жизнь Энзириса была не очень долгой… для титана. Она и не могла быть долгой – с его-то нравом и устремлениями. Он прожил четыреста лет, большая часть которых была заполнена сражениями. Стремительно взрослеющий юноша ни дня не сидел на месте, постоянно странствуя и постоянно ища себе сильных соперников.
Он запомнил слова Катимбера, что сражаться нужно за что-то или против чего-то, и вначале посвятил себя ратным подвигам, а не бесчестной резне. Со своим бесхитростным железным мечом он ввязывался во все войны, которые находил, везде вставая на сторону правого… того, кого считал правым Энзирис. Титан по крови, титан и по духу, он честно следовал титановой правде, и не стыдясь смотрел в глаза своему отражению.
Очень быстро ему стало мало самому участвовать в драках. Он стал изучать военное ремесло, тактику и стратегию. Очень быстро он прославился не только как великий боец, но и как кондотьер, наемный полководец. Там, где был он, обычно была и победа, а если и поражение – то поражение не разгромное, с малыми потерями.
Он участвовал в войнах кобринов и арахнидов. Во время Мирового Катаклизма арахниды, когда-то бывшие одним из сильнейших народов, сильно сократились в численности. А постоянные войны с кобринами окончательно уничтожили Царство Пауков, и ко времени рождения Энзириса от них остались сущие крохи.
Однако кобрины желали стереть с лица Камня и эти крохи, безжалостно выжигали паутинные города-гнездовья – и Энзирис встал на сторону слабых.
Он участвовал в великой войне морградантов. Эти сверхколоссы, рядом с которыми великаны кажутся пигмеями, после Мирового Катаклизма удивительно размножились, и повсюду маячили их громадные фигуры. Кое-где морградантам уже не хватало места, не хватало еды – и они сражались друг с другом насмерть за банальное выживание.
Энзирис перед ними был насекомым. Но он был титаном с удивительно драчливым жребием – и он убил столько морградантов, что не перечесть. Словно злобный жучок, он взлетал по колоссальной туше, и меч работы Макроденита перерезал артерии, вонзался в виски. Энзирис даже не масштабировался – для него было вызовом побеждать противников настолько крупнее себя.
И в войнах великанов Энзирис тоже участвовал. С циклопами, с драконами и друг с другом. Мировой Катаклизм лишил великанов Малигнитатиса, их земного бога, и перевернул вверх ногами все прежние устои. Одни из них по-прежнему процветали под водительством своих древних царей – Хиротароса, Дормадоса и Таштарагиса, - в крови других же взбурлил Хаос, и воистину они стали Всерушителями.
Энзирис побеждал и Всерушителей. Не только великанов. Он сражался с Пауками-Осьминогами, Великими Змеями и Гороподобными. Он встретился с Артангазом, последним из первородных Черных Пожирателей, и тот откусил Энзирису руку. Пытался сожрать целиком, но молодой титан оказался крепким орешком.
А рука потом отросла.
Иногда Энзирис убивал тех, кого побеждал. Иногда нет. Он обожал азарт битвы, любил вид текущей крови, но его интересовал процесс, а не результат. Когда бой заканчивался, он терял интерес к противнику. Неважно, победил ли он или проиграл… да, иногда Энзирис и проигрывал. Особенно поначалу, когда был еще молод и не настолько уж силен. На Камне хватало тех, кто был ему не по зубам, а Энзирис не колеблясь, ввязывался в схватки со всеми, кого встречал.
Одни называли его бесстрашным героем. Другие – бесстрашным дураком. Неважно, был ли это удивительной мощи воинский дух или тот сорт глупости, при котором бояться попросту не умеешь… в слове «бесстрашный» сходились все. Энзирис не боялся гибели, не боялся ран, не боялся он и поражений – их он принимал спокойно и с почтением кланялся своему
