— Да, матушка, непростая судьба нашей Снёлауг, — Сигурд задумчиво теребил косицу у виска, накручивая её на палец. — Я бы не сказал, что она чем-либо отличается от всех нас…
— Сын, ты её почти не знаешь, ты полжизни отдал странствиям по дороге китов. Она ничему не обучается, не участвует в жизни нашего дома, не интересуется историей рода! Сейчас нам надо рубить дрова, запасая их на зиму, засаливать мясо впрок и заполнять кладовые, но помощи от неё нет никакой. Она словно живёт в иных мирах, в то время как Адальбьёрг — моя надежда, моё утешение и помощница и я должна гордиться, что родила таких сына и дочь как вы!
— Что будет делать отец, когда вернётся? Какова будет его воля в отношении Снёла-уг?
— Ты же знаешь, какой он… Харальд быстро вспыхивает как огонь, затем так же быстро успокаивается и снова всё встаёт на свои прежние места.
Сигурд, почти не слушая привычных жалоб матери на вспыльчивый нрав отца, смотрел тем временем на Харальдхейм: освещённая факелами усадьба состояла из просторного жилого помещения, поделённого на отсеки, кухонного помещения, склада для кормов и хлева с амбаром, к которым примыкали сараи для лодок и корабля. В доме тем временем продолжалось веселье, однако, громкие голоса пирующих постепенно слабели, сменяясь храпом.
Он перевёл взгляд на мать и только теперь заметил, как она постарела и сдала. Выйдя вслед за ним во двор, Исгерд сразу же сгорбилась, с лица пропало надменное и холодное выражение жены ярла и прекрасной хозяйки, которая в отсутствие мужа сама вела счёт маркам серебра, товарам и припасам, хранящимся в доме, а также следила за разгрузкой кораблей, после чего заботилась о том, чтобы все гости Харальдхейма были накормлены и напоены.
— Ты думаешь, что она лишняя в доме? Она ведь часть нас! Просто её натура отлична от привычного для нас и в этом смысле в Снёлауг нет ничего дурного, — Сигурд помотал головой и пожал плечами. — Ты не хуже меня знаешь, что в нашем роду нет лишних и чужих нам людей, мать.
— Знаю. Её судьба уже предрешена и надо смириться с тем, что у меня такая дочь, однако, тревоги не оставляют меня, сын. Словно недоброе предчувствие владеет мной…
— Позови Нору, она разложит руны, мать, — Сигурд махнул рукой, мол, пустое, — устроишь пир, пригласишь её в Харальдхейм и пусть она предскажет всем нашим женщинам волю богов. Потом и будем думать, тревожиться и переживать.
Он приобнял мать, коснувшись подбородком её макушки, вдыхая запах домашнего очага и аромат душистого мыла, исходящего от волос Исгерд. Слова матери нисколько не задели его, и настроение Сигурда оставалось по-прежнему благодушным — он вернулся домой и пока все новости казались ему второстепенными и менее значимыми, чем его не-давнее длительное путешествие по морским просторам. Он вспоминал трудный переход через льды, настолько утомивший людей и его самого, что в одну ночь все члены команды спали крепким сном, а наутро мир льдов и снега остался далеко позади, и их драккар вынесло в открытое море. Сигурд вспомнил и озабоченное лицо Храфнхильда, который поднимал руку к небу, сжимая пальцами кристалл солнечного камня, сквозь который он рассматривал небо, поворачивая камень до появления наибольшей яркости. Найдя искомое направление по солнцу, кормчий вновь и вновь перепроверял нужное направление, чесал покрытый многодневной щетиной подбородок и непонимающе качал головой.
— Всё указывает на то, что мы сбились с курса, ярл, — сказал кормчий. — До сегодняшней ночи мы шли прямо по противоположному пути.
Сигурд вспомнил, как тогда привычно пожал плечами и ответил Храфнхильду:
— Но ведь солнечное светило находится с верной стороны?
Храфнхильд мрачно кивнул головой и ещё в течение дня Сигурд видел, как тот время от времени снова перепроверяет кристалл. Когда они наконец-то достигли скалистых испанских берегов, и добрались до Кордовы, где арабы десятками возводили новые мечети и бани, а в город стекались лучшие ремесленники, поэты и лекари, Сигурд не преминул упомянуть кормчему его панику среди льдов, на что Храфнхильд обиженно засопел и остаток вечера провёл в молчании, наслаждаясь прекраснейшим фруктовым вином, арабской музыкой и танцами.
— Я так и сделаю, сын, — донёсся до него голос Исгерд, которая устало вздохнула, коснувшись щекой его груди. — Ладно, пора ложиться спать.
Они вошли в погружённый в дремотную тишину дом, еле слышно ступая по застеленному тростником полу на утрамбованной земле. Вдоль стен, на длинных скамьях, доносился дружный храп людей Сигурда, которые спали, укрывшись шерстяными одеялами и звериными шкурами.
Мать уже ушла в свою комнату, отгороженной пологом из медвежьей шкуры, а он ещё долго лежал на скамье в общем зале, освещаемый висящим на двух цепях массивным светильником, наблюдая за тем, как дым очага медленно выползал сквозь отдушину в крыше…
Сёстры спали в другой комнате на большой кровати, у изголовья которой были резные головы зверей, отпугивающих злых духов. Чуть поодаль от кровати стояли сундуки с одеждой, постельными принадлежностями, драгоценностями и разноцветными тканями, привезёнными Сигурдом из путешествия.
Снёлауг, в отличие от старшей сестры, утомлённой каждодневными хлопотами, не спала, сбросив меха и сев на краю кровати, она обнимала одной рукой деревянный столб, покрытый резным орнаментом и невидящим взором смотрела на висевшие на стенах гобелены из шерсти. Сначала девочка прислушивалась к звукам, доносившимся из общего зала, где спал её брат и его дружина, а потом её внимание сосредоточилось на будущем.
Она мечтала о том, что будет жить среди других людей, в других странах и поселениях, куда увезёт её чужестранец, который непременно появится в здешних землях и заберёт её с собой. Висевший перед её глазами гобелен с кораблём, казалось, оживал в эти моменты и девушка, словно ныряя в него, оказывалась на корабле, плывущем в тёплые страны, где распускаются дивные цветы и круглый год сияет солнце, одаряя всех теплом и радостью. Солёные брызги волн осыпали пригоршнями её лицо, делая жёсткими её лёгкие пряди волос, развевающихся за её спиной. Она с восторгом и гордостью смотрела вперёд, ветер трепал её белое платье, золотые подвески звенели как весенние птичьи трели, а её талию обнимала рука того, кого она нарекла своим мужем.
В эти чудесные мгновения грёз Снёлауг ещё ни разу не задумывалась о реакции своей семьи, в первую очередь отца, как главы рода, коли уж она осмелится поступить вопреки его воле…
Кейптаун, ЮАР, ноябрь 2001 года
Кейптаун по праву назывался одним из самых красивых городов мира, располагаясь на берегу Атлантического океана у подножия величественной Столовой горы. Мягкий средиземноморский климат и своеобразная архитектура Викторианской эпохи, белые пес-чаные пляжи словно дарили второе дыхание, создавая ощущение невообразимого чувства грани цивилизаций на самом краю Африки…