— Что?.. Кейдана?.. Вы это серьезно?
— Абсолютно, — заверил я. — Я дал ему убежище в землях, что остались под моим контролем… это Гандерсгейм, чего вы никак не ожидали, верно?
Он качнул головой.
— Да, это было… неожиданно.
— И теперь, — сообщил я гордо, — мы помогаем его величеству всего лишь восстановить свои права. А он, подчеркиваю, именно он пылает гневом на людей, что предали законно избранную власть, а трон почему-то отдали вам.
Он выглядел все еще потрясенным, даже коню это передалось, нервно прядает ушами и беспокойно переступает с ноги на ногу.
— Предательства, — проговорил он наконец, — не было. Если бы я не взял власть, началась бы гражданская война. Кейдан, как король, себя дискредитировал. Вас не желают на троне, вы чужак. А из своих сразу трое-четверо претендентов, это начало кровавой распри.
— Знакомо, — ответил я, — но все же это не отменяет вторжения его величества с нашей помощью и жестокой кары всем, кто посмел. И кто осмелился, несмотря на. Кстати, герцог, если хотите продолжить переговоры, уж простите за недостаточно деликатные слова, но в интересах безопасности ваших людей я попросил бы вас оставить их там, где они находятся.
Он поинтересовался настороженно:
— А что случилось?
Я объяснил уклончиво:
— У нас все кипят справедливым негодованием на злодейский захват власти в Сен-Мари и дерзкое попрание моих прав. Да-да, это я ратую за восстановление Кейдана, а мои рыцари оскорблены жестоко за меня… За своего сюзерена в клочья порвут кого угодно. Они ж не понимают, что трон мы не возьмем себе, а вернем Кейдану!
— Молодые везде одинаковы, — сказал он со вздохом.
— В обиде за меня, — продолжил я, — начнут задирать ваших, пойдут дуэли, поединки. Должен предупредить, не хвастаясь, мои люди вернулись с войны, как вы знаете. Быстрой, жестокой и победоносной. Там они привыкли убивать и умеют это делать. Это не красивые турниры, где важнее красота приема.
Он потемнел лицом.
— Благодарю за предупреждение. Вы правы, своих оставлю подальше от лагеря.
— А я запрещу своим ездить к вашим, — сказал я. — Это не из человеколюбия, его во мне почему-то все меньше, просто не хочу множества мелких стычек вместо большой и кровавой широкомасштабной войны, что так радует сердце полководца, желающего называться великим!
Он посмотрел искоса на мое, надеюсь, глупое и самодовольное лицо дурака, что обожает воевать, захватывать города и совершать воинские подвиги.
— Спасибо, Ваше Величество, — произнес он сдержанно.
Я отмахнулся.
— Да пустяки! Надеюсь вскоре встретиться с вами на поле битвы!.. Как же люблю кровавый пир, когда столько вина, что течет ручьями и сливается в красные кипящие реки!.. Как обожаю зов боевых труб, лязг мечей по щитам и шлемам, ржание коней, воинственные крики и предсмертные хрипы умирающих!.. Ведь только в кровавых сражениях познается наше мужество, не так ли?
Он ответил нехотя, видя, что я жду подтверждения:
— Да, разумеется…
Я продекламировал гордо и патетически:
— О, да, мы из расы завоевателей древних, которым вечно скитаться, срываться с высоких башен, тонуть в седых океанах и буйною кровью своею поить ненасытных пьяниц — железо, сталь и свинец. Но все-таки песни слагают поэты на разных наречьях, И западных и восточных, но все-таки молят монахи В Мадриде и на Афоне, как свечи горя перед Богом, И все-таки женщины грезят — о нас, и только о нас.
Он увидел, что я замолчал и смотрю выжидающе, выдавил вынужденную улыбку.
— Да-да, очень даже… Ярко, в общем. Чувствуется, бард сам участвовал в боях.
— Еще каких, — подтвердил я. — Жаль, погиб молодым. А то еще сколько жестоких битв воспел бы и какие кровавые реки прославил!.. Вы уже торопитесь, ваша светлость?
Он кивнул, подобрал повод.
— Да, нужно, как вы правильно сказали, отвести свиту от вашего лагеря. Нам ни к чему разбирать возникающие дуэли.
— Могу предложить пару шатров, — сказал я любезно.
Он взглянул на небо.
— Дождя вроде бы не будет.
— Тогда жду вас, — сказал я любезно. — Как только устроите своих, мы можем продолжить.
— Кстати, — спросил он, — Кейдан в лагере?
Я ответил напыщенно:
— Его величество король Кейдан сейчас плывет сюда из Гандерсгейма на самой крупной каравелле. Он в полной безопасности и возглавит успешный без всякого сомнения поход на Геннегау.
Его лицо чуть дернулось, но лишь учтиво склонил голову.
— Ваше Величество…
— Ваша светлость, — ответил я так же церемонно.
Он повернул коня и послал его неторопливо рысью обратно к ожидающим его рыцарям. Я перевел дыхание, стараясь делать это незаметно, словно за мной кто-то наблюдает. Вроде бы удалось сыграть тупоголового дурака, который гордится ростом и силой и рвется в бой, зарабатывая восторг знатных и простых воинов. Это может заставить Вирланда пойти в уступках гораздо дальше, чем полагал до прибытия в наш лагерь.
А еще заодно удалось размежевать людей герцога и моих. Все равно кто-то да сболтнул бы, что у нас сил совсем не так много, как я брешу, честно и открыто глядя прямо в глаза.
Еще до прибытия Вирланда разведотряды Норберта начали шнырять по королевству, в свою очередь выпуская во все стороны стремительные конные разъезды. Норберт собирал отчеты и, объединив в общую картину, тут же докладывал мне.
Не знаю, каков Вирланд полководец, но в политике все же, надо признать, проявил себя с блеском. Суметь организовать и сплотить разновекторных лордов королевства в единую мощную силу непросто. Даже не знаю, как удалось, чем пугал и чем соблазнял, но вынужден согласиться, что армии стальграфа Мансфельда и рейнграфа Мандершайда выглядят песчинками в сравнении с теми силами, что выставил Вирланд.
Слухи, что он сам не очень-то и хотел на трон, а это лорды заставили, полагаю, распространяет он сам и его свита. Так к нему больше симпатий, как к великому и заслуженному, что устал от ратных дел и ушел на покой к семье, но вот народ Сен-Мари воззвал к нему, к спасителю, и он пришел спасать, ибо он лучший.
— Что ж, — пробормотал я, — потягаемся и с лучшим… Только придумаем, как подступиться. Сэр Норберт, что там в лагере Вирланда?
Он доложил с удовольствием:
— Для Вирланда поставили шатер. Это значит…
— …рассчитывает на долгие переговоры, — закончил я. — То есть намерен добиться каких-то результатов. Просто так уйти с пустыми руками не хочет.
— Время работает на Ваше Величество, — сказал он довольно. — Ордоньес спешно грузит войска на борт…
