– Спасибо… что поделилась с нами своей бесценной мудростью.
Когда перед сильным мира сего стоит юный наглец, слишком много возомнивший о себе, его всего лишь следует поставить на место. Но если этот юный наглец – девушка, то «поставить ее на место» приведет лишь к неловкости.
Общепринятый способ иметь дело с ничего не значащими людьми (женщинами, детьми) – надеть на лицо легкую улыбку, утешить их какими-нибудь словами и оставить маячить на заднем плане, как вазу. Лоуренс и сам еще недавно был связан этой привычкой, поэтому невольно улыбнулся, глядя, как вся четверка пытается изобразить натянутые улыбки.
– Итак, мне повторить мой вопрос?
Их лица побагровели, подчеркивая тем самым, какими бледными они были до сих пор. Все четверо не знали, что делать: их положение велело одно, здравый смысл другое, достоинство третье. Даже тоненькое одеяло согреет, если потереться об него.
Состоял ли план Хоро в том, чтобы разъярить их, потом нанести удар и добиться своего, когда они будут в слишком большой ярости, чтобы что-то внятно отвечать? Вполне возможно, подобный подход сработал бы; и если бы удалось, это было бы весьма примечательное достижение. Но это не детская ссора; Лоуренс уже решил было повторить свой вопрос, когда –
– Нет, – процедил сквозь сжатые губы один из багроволицых мужчин. – В этом нет необходимости.
Он поднял правую руку выше плеча, и слуга тотчас подошел и подал ему белый платок. Мужчина громко высморкался, и его лицо вернуло прежний цвет.
– Достаточно. Это просто напомнило мне кое-какие события двадцатидвухлетней давности.
При этих словах другой из четверки поднял бровь.
– Напомнило мою жену, как она впервые пришла в мою семью с приданым. От нее я узнал, что одной лишь логикой истины не постичь.
Лоуренс ощутил изменение атмосферы и одновременно услышал какой-то тихий звук. Совсем скоро он понял, что это все четверо смеются.
– Да и вообще, каждый день мы принимаем деловые решения, которые бросают вызов логике. Все мы…
Его голос окреп – предвестие настоящего совещания за этим круглым столом.
– Позвольте мне подытожить наши расспросы?
– Нет возражений, – тут же согласились остальные трое. Мужчина обратил взор на Лоуренса.
– Что касается темы, которую мы обсуждаем, у меня остался один вопрос, Крафт Лоуренс.
– Пожалуйста.
Лоуренс готов был поклясться, что его ладони потеют кровью.
– Что дает тебе такую уверенность во всем этом? Пожалуйста, поделись с нами.
Рука Лоуренса тут же нырнула в нагрудный карман и извлекла письмо. Это была его козырная карта – именно она делала легенду о волчьих костях более чем просто слухом. Письмо было подписано Киманом и Ив – людьми, очень хорошо известными по эту сторону Уинфилдского пролива. Ив даже была некогда аристократкой королевства Уинфилд. Их подписи заверяли свидетельство Ив, что Церковь приобрела волчьи кости.
– Это письмо мне написала Флер фон Эйтерзентель Мариель Болан.
Длинное имя свидетельствовало о благородном происхождении – правда, лишь для тех, кто обладал достаточными познаниями, чтобы понимать истинные значения имен.
Двое людей, сидящих за круглым столом, переглянулись, третий едва заметно кивнул.
Удалось.
Такая мысль мелькнула у Лоуренса в голове, и вдруг –
– Что еще?
– Э?
Лоуренс едва не переспросил, но сумел в последний миг прикрыться мягким покашливанием. Несколько раз кашлянул, потом протянул здоровую руку в сторону стола, извиняясь за невежливость. Этот жест намертво въелся в него за годы участия в переговорах, поэтому он вышел естественным. По правде сказать, Лоуренс был в такой панике, что в его сознании царила лишь девственная белизна.
«Что еще?» Человек, имеющий, по-видимому, самый большой вес среди четверки, ответил Лоуренсу этим вопросом. Неужели письма недостаточно? Лоуренс только что выложил козырную карту, веря, что это идеальный ход в уже ставших благоприятными обстоятельствах. Но если этого мало – у него кончились козыри в рукавах.
Несколько взглядов сверлили его из-за стола.
– Волчица и Мудрое око… да, репутация этих двух торговцев имеет вес. Однако если делать суждение, основываясь лишь на весе имен, полагаю, найдутся другие, чьи имена и советы еще весомее. Даже здесь, посреди ничего.
Деловые переговоры – поле боя торговца. Наемнику секундное колебание на поле боя может стоить жизни, торговцу секундное колебание на переговорах может стоить договора. Уже то, что Лоуренс увел взгляд в сторону после этих слов, означало, что опытные торговцы за столом победили его. Да – его уверенность исчезла без следа, и он стал не более чем марионеткой, которую дергают за ниточки.
Из-за стола послышались вздохи. Лоуренс видел, как Пиаски открыл рот, но тоже не смог найти нужных слов. Пытаясь вернуть самообладание, Лоуренс лишь затягивал паузу. Если подписей Кимана и Ив недостаточно, чтобы заслужить доверие этой четверки, то поделать уже ничего нельзя. Поражение. Это чувство наполнило его сердце, когда –
– Лоуренс.
Знакомый голос произнес слово, которого почти никогда не произносил. Лоуренс обернулся и убедился, что да, именно Хоро произнесла его имя. Она смотрела на него с гневом, и он готов был поклясться, что слышит, как расчищается стол, на котором было столько навалено… нет, это звук, с каким тяжелая дверь, чуть приоткрывшись, затворяется вновь.
Лоуренс смотрел в глаза Хоро, несмотря на сосущее ощущение, что двери возможностей закрываются перед ним. Янтарные с краснинкой глаза, в которых оставалось то же выражение. Эти глаза всегда таили в себе ответ – ответ столь очевидный, что уже должен быть на кончике языка, но спрятанный за этими глазами так надежно, что до него не дотянуться.
Ответ всегда был прост. И сейчас Лоуренсу нужно всего лишь убедить себя, что ничто еще не кончено, а потом побыстрее его найти. Поторопись, подумай еще раз обо всем, что было сказано! Лоуренс принялся ломать голову, выжимая до капли всю мудрость, какой обладал. Время бежало беспощадно, но торговцу неведомо, что значит «сдаваться».
– Есть еще кое-что!
Его голос поднялся почти до визга. Столь неожиданный взрыв напугал всех в комнате; они разом отдернулись и уставились на Лоуренса. Лица у них были такие, будто они вдруг увидели, как покойник возвращается к жизни, и в каком-то смысле так оно и было. На переговорах торговец, блуждающий взгляд которого выдает неуверенность, – все равно что разлагающийся труп.
Лоуренс крикнул настолько громко, что сам пораженно замолчал; он стоял в центре внимания всех присутствующих, ждущих его следующего слова, и не мог выдавить ничего. Вдруг левую руку пронзила боль – она напомнила Лоуренсу, что он еще жив, и вывела его из ступора. А потом правую руку сжала еще чья-то ладонь, напоминая Лоуренсу, что он не один.
