Андрей задумался. Подобного поворота событий они не предусмотрели. Хотя могли бы – ведь Антуанетта не только королева, она преданная мать. Что же делать? Сможет ли он «обмануть» воронку, захватив не одного, а уже двух человек? Вдруг в других ситуациях «парадокс Дорианны» не работает? И, оказавшись в зеркале, они втроем не смогут выбраться из воронки или их разбросает по разным точкам временной цепочки?
А с другой стороны, у несчастных детей нет выбора. Здесь их не ждет ничего хорошего, а так есть хоть какой-то шанс.
– Сколько им лет? – Андрею стал считать, хватит ли запаса массы.
– Шарлотте почти 14… Столько же, сколько было мне, когда, помнишь, я очутилась в кабинете профессора.
– Да, да, вылетела из зеркала прямо на меня, – шутливо уточнил Андрей.
– Шарлю 7. Очень подвижный мальчик, с ним много хлопот. Но он смышленый и любознательный.
– Хорошо, попробую.
– Спасибо, ты благородный человек! – женщина встала с колен, подошла к Андрею и обняла его. – Пойду осторожно разбужу детей. Главное, чтобы не проснулась няня.
И Антуанетта скрылась в соседней комнате.
«Андрей, вы заняли место у входа в воронку?» – раздался голос профессора в наушнике.
– Условия задачи изменились, – пытаясь сохранить спокойствие, сказал Андрей. – Вместо одного объекта два – дети Антуанетты.
«Нет, нет, – закричал Сергей Петрович. – Мы не просчитывали такой вариант. Отложи переход до следующего раза».
– До следующего раза дети могут не дожить, – тихо произнес Андрей.
Попасть сюда снова он сможет только через полгода, не раньше, именно столько требуется времени на накопление нужного для перехода количества энергии. Вряд ли палачи согласятся столько ждать…
За дверью послышались шорох и шепот, и через 10 минут перед Андреем стояли, протирая кулачками заспанные глаза, девочка и мальчик. Девочка – точная копия матери: такая же стройная, с пепельными кудрявыми волосами, с нежными чертами лица. Мальчик походил на Людовика: широкоскулый и розовощекий. Дети с любопытством рассматривали незнакомца. Посторонних в башню с самого первого дня их заточения не пускали, кроме, пожалуй, тех людей, которые сегодня увели отца. Но те смотрели сурово и разговаривали грубо. А новый гость, они чувствовали, желает им добра.
– Ваши высочества, принц и принцесса, – обратилась к детям Антуанетта. – Сейчас мы простимся, и вы пойдете с этим человеком.
– Нас тоже казнят? – испугано вскрикнула Шарлотта.
– Нет, нет, – Антуанетта прикоснулась рукой к щеке девочки. – Андрей – мой старый знакомый. Я никогда вам о нем не рассказывала, но поверьте, его не нужно бояться. Он пришел спасти вас. Он спрячет вас в другой стране.
– Ура! Мы отправляемся в путешествие, – обрадовался маленький принц, которому порядком надоело киснуть в тесном пространстве башни. – Мы поедем на лошадях?
– Нет, – с трудом вспоминая французские слова, включился в разговор гость. – Наше путешествие продлится недолго, по воздуху, – и, увидев разочарование в глазах ребенка, добавил, – но мы сразу окажемся очень далеко отсюда.
– Мама, почему ты говоришь «вас», – принцесса считала себя большой девочкой и умела слушать то, что ей говорили взрослые.
– Мы не можем уехать втроем, сразу возникнут подозрения, – королева прижала к себе детей.
– Но ты ведь приедешь позже? – с надеждой посмотрел на нее Шарль.
– Конечно, дорогой, – улыбнулась Антуанетта.
– Тогда почему плачешь? – не поверила девочка.
– От радости, – сказала королева, смахивая слезы. – Вашим страданиям пришел конец. И это счастье для меня. Ну, поцелуйте на прощанье маму и в – путь.
Дети зашмыгали носами. Но очень тихо, чтобы никто не услышал их всхлипывания. За последние годы они научились скрывать эмоции от посторонних.
– Мы будем ждать тебя, – сказала Шарлотта, заглядывая маме в глаза.
– Береги брата, ты старшая, – погладила ее по голове Антуанетта.
– Я люблю тебя, мамочка, – сын встал на цыпочки, чтобы поцеловать ее в щеку.
– Будьте счастливы, – сказала Антуанетта и мягко, но настойчиво подтолкнула детей к Андрею.
Они стояли втроем, крепко обнимая друг друга, у узкого окна. Вдруг их фигуры потеряли яркость, потом стали расплываться, вытягиваться и – в какое-то мгновение исчезли.
– Прощайте, – прошептала Антуанетта и помахала рукой в сторону уже пустой стены.
Потянуло сквозняком, видимо, няня все же проснулась и открыла в соседней комнате фрамугу. Тут же в воздух поднялись дорожками легкие песчинки. Завтра они ровным слоем покроют весь пол. Антуанетта вновь заняла свое место у стола.
Теперь она совсем одна. Но сердце ее спокойно. Ей уже не страшно.
Остается только ждать, когда придут за ней. Уже скоро…
Однажды утром пришли и за ней.
Палач грубо схватил королеву за шею и, наклонив ее голову над столом, «вжик-вжик» – обрезал ножом ставшие белоснежными волосы. Локоны аккуратно рассовал по карманам. На них уже есть хороший покупатель. Жаль, больше с Марии Антуанетты Иозефы Анны нечего взять. Ее уже давно лишили абсолютно всех вещей, даже заветного талисмана – золотых часиков, которые подарила ей мама. Оставили только гребень. «Но теперь и он тебе уже без надобности», – захохотал палач, порадовавшись своей шутке. Гребень тут же исчез в бездонном кармане. Палач неплохо заработает на продаже королевских сувениров.
Во дворе дожидалась своего очередного седока телега. Только для королевы сделали маленькое исключение. Если других приговоренных, особо не церемонясь, мешком кидали на дно, то сейчас к бортам горестного экипажа приколотили перекладину: пусть пленница едет сидя. Антуанетта не роптала, лишь спрятала под чепец непослушно торчащие в разные стороны огрызки волос, подобрала свое белое платье из грубой материи (вдовий наряд надеть не разрешили, чтобы не вызывать лишнего сочувствия у публики), забралась в колымагу, устроилась на грубую скамью и послушно протянула за спину руки. Палач их тут же связал. Неужели боится, что женщина сбежит? Наивный…
Ровно в 11 открылись ворота крепости Консьержери. Сюда Марию Антуанетту перевезли два с половиной месяца назад из Тампля. Здесь она услышала приговор суда, который признал ее виновной в государственной измене. Другого решения она и не ожидала услышать. Консьержери – известная тюрьма для самых опасных политических преступников. Какую опасность королева нынче представляла для государства, можно только гадать: растоптанная, униженная, лишенная в своем заточении даже элементарной смены белья, потерявшая все на этом свете – мужа, семью, а теперь и жизнь.