Гильотен придумал механическую систему, чтобы отделять голову от туловища мгновенно. Члены Учредительного собрания о демократизации казни слушали с удовольствием, а вот обсуждать инженерные термины, да еще рассматривать мудреные схемы, в которых мало что понимали, не захотели, скучно. Поэтому быстро приняли Закон, поручив Жозефу самому доводить проект до промышленного образца. Но Гильотену требовался совет знающего человека. Секретарь Учредительного собрания понимал, что чертеж, хотя и опробованный на простейшей модели, не совершенен, но сам бывший доктор не мог найти изъяна. И Жозеф не придумал ничего лучше как обратиться за помощью к… королю. Ведь тот слыл опытным инженером и признавал когда-то таланты Гильотена. Только идти одному в Тюильри рискованно, и Жозеф взял в попутчики мэра Жана Байи, тоже старого знакомца королевской четы. Так визит выглядел в современных реалиях более логичным: два политика решили узнать настроение короля перед решающими политическими событиями. Какими? Да, какая разница, никто не станет вникать в детали, ведь все, что происходит в последние годы, судя по лозунгам, выкрикиваемым на улицах, считались решающим.
Два ученых мужа долго шли за вышколенным слугой по пустынным коридорам дворца. Он выглядел малообитаемым и тоскливым. Шаги гулко отдавались в безжизненных анфиладах. Наконец, маленькая процессия добралась до нынешних покоев королевской семьи. Людовик и Антуанетта занимались своим привычным делом – читали газеты.
– Жозеф, неужели вы решили вернуться к медицине? – улыбнулся гостям король. – Мы соскучились по вашим пилюлям. Антуанетта опять жалуется на мигрени…
– Нет, Ваше Величество, сейчас не время для медицины, – поклонился Гильотен. – Вместо пилюль люди принимают… участие в бесконечных собраниях.
– Как не время нынче и для астрономии, – поддержал друга Байи. – Каждый день столько событий происходит на земле, что не успеваешь посмотреть на небо.
– Всегда должно быть время для лечения страждущих и для любования звездами, – грустно сказал Людовик. – Иначе существование человека потеряет всякий смысл. Но… вы пришли сюда не для того, чтобы выслушивать мое брюзжание, – и король показал глазами на рулон бумаги, который держал под мышкой Гильотен.
Жозеф подошел к столу и развернул схему. Людовик с интересом стал просматривать расчеты.
– Так, так, – ходил король вокруг стола, в его глазах зажглись давно исчезнувшие огоньки заинтересованности. – Значит, вот как выглядит ваша хваленая машина? Антуанетта читала мне про нее. Дорогая, не хочешь взглянуть?
– Увольте, – отозвалась королева. – Как можно обсуждать столь варварскую тему?
– Нет, нет, – Людовик открыл бархатную коробочку и достал из нее иностранную «игрушку» – графитовый карандаш. – Варварство – когда голову отрубают мечом, да если еще с первого раза не выходит, меч затачивают и начинают отрубать голову снова. А Гильотен и вправду предложил хороший механизм, который избавит людей от мук. Только…, – и король задумчиво погрыз кончик карандаша – Вы немножко ошиблись. Вот здесь…
Гильотен охотно склонился над столом. Король быстро набросал рядом со схемой свой вариант.
Байи, как и Антуанетта, тоже ничего не сведущий в машинах, тем временем подошел к королеве, которая стояла у окна и смотрела на улицу, отодвинув штору.
– Вашему Величеству видно отсюда звезды? – поинтересовался астроном.
– Нет, только землю и мелькающих с факелами орущих людей … Кстати, я помню ваш прогноз по поводу кометы Галлея, – Антуанетта опустила штору. – Нет… Нам не суждено увидеть следующего ее прилета.
– Что вы, – решил подбодрить королеву мэр Парижа. – Я убежден, монархия сохранится, Франция не может существовать без короля. И я всячески отстаиваю свою позицию.
– Не нужно, иначе лишитесь головы. Правда, – и она кивнула в сторону увлеченно обсуждающих проблему изобретателей, – безболезненным способом, который разработал ваш друг.
– Вот видите, – между тем Людовик вернул карандаш в футляр. – Лезвие механического ножа не должно быть выпуклым. У людей шеи разной толщины. Лучше сделать его скошенным, и тогда нож легко пробьет любую кость.
– Гениально, сир, – восхитился Гильотен. – Только необходимо точно рассчитать угол наклона лезвия. – Бывший лекарь взял перо и написал прямо на листе несколько формул. – Думаю, 45 градусов – как раз то, что нужно.
В комнате повисла тишина. Обсуждать политические события с главным их героем – королем как-то некорректно, вопрос со схемой – основной причиной аудиенции – уже решили. Значит, пора уходить? Понимали ли участники вечера, что больше никогда друг друга не увидят? Вряд ли, ведь человеку даже на краю огненной пропасти хочется надеяться на лучшее.
Первым к двери направился Байи. За ним прощально поклонился королевской чете Гильотен
– Я вам не завидую, – тихо сказал Людовик вслед удаляющемуся медику.
– Вы – мне? – все же услышал странное напутствие Жозеф. Его удивила фраза венценосного консультанта: секретарь Учредительного собрания как никто другой понимал, что может случиться с монархом в ближайшее время. И вдруг – король жалеет Гильотена? Известного политика и «активно сочувствующего» революции?
– Вы же знаете, как остры на язык парижане, – объяснил свою мысль Людовик. – Вашу машину они обязательно как-нибудь язвительно назовут. Например, … м-м-м.. «мадам Гильотина». Не завидую ни вам, ни вашим потомкам. Сей крест придется нести и на том свете.
– Я придумал средство спасения, а не крест, – обиделся Жозеф и скрылся за дверью.
В апреле 1792 г. новомодную машину испытали на Гревской площади при громадном стечении зевак. И через какое-то время изобретение практически лишило работы потомственного палача Сансона. Теперь он лишь подставлял корзину, в которую летели головы. Многие успели познакомиться с острым лезвием: и друг Гильотена Байи, и их коллега по магнетической комиссии химик Антуан Лавуазье, просивший отложить казнь на пару дней, чтобы закончить важные опыты, над которыми долго работал. Но революция не умеет ждать. И машина скрипела с утроенной нагрузкой. Ее клоны расползлись по всей Франции.
Народ прозвал «железку», как и следовало ожидать, гильотиной, а дети Жозефа стеснялись своей фамилии и при первой же возможности сменили ее.
При первой же возможности, понимая, что дворцовая клетка в любой момент может смениться реальной тюрьмой, королевская семья решила бежать из бьющегося в конвульсиях Парижа. По поддельным паспортам, переодевшись в другую одежду, им удалось вырваться за пределы города. Но революционной лихорадкой охвачена уже вся страна. Их узнали на постоялом дворе и под конвоем вернули обратно в столицу. И чтобы не возникло даже малейшего соблазна убежать снова, главных арестантов Франции переправили прямиком в крепость Тампль. Переступив порог настоящей темницы, они с ужасом поняли: отсюда не вырваться. Конфликт зашел слишком далеко, и каждый новый день только усугубляет их положение. Удавка все крепче сжимается на горле. Революция питается кровью, она льется вокруг рекой. Какое-то время мощный поток обходил стороной королевскую семью. Но вот пришел и ее черед…
