великий уравнитель.
Поначалу Энзирис был в упоении. Однако он очень быстро осознал, что теперь его личное участие в битвах похоже на какую-то игру, в которой невозможно проиграть. Ему и в бытность титаном нелегко было находить достойных противников – а у бога их не оказалось совсем.
Рубить направо и налево смертных?.. Это не сражение, это избиение. Энзирис не получал радости от убийств как таковых. Без риска сражения утратили остроту, стали пресными.
Он все равно наслаждался, находясь в самом пекле и наблюдая войну вокруг себя. Мир бурлил, мир клокотал – и мир жил. Но всего за пару десятилетий такого бытия оно приелось Энзирису – и он стал искать того, с кем можно сразиться, не чувствуя себя великаном, пинающим карлика.
Именно эти поиски и привели Энзириса на божественную ассамблею.
Началось с того, что он встретил другого бога. В очередном мире закончилась очередная битва, и Энзирис удовлетворенно разглядывал ее итоги. Особенно ему понравился воитель Аа’Дзин’Ии, и он решил благословить его на судьбу, полную войн и сражений.
Не побед в них, нет.
- Теперь я понимаю, почему тебя прозвали Жестокосердным, - раздался негромкий глас. – За что ты его проклинаешь? Парень просто хочет вернуться к семье.
- Его семьи нет, - ответил Энзирис. – Он этого не знает, но от его родной деревни осталось только пепелище. Теперь он либо сгинет в безвестности, оплакивая семью, либо вступит на тропу ненависти и мщения. Последнее больше порадует меня, потому что он либо умрет внутри, узнав о судьбе родных, либо продолжит жить в агонии и ярости.
Бог войны повернулся к голосу. Стоящий перед ним скрестил руки на груди, окинул Энзириса пытливым взором и молвил:
- Почему тебя прозвали Кроваво-Красным, я теперь тоже понимаю.
Энзирис рассмеялся. Да, он весь перемазался в крови. Поле битвы стало его плащом, и трупы были в нем вместо подбоя, и воронье кружило лавровым венком. Тысячи пали сегодня, и каждого убил Энзирис, и он же в каждом погиб.
- Слухи о тебе разошлись широко, Энзирис, - произнес другой бог. – Я давно хотел на тебя посмотреть.
- А я все гадал, когда ты меня отыщешь, - усмехнулся Энзирис. – Ты же Космодан, верно? Сальванский бог пространства?
- Истинно так. Я представляю здесь Двадцать Одного Сальвана. Нас было Двадцать Два, но гибель Кневита пробила брешь в нашем единстве. Ты получил его ба-хионь, и мы предлагаем тебе…
- Войти в сальванский пантеон? – еще шире усмехнулся Энзирис. – Отчего бы и нет? С радостью, отец.
- С этим ты слишком спешишь, - невольно улыбнулся Космодан. – Наш пантеон не так уж переплетен семейственностью. Возможно, мы и закрепим тебя усыновлением, но всяко уж не со мной. У нас с Соларой пока нет детей…
- Боюсь, для этого слишком поздно, отец, - надавил на последнее слово Энзирис. – Ты помнишь титаниду Мастиру?
Одно мгновение Космодан оставался в недоумении – а потом словно вспыхнула молния. Улыбка с его лица спала, в глазах мелькнули… смешанные чувства.
- Вот как… - медленно произнес он. – Хорошо… Давай пообщаемся.
Несколько времени они шагали по полю незримыми и обменивались мыслями. Космодан из вежливости спросил, как там Мастира. Энзирис из вежливости ответил, что скорее всего нормально, поскольку у нее спокойный жребий.
Космодан посетовал, что совершенно не знал о том, что у него на Камне родился сын. Энзирис посетовал, что совершенно не знал своего отца, но заверил, что нисколечко от того не страдал.
Космодан спросил, как прошли детство и юность Энзириса. Тот заверил, что просто прекрасно, и в свою очередь спросил, как дела в Сальване, как поживает жена Космодана.
- Кстати об этом… - перешел наконец к делу тот. – Я постараюсь убедить Солару наречь тебя нашим сыном. Своим нареку, даже если она откажет. Но давай не упоминать при ней твою прекрасную мать… кстати, она обо мне вспоминала?
- Ни разу, - пожал плечами Энзирис.
Космодан представил названого сына своему пантеону на божественной ассамблее. Грандиозном мероприятии, на котором собрались представители четырнадцати Светлых миров и трех Темных, а также полсотни богов-одиночек и несколько особых сущностей небожественного толка.
Боги и другие мировые владыки периодически сходятся на такие ассамблеи, дабы обсудить политику сектора, межмировые пакты и условия взаимодействия, области присутствия и области влияния, взаимоотношения друг с другом и теми силами, которые не склонны к дипломатии. Именно на них особенно часто заключаются союзы и брачные договоры, провозглашаются побратимства и усыновления.
Принимающей стороной в этот раз был Сальван. В потрясающем бриллиантовом дворце Диамполиде сосредоточилась такая бездна силы, что даже Энзирис в кои-то веки ощутил легкий намек на робость. Две сотни богов и богинь вели светские беседы, обсуждали пустяковые вещи, смеялись над шутками размалеванного карлика и угощались закусками, что раздавал улыбчивый толстяк, но то была лишь зримая сторона происходящего.
Энзирис сразу же окунулся в средоточие сил мироздания. Смертному трудно было бы понять большинство уровней его взаимодействия с другими божествами. На тех же уровнях, которые понять все-таки можно, произошло следующее. Энзирис… увидел женщину.
Прекраснейшую из прекрасных. Ее локоны спускались на плечи переплетенными телами любовников. Ее кожу не смог бы описать ни один смертный поэт. Что они могут, смертные поэты? Алебастр!.. шелка!.. лунный свет!.. все не то. Ее кожа переливалась нежными прикосновениями, шелестела любовными письмами и ласкала теплым ложем. Очи были звездами, озаряющими встречу возлюбленных. При каждом ее вдохе где-то зажигались тысячи сердец… и чресл. А при каждом выдохе разбивались сердца и опустошались души.
Она совершенно не была похожа на Энзириса. Но именно поэтому ему сразу же захотелось ее завоевать.
- Я участвовал в тысячах сражений, но впервые меня ранили в самое сердце, - сказал Энзирис, поднимая чашу с нектаром. – Если я воплощаю войну, то ты определенно воплощаешь самую желанную награду в войне.
Прекрасная богиня улыбнулась той самой улыбкой, что обещает ту самую награду… если не совершишь фатальную ошибку. Ей тоже приглянулся молодой бог войны.
- О, ты
