Лоуренс крикнул настолько громко, что сам пораженно замолчал; он стоял в центре внимания всех присутствующих, ждущих его следующего слова, и не мог выдавить ничего. Вдруг левую руку пронзила боль – она напомнила Лоуренсу, что он еще жив, и вывела его из ступора. А потом правую руку сжала еще чья-то ладонь, напоминая Лоуренсу, что он не один.
– Я видел волчицу.
Молчание после этих слов длилось всего миг, но для Лоуренса он растянулся на целую вечность.
– Волчицу?
– Да… гигантскую волчицу.
Он сам понятия не имел, почему произнес эти слова. Все, что он знал, – что это правильные слова, и потому произнес их с уверенностью. Если по правде – он с самого начала знал, что это и есть правильный ответ. Ведь что сказали ему эти четверо за столом, когда согласились выслушать его? Они сказали, что окажут Лоуренсу честь, выслушав объяснения от его имени.
Они сошли с проторенных путей, когда сказали ему это, – а он в ответ достал пергамент с именами других. Неудивительно, что Хоро рассердилась. Этим четверым не нужны были доказательства – им нужно было понять, почему он так убежден. Вот чего они на самом деле хотели от него.
– И я путешествую ради этой волчицы… гигантской волчицы.
Решат ли они, что он сломался от тревоги? Или сочтут, что он отчаянно пытается привлечь их внимание столь нелепыми заявлениями? В обычной ситуации его собственное лицо выдало бы его беспокойство, но, поскольку он не лгал, то и беспокоиться было не о чем.
– …Ты с севера? – спросил один из четверки.
– Вот они с севера, – ответил Лоуренс, указав на Хоро и Коула. Все четверо прищурили глаза и уставились куда-то в пространство, будто пытаясь разглядеть Хоро и Коула не здесь, а на далеком севере.
Для Пиаски, похоже, было настоящей пыткой, что ему никак не удавалось вставить даже словечко. Лоуренсу казалось, что он стоит не на твердом полу, а на тонком льду. Любому, кто смотрел на него сейчас, должно быть, хотелось отвести взгляд в страхе за то, что может произойти.
Четверка закрыла глаза и впала в молчание. Лоуренс стоял неподвижно, прямой, как меч, хоть логика его и не поддерживала.
– Вот как?
Это краткое изречение разбило наконец тишину.
– Ясно. Пути судьбы порой непостижимы.
– Да благословит нас Господь!
Должно быть, не только Лоуренсу эти слова показались немного зловещими. Четверо за круглым столом, одеяния которых пахли перцем и шафраном, теперь говорили изысканно и текуче.
– Как бы невероятна ни была правда, когда-нибудь она непременно вскроется.
– …Мм?
– Мы долго ждали. Впрочем, точнее было бы сказать, что мы долго не могли принять решения.
– Какое решение… – разом прошептали Лоуренс и Пиаски, после чего переглянулись. Может, слух тех четверых за столом и ослаб с возрастом, но недооценивать его не стоило.
– Видишь ли, мы уже получили некие сведения, что монастырь приобрел волчьи кости. Но последствия любого нашего решения слишком велики… и мы не могли вынести суждение, основываясь только лишь на тех сведениях, потому что…
Говорящий пристально смотрел на Лоуренса, но, несмотря на серьезное выражение лица, исходящая от него аура была почти ласковой.
– …Потому что мы, старики, выкопали их ржавыми лопатами и потому не могли не сомневаться в их достоверности. Но если кто-то более юный пришел к такому же выводу, не полагаясь исключительно на логику, это дает нам основания считать, что сведения и вправду верные.
– З-значит…
– Да. Мы знаем, что монастырь Брондела приперт к стене. Терять время больше нельзя. Но если они на самом деле приобрели волчьи кости, на этот случай у нас уже есть план.
Четверо устало улыбнулись.
– Нам, старикам, трудно вести войну, потому что люди наших лет всегда увлекаются мелкими тактическими изысками.
– Да, такие дела. Мы не испытываем особой враждебности к нынешнему противнику, но эти сведения подобны сильному яду, который способен мгновенно нанести ему смертельную рану.
Четверо беседовали между собой, выглядя, как обычные старики. Неудивительно, что Пиаски, вслушиваясь в их слова, опустил голову, и Лоуренс сделал то же самое. Хоро, однако, склонила голову чуть набок, а Коул, хотя у него явно камень с души свалился, смотрел с непонимающим видом.
Невольно Лоуренс ощутил горечь при мысли о том, что ему следует сказать дальше, – поскольку он знал, что обратит эти слова не к Хоро. Сидящая за столом четверка обладала не только ее хитростью, но и гибким умом.
– В таком случае…
Они загнали Лоуренса и его спутников в угол, так что сейчас ему оставалось произнести лишь это:
– Пожалуйста, предоставьте все нам.
Они это подстроили отчасти для того, чтобы обезопасить самих себя, а отчасти просто для того, чтобы переложить работу на других. В Лоуренсе и его спутниках они видели группу, которая способна сделать за них все, что надо; в свою очередь, Лоуренсу и остальным это открывало путь к успеху. Человеческие отношения куда сложнее, чем «один нападает, другой защищается».
Тяга Лоуренса к противникам уровня Хоро, с которыми невозможно справиться обычными способами, объяснялась, возможно, его восхищением тем, как они поднимаются над законами общества. И, разумеется, сюда он пришел для того, чтобы взять поводья в свои руки.
– А, кстати, у меня есть еще одно письмо.
Лоуренс извлек следующую бумагу – ту самую, с королевским указом и королевской печатью.
– Это же… но откуда это у тебя?..
Вот и пришел его черед улыбаться; не обращая внимания на заданный вопрос, Лоуренс кашлянул и продолжил:
– Этот указ может привести вот к каким последствиям…
Четверка внимательно слушала слова вышедшего на главную сцену Лоуренса.
***
Самый традиционный способ уйти от налога – заявить, что тебе нечем платить. Король не может взять деньги у тех, у кого их нет, а если он поспешит захватить их собственность, другие дважды подумают, прежде чем решат ступить на его землю.
Правда, если бы все было так просто, каждый стал бы с помощью различных ухищрений скрывать свои деньги и вынуждать сборщиков налогов воевать за каждую монетку. Прятать деньги под половицы, прятать золотые статуэтки в свинцовых слитках – в общем, что угодно, лишь бы скрыть было легче, чем отыскать.
Перевозку больших сумм денег слишком легко обнаружить, но никто не заметит, если куда-нибудь в горы их перевозить по крохам. Сборщиков налогов всегда намного меньше, чем плательщиков.
Это, конечно же, не означает, что короли, городские советы и Церковь опускают руки и отказываются от сбора налогов. Имя Единого бога удобно использовать, чтобы заставлять людей платить, даже не полагаясь на сборщиков и не беспокоясь, как глубоко человек закопал свои деньги.
