съела в Чудо-Саду какой-то странный цветок – не он ли зародил в ее чреве будущего бога войны?
- Чепуха! – рубанул ладонью Космодан. – Все было не так! Просто в тот день у меня так болела голова от твоего ворчания, что я попросил Экезиэля ее разрубить! И воплощением моей головной боли оттуда вышел Энзирис – уже в полном доспехе!
- Вот ты смеешься, муж мой, а смертные ведь так и запишут, - покачала головой Солара.
- Ну и что? – пожал плечами Космодан. – О ком из нас не ходят подобные легенды?
Энзирис усмехнулся. Да, о его происхождении быстро сформировались странные мифы. В одном из миров утверждали, что он вышел из чрева матери с щитом и топором, первым делом убив четыреста своих братьев и сестер, а их головы потом забросив в небо, где те стали звездами. В другом он сам себя зачал и сам же себя родил, а когда придет роковой час – сам себя и убьет, после чего будет уничтожен весь мир.
Находясь в Сальване, Энзирис продолжал присутствовать во всех войнах, что полыхали в его области влияния, и равно как сам он слышал стук сердец паствы, так и до них доносились отголоски его мыслей, а с ними – воспоминаний. Отдельные эпизоды из его насыщенной жизни трансформировались, прошли через восприятие смертных и исказились самым причудливым образом, став когда романтичными, когда трагичными, а когда и кошмарными сказками.
С Лилейной у Энзириса кое-что закрутилось, но ничего серьезного. Это уже потом молва их соединила, сделала возлюбленными, а то и супругами, но в реальности они просто иногда… тесно общались. Бог войны и богиня любви, доблестный полководец и томная красавица – конечно, их аспекты хорошо друг друга дополняли. Однако никакой романтикой там даже не пахло – ни Лилейна, ни Энзирис не были созданы для моногамии. Энзирис, кажется, вообще не умел любить и просто брал лучшее, Лилейна же щедро дарила свои чувства направо и налево.
Могущество Энзириса росло очень быстро. Будучи своего рода наследником Кневита, он сразу получил обилие верующих в самых разных мирах. Его образ очень легко заместил предыдущий, религиозные каноны и мифы успешно скорректировались, а большинство смертных даже не узнали, что поклоняются уже другому богу. Скоро Энзирис стал отзываться и на Кневита, да и сам дух предшественника отчасти поселился в его голове.
Могущество Энзириса росло даже чересчур быстро. Такие молниеносные успехи вскружили ему голову, и он возгордился. Он провел в Сальване чуть больше полувека – а уже считал себя одним из лидеров Двадцати Трех, уже на равных говорил с теми, кто создавал и оформлял этот мир, кто властвовал в нем тысячелетиями.
Не всем это было по душе. Иные сальванцы превосходили возрастом и самого Космодана, а уж его дерзкий сын казался им зеленым мальчишкой. И то, что этот зеленый мальчишка ни во что не ставит богов гораздо старше и опытнее себя, кое-кого раздражало.
Никто, разумеется, не пытался как-то его осаживать. Юные боги часто излишне уверены в себе, да и Сальван – не клуб по интересам. У всех были свои заботы, и пока Энзирис не мешал остальным, никому не было дела до его амбиций.
Ну разве что Космодану. Он считал себя ответственным за все происходящее в пантеоне и по-отечески наставлял Энзириса, когда тому случалось зарваться.
- …Ты слишком потворствуешь смертным в их разрушительных желаниях! – гневно говорил Космодан. – В Кинжааре из-за тебя не сумели остановиться и почти уничтожили друг друга! Ты видел, что осталось от их цивилизации?!
- Они сделали это сами, отец, - насмешливо ответил Энзирис. – Это был их выбор и их воля. Смертные вправе уничтожать друг друга, если им того хочется. Они взывали ко мне, просили дать им сил, послать им победу…
- И ты, конечно, охотно помогал обеим сторонам!
- У меня нет любимчиков, отец! – нахмурился бог войны. – На поле боя нет правых и виноватых – есть сильные и слабые! Побеждают сильные – и сильным я дарую победу! А в Кинжааре сильными были все!
- Ты говоришь, что они сделали это сами… но не ты ли направо и налево раздавал благословения? Не ты ли общался с их жрецами? Не ты ли приходил во снах к царю Эльфегмесу и озаренному военачальнику Дзаксагу?!
- Паства взывает – я прихожу, - отрезал Энзирис. – Если бы они молились о ниспослании хорошего урожая и пытались угодить чем-то, кроме поединков или резни, я бы, конечно, отвернулся от них. Но они пролили для меня столько крови!.. тысячи погибли в пламени!.. еще тысячи были зарезаны, как скотина!.. а уж сколькие погибли действительно славно и попали в Оргримус!.. разве я могу игнорировать подобное? Конечно, я их благословлял. Спроси моих эйнхериев, довольны ли они своей участью!
- Ты отбираешь в эйнхерии таких же, как ты сам. Конечно, они всем довольны. Но если ты падешь во Тьму, они последуют за тобой и обратятся в драугов! Паства не может быть твоим критиком! Ты – их бог! Их высший авторитет! И вместо того, чтобы войной дать толчок их развитию или уничтожить прогнившее общество, ты просто потворствовал взаимному истреблению!
- Если ты пытаешься вызвать во мне жалость, то должен тебе напомнить, что я зовусь Жестокосердным. Война неумолима.
- Хорошо, может, жалости ты и не испытываешь. Но у пантеона были планы на эту цивилизацию. Она должна была стать ведущей на следующую тысячу лет.
- Знаешь, почему? – осклабился Энзирис. – Потому что в остальных поклоняются не сальванцам. Там другие пантеоны. И у них тоже есть свои планы.
- Ах, как ты умен! – начал сердиться Космодан. – Как умен и прозорлив! Действительно, и на смертных нам плевать, и свои интересы побоку!.. Давайте тут сидеть и пальцами на губе играть!..
- Отец, ты сердишься, - ухмыльнулся Энзирис. – Значит, ты не прав.
Он следил за Космоданом жадно, с затаенной надеждой. Энзирису хотелось вывести его из себя. Получить повод схлестнуться.
Но он не хотел нападать первым. Будучи богом войны, Энзирис лучше всех знал, что нападающий
