Отец оживился:
— Тогда заготовим контракт.
— У тебя есть хороший специалист по сплавам? Мне очень нужен такой специалист.
— У меня — нет. Я пользуюсь услугами старого приятеля — доктора Хельда из «Байерише моторенверке». Разумеется, тоже небесплатно.
— Я могу дать ему техническое задание?
— Тебе придется съездить в Мюнхен.
— Хорошо. И еще просьба. Скоро сюда придет кое-какое оборудование из училища. Нам с Вилли потребуется помещение для лаборатории.
— Лабораторию можно устроить у меня на заводе.
— Нет. Можно ли найти поблизости фольварк или мызу?
— В таком случае я должен поставить в известность городские и партийные власти…
— У меня есть нужные документы.
— Тогда, думаю, это не составит особых затруднений.
Покончив с деловой частью, Маркус ожидал расспросов о жизни, о фронте, о политике. Однако, к его удивлению, ничто это не интересовало старого Хохмайстера. Ноель будто жил в другом мире, время сыпалось сквозь него, как в песочных часах, — не затрагивая, не волнуя, не будоража. Он был озабочен содержанием своего кошелька, и только.
«Боже, неужели я к старости стану таким же?» — мысленно ужаснулся Маркус.
Он сдержанно пожелал отцу спокойной ночи и ушел в свою комнату. Окнами она выходила в сад. Маркус опустил раму, свежий ночной воздух пробежал по разгоряченному лицу. Здесь прошли его детство и юность. Когда-то комната казалась большой. До подоконника можно было достать, только поднявшись на цыпочки. Теперь она как бы сделалась ниже и уже. Голова немного не доставала до потолка. В кровати со стародавними медными набалдашниками, где в детстве мог спать хоть поперек постели, сейчас он едва поместился.
Одна стена была занята полками с книгами и учебниками, на другой — багровел ковер с вытканным изображением схватки янычар с крестоносцами. К нему мать пристегнула большой булавкой боксерские перчатки: в них он впервые вышел на ринг. В простенках между окнами висели фотографии в рамках из мореного дуба. Приличный немецкий мальчик в Альпах с рюкзаком и лыжами. Мальчик с гимназическим ранцем за плечами и капризно поджатыми губами: он был чем-то рассержен. Юноша спортивного типа с гладким пробором. Вот он на ринге вместе с Максом Шмеллингом. Последнюю фотографию, присланную из училища, мать заказала увеличить. На Маркусе была та же фуражка с высокой тульей и черным околышем инженерных войск, какую он носил сейчас, только на погонах еще не серебрились капитанские звездочки.
Среди этих фотографий не было лишь той, которая навечно осталась в памяти. Эмма запомнилась в коротенькой юбочке-шотландке, блузке в полоску и белых спортивных туфлях. В руках она держала ракетку и с вызовом озорницы смотрела в пространство. Это была первая любовь — первый поцелуй, первый восторг… И первая потеря. Эмма училась в женской гимназии двумя классами старше. Отец ее был биологом. Он придерживался свободных взглядов, что, видно, передалось и дочери. Эмма презирала восторженных юнцов, увлеченных национал-социалистическими идеями. Маркуса она хотела переделать. С ней он становился нежным и добрым. Но когда ее не было рядом, его захватывали ринг, свирепые стычки в гитлерюгенде, грохот барабанов, яркость знамен. Хмель юношеской стадности оглушал, горячил кровь.
Эмму арестовала тайная полиция. Когда Маркус однажды пришел к ней, побледневший отец сказал: «Приехали ночью, как это всегда делают гестаповцы, устроили обыск, забрали дочь. Донесла какая-то подружка». Вскоре пропал и ее отец. Опустевшую квартиру занял какой-то функционер с большим семейством.
После Эммы у Маркуса никого не было. Потрясение оказалось настолько сильным, что он вообще стал избегать женщин. Да и другие наступали времена. Народ ждал чуда. Каждый искал лазейку, чтобы преуспеть. Ожидание удачи, свойственное молодости, захватило и Маркуса. И только сейчас, после стольких лет, после фронта, он понял невозвратимость того счастья, какое приходит лишь однажды и ушло навсегда.
Закинув руки на затылок, лежа в своей мягкой и тесной теперь постели, он думал о том, что в сущности уже давно потерял в жизни ясную цель. А «фауст» доводит лишь из жалкого упрямства, не зная, добром или злом обернется это оружие для его родины.
Визит к доктору Хельду оказался для Маркуса полезным. Предварительно отец договорился с доктором по телефону, и тот назначил время приема. Во временное пользование Ноель отдал сыну свой «опель». Когда младший Хохмайстер приехал в Мюнхен, нашел завод БМВ и вошел в кабинет начальника исследовательского отдела, ему показалось, что там никого не было. Лишь пройдя вперед, он разглядел за массивным столом белобрысую голову старичка в черной академической шапочке и в очках с золотой оправой. Маркус едва сдержал улыбку. Доктор, фамилия которого на другие языки переводилась как «богатырь», был до неприличия мал.
Не поднявшись навстречу и не подав руки, Хельд сразу же заговорил о деле:
— Ноель вкратце рассказал о вашей проблеме. К сожалению, она стоит несколько в стороне от вопросов, занимающих мою лабораторию.
— Боюсь, отец не совсем точно информировал вас. Он ничего не смыслит в необходимом мне сплаве. — Хохмайстер подал папку с техническими требованиями и чертежом.
Доктор пробежал глазами текст и, приподняв белесые брови, уставился в чертеж, изображавший трубу диаметром в 44 миллиметра и длиной один метр.
— И этот обрезок канализационной системы может иметь какое-то отношение к оружию? — хмыкнул карлик.
— И вес его не должен превышать полутора килограммов, — в тон ему ответил Хохмайстер, подивившись, что слова Хельда воспринял без раздражения, не так, как случалось в разговорах с Лешем и другими начальниками.
Хельд снова уткнулся в чертеж, поджав отвисшую губу, словно там увидел вместо конфетки кукиш.
— И чтобы он выдерживал давление порядка тысячи атмосфер… — добавил Маркус, с наслаждением отметив, как на лоб гномика набежали мелкие морщины. — Впрочем, об этом сказано в техническом задании.
Хельд наконец уяснил суть чертежа и в раздумье задвигал скошенной челюстью. Затем медленно поднялся из-за стола, просеменил к боковой стеклянной двери, ведущей в лабораторию, приказал прислать господина Бера.
— Я поручу эту работу русскому. Его фамилия Березенко, но мы зовем его просто Бер. Лучшего специалиста по сплавам у меня нет.
— А ему можно доверять? Эта деталь — важнейший компонент нового оружия.
— Перепроверен трижды.
В кабинет вошел сухопарый человек в больших круглых очках, белый халат был надет поверх серой тройки. Ничего славянского в его лице Хохмайстер не обнаружил. Волосы были темные. Залысины обнажали высокий лоб. Взгляд нервный, холодный. Он слегка поклонился Маркусу, остановился перед Хельдом. Доктор молча пододвинул листки технического требования. Бер неторопливо прочитал текст, посмотрел на чертеж. Не выказав никаких эмоций, посмотрел на шефа, ожидая приказаний.
