— Ты прав, — смущенно признался Пьер. — Я болтаю, как попугай. Буду теперь держать язык за зубами. Полный вперед…
Фрике снова принялся за чтение.
— «…Если все будет так продолжаться, нас с Пьером наверняка ждут невероятные приключения, как в те далекие времена, когда мы с вами познакомились. Судите сами. Мы покинули Суматру и отправились в Макао за китайскими кули для нашей колонии, можно сказать, за неграми с желтой кожей (помнится, я уже писал вам об этом в Париж перед самым отъездом). Все шло как нельзя лучше, но один негодяй, американец, капитан корабля, на борту которого находились наши китайцы, решил присвоить их себе. Он без зазрения совести сажает нас под арест и морит голодом, надеясь заставить таким образом переписать трудовые соглашения с кули на его имя.
Я так и вижу, как, читая эти строки, вы возмущенно дергаете себя за ус, постукиваете кулаком по столу и говорите, поглаживая саблю: «Черт побери, этого бы не случилось, будь я с ними!» Но уверяю, все произошло бы точно так же! Впрочем, это пустяки… Не стану подробно описывать наши приключения, скажу лишь, что вскоре корабль потерпел крушение, но нам удалось спастись.
Остров, на котором мы оказались в результате кораблекрушения, был, к сожалению, населен людоедами, и наши триста кули угодили к ним в руки. Чудом оставшись в живых, мы, захватив пирогу островитян, добрались до берегов Новой Гвинеи. Жители этого большого острова не меньше наших старых врагов, канаков Новой Каледонии, любят лакомиться человеческим мясом. Чего только не перевидели мы за время этого вынужденного путешествия; приходилось жить в домах, построенных на сваях посреди воды, спать в доме, украшенном гирляндами человеческих черепов, готовить саговые лепешки, охотиться на райских птиц. Однажды мы чуть было не погибли, но, просидев в осаде почти неделю, унесли все же ноги благодаря одному происшествию, о котором расскажу как-нибудь в другой раз, ибо мне не терпится перейти к описанию потрясающих событий, касающихся и вас и странным образом завершающих наши приключения, несмотря на то, что сейчас вы по-прежнему, во всяком случае мне хотелось бы этому верить, находитесь в своем кабинете на улице Лафайет.
Итак, после всех злоключений, распрощавшись с нашими новыми друзьями — Узинаком и его племенем, мы взяли курс на Торресов пролив. У нас было достаточно провизии… Постойте! Я забыл вам сказать, что на острове Вудлэк нам удалось спасти одного китайчонка, которому людоеды собирались перерезать горло. Он — славный паренек, и, думаю, мой чернокожий приемный сын будет очень рад познакомиться с ним.
Но продолжим повествование. Путешествие, казалось, должно было закончиться благополучно. Первые четыре дня прошли спокойно благодаря тому, что Пьер из предосторожности предпочитал плыть только днем. Пятый день подходил к концу, когда вдруг море начало штормить. Мы находились в открытом море. Пристать к берегу было невозможно. Мы убрали мачту и прикрепили парус, так чтобы он покрыл всю лодку и туда не смогла бы проникнуть вода; теперь наша пирога стала походить на эскимосский каяк[151]. Затем мы проделали три отверстия, чтобы иметь возможность высунуться до пояса, и стали ждать приближения бури.
Да, черт подери, ждать пришлось недолго. Резкий ветер, дувший уже с полчаса, превратился в настоящий ураган. Небо почернело, загремел гром, засверкали молнии. Наша утлая лодчонка под порывами ветра помчалась со скоростью курьерского поезда, как пробка, держась на плаву. Благодаря предпринятым мерам предосторожности, волны и ветер не представляли для нас особой опасности, наскочить на риф было куда страшнее. Можно только удивляться, что пирогу не разнесло в щепки.
Ураган бушевал двое суток. В течение этих бесконечных дней дождь, ветер, гром, град не утихали. Нас мучила жажда, которую удавалось на короткое время обманывать с помощью раскисших в воде саговых лепешек. Пирогу болтало из стороны в сторону с неимоверной силой; смею вас заверить, ваш бедный желудок, страдающий морской болезнью, не выдержал бы подобного испытания — его бы выворачивало наизнанку раз пятьдесят за час.
Само собой разумеется, мы были совершенно разбиты и измучены, волны то и дело накрывали нас с головой. Но всему приходит конец в этом мире, даже страданиям. На черном небе появились просветы, молнии сверкали теперь не так часто, раскаты грома звучали все тише и тише, ветер стал понемногу стихать. На небе появились звезды, но понять, где мы находимся, было нелегко. Сквозь порывы ветра до меня донесся голос Пьера:
— Моряк, впереди огонь!
Тут пирога, словно стрела, взвилась вверх, и я увидел не один, а более десятка огней на горизонте. Да, черт побери, берег был совсем близко, но нас сносило ветром и течением, на спасение рассчитывать не приходилось. Признаюсь, на лбу у меня выступила испарина, сердце учащенно забилось. Я оглянулся на Пьера, сидевшего позади меня.
— Что ты там делаешь? — крикнул я.
— Пытаюсь с помощью кормового весла изменить курс.
Напрасный труд. Раздался сухой треск. Весло сломалось пополам. Еще несколько минут или секунд — и мы налетим на скалы. И действительно, я услышал, как волны глухо разбиваются о рифы. Нас подхватила огромная волна. На мгновение пирога замерла на вершине гребня и тут же стала падать в разверзнутую бездну. Я почувствовал страшный толчок и потерял сознание… Видите ли, мой старый друг, можно быть крепким парнем, прошедшим, как говорится, огонь и воду, но бывают минуты, когда ты падаешь в обморок, как восьмилетняя девочка, у которой удаляют зуб.
По логике вещей мы должны были разбиться в лепешку. Но наша звезда еще не закатилась. Буря, выбросившая нас на берег, позаботилась о том, чтобы подготовить нам мягкое ложе из морских водорослей, вырванных со дна океана, что значительно смягчило силу удара. Как долго я находился без сознания, не знаю, но, вероятно, очень долго, ибо, открыв глаза и удивляясь, что все еще нахожусь на этом свете, я увидел первые лучи солнца. «Где Пьер и Виктор, что с ними?» — это были мои первые мысли. В этот момент кто-то громко чихнул. Обернувшись и увидев торчащие из кучи водорослей башмаки, я кинулся разгребать эту кучу. Чиханье возобновилось, с каждым разом оно становилось все громче, и это указывало на то, что чихавший находится в полном здравии. Башмаки задвигались, и вскоре появился Пьер Легаль, борода его была в тине, как у морского царя.
— Сынок, — проговорил он взволнованно, — ты жив и здоров.
— Я без сил, но целехонек.
— А где наш малыш? Где Виктор? — спросил Легаль с тревогой.
— Кооо!.. Мооо!.. Хооо!.. Ээээ!..
