Вопросов, которые я не смог разрешить, накопилось много. Поэтому я отослал рукопись в Академию. Долго ждал уведомления, что пакет вручен адресату. Наконец дождался. Академия упрекала меня в том, что загружаю почту, пересылая пустые пакеты.
«Хороша же у нас Академия! - подумал я. - Вместо того чтобы навести порядок у себя, в храме науки, она печется о почте!» В сердцах я бросил письмо в угол и отправился на прогулку. Не знаю, долго ли я шел, но очнулся, когда понял, что стою около башни на горе Преображенской. Вдали виднелась громадина элеватора, на противоположной стороне дымил никелевый комбинат, чуть в стороне желтела степь, поблескивая загривками ковыля. А внизу располагался город: все улицы брали начало от горы и разбегались в разные стороны. И тут я впервые заметил, что поперечные улицы образуют ломаные концентрические окружности вокруг горы. И это меня так поразило, что я онемел от догадки…
Я вздрогнул, когда услышал разговор двух пьяных мужчин, передававших друг другу бутылку:
- Федь, говорят, здесь ресторан собираются сделать.
- А я слышал, что церковь.
- Да какую церковь! Тут же все алкашами осквернено! Ресторан!
- А алкаши, что, не люди?! Я, по-твоему, не человек?
- Ты что ль?
- Да! Я!
- Да какой ты человек! Если честно сказать, дерьмо на палочке, а не человек!
- Ах, ты, сволочь! - свирепо заорал оскорбленный алкаш. - Ну, я тебе сейчас покажу! - Он ударил бутылкой о цоколь башни и замахнулся на приятеля оставшимся в руке горлышком.
- Эй, мужики! Кончайте! - крикнул я, изрядно перепугавшись.
- А ты кто такой! - заорал с горлышком. - Да я тебя сейчас! - И он решительно двинулся на меня.
Второй, видать, потрезвей, ударил его по руке, горлышко отлетело в сторону, и мы, все трое, сцепились. Со стороны мы, наверное, были похожи на неразлучных друзей.
Я пришел домой с синяком под глазом, весь вечер прикладывал пятак и не заметил, как досада из-за ответа академиков сменилась досадой по поводу драки.
Зря говорят, что от великого до смешного один шаг. Великое и смешное ходят под ручку, тесно прижавшись друг к другу.
Сергей Борисов
Господин Растворитель
Дворец диктатора поражал своей роскошью. И это несмотря на то, что в нем похозяйничали мародеры, среди которых наверняка были те, кто недавно кричал: «Слава Саддаму!» - и тянулся с поцелуем к руке «вышедшего в народ» Хусейна. Осколки и черепки хрустели под армейскими башмаками. Американские морпехи не обращали на это внимания. Единственное, что их сейчас заботило, - подземелье. По имеющимся у них сведениям, там вплоть до самого штурма Багдада находились узники, которых подвергали изощренным пыткам подручные младшего сына тирана - Кусая, возглавлявшего республиканскую гвардию и все силовые структуры Ирака. Там же, в подвалах дворца, случалось, их и казнили. В последнее, правда, не слишком верилось, потому что никто не видел, чтобы из подвалов выносили трупы. Куда-то ведь надо было девать мертвые тела!
Не все спокойно в городе Багдаде. Будничная суета обманчива, улыбки на лицах и беззаботный смех не могут ввести в заблуждение. Так же как исполненные решимости лица и чересчур дружные крики членов правящей партии «Баас», готовых жизнь положить, но дать отпор заокеанскому агрессору.
С трибун и среди узкого круга приближенных Саддам Хусейн (как обычно, он в черном залихватски приплюснутом берете) не устает напоминать о планах Соединенных Штатов уничтожить Ирак и о происках внутренней оппозиции, загнанной в подполье. А значит - бдительность и еще раз бдительность. К его личным телохранителям это относится в первую очередь.
- Открывай!
Карим махнул перед лицом часового удостоверением. Тот побледнел и опрометью бросился к воротам.
- То-то же, - хмыкнул Карим, которому всегда доставлял удовольствие страх, внушаемый им окружающим.
Ворота распахнулись. Карим придавил педаль газа и въехал в тюремный двор. От караульного помещения к нему уже бежал дежурный офицер.
- Какие будут приказания? - спросил он, вытягиваясь в струнку и отдавая честь.
Карим не спешил с ответом. Не потому, что не хотелось лгать, а для того, чтобы неспешностью подчеркнуть пропасть, что разделяет телохранителя Саддама и обычного, хоть и в погонах с позументом, стражника. Впрочем, никакой надобности лгать и не было. С какой стати он, ближайший помощник Кусая Хусейна, должен объяснять, зачем ему понадобился содержащийся в тюрьме узник? Надо - и все тут! По-настоящему выкручиваться, сочиняя небылицы и придумывая оправдания, придется потом. Если, конечно, ему удастся вызволить Мустафу отсюда.
Вот же олух! И надо же было ему восхититься американскими машинами! Понятно, что на следующий же день на него поступил донос, дескать, шпион. А с этим сейчас строго. Рассусоливать никто не будет: раз - и за решетку.
О том, что Мустафу забрали, Кариму наутро сообщила сестра старого приятеля. Девушка униженно просила похлопотать за брата. Ведь по глупости он, по глупости! Карим в этом и не сомневался. Мустафа, которого он знал с самого детства, никогда не отличался умом. А уж такой болтун, что поискать. Его бы в армию, там бы его мигом отучили распускать язык, но Мустафа был калекой с изувеченной щипцами неопытной акушерки ступней, и потому армейских уроков избежал. Себе на беду.
Надо бы выручить, думал Карим, да только задача эта не из легких. Запросто могут обвинить в пособничестве врагам Отечества. Одна надежда - на удостоверение телохранителя «отца нации».
- Иди, - сказал он заплаканной девушке. - Я посмотрю, что здесь можно предпринять.
После нескольких телефонных звонков он уже знал, где искать Мустафу. Полчаса в машине по забитым транспортом улицам - и вот он около тюрьмы. Как и ожидалось, проблем с часовым не возникло. Коли не оставит его своей милостью Аллах, не будет их и в дальнейшем.
Дежурный офицер ждал ответа. Будто бы нехотя, цедя слова, Карим сообщил, что ему надо увидеть одного из заключенных.
- Прошу за мной, - сказал офицер. - Я сверюсь с бумагами.
В канцелярии пахло пылью и антисептиками. Офицер сверился с толстой книгой, лежащей на столе, и с сожалением произнес:
- Поздно. Его растворили сегодня утром.
- То есть как растворили?
- Желаете посмотреть?
Карим машинально кивнул.
По дороге офицер с молчаливого согласия высокого гостя прочитал ему небольшую лекцию:
- Нам нечем гордиться. Мы ничего не придумали. Заимствовали опыт. В конце 50-х годов сирийцы так поступали со своими противниками. Особенно с коммунистами. Заодно растворили и Генерального секретаря Ливанской компартии Фарджалла аль-Хелу. Естественно, не афишируя, по-тихому. Его жена десять лет требовала выдать ей тело мужа или хотя бы сообщить, где он погребен. - Офицер позволил себе короткий смешок: - Надо было вручить ей пару бутылок кислоты. Не догадались… Но и сирийцы были не первыми.
