Я отрицательно затряс головой.
— Вот то-то и оно.
— Прощай, капитан Немо! — сказал старпом. — Не скажу, что ужасно рад встрече с человеком из легенды.
— Прощай, капитан! Недолюбливаю вас, индусов. Так что больше не попадайся на глаза! — вставил свою реплику я.
— Идите, идите, мелкие, никчемные людишки. Вы мне больше не нужны. Живите своей ненужной бессмысленной жизнью!
Мы ушли, стараясь не оглядываться. Уже за поворотом, когда точно нельзя было меня подслушать, я предложил:
— А, может, репу ему надо было начистить?
— Ага, сейчас только ужин съедим, силы восстановим и прибежим обратно на разборку, — согласился старпом.
Эпилог.
Так и закончилась для нас эта история. Ночные видения полностью прекратились. На алкоголь мы больше не налегали. Изредка попивали пивко после особенно активной халтурки у Стюарта, или партии в гольф с Полом, или безобразной драки в грязи, именуемой регби со Скотиной. Я с преогромным трудом скинул нагулянные на алкогольных калориях шесть килограмм. С Геоффом мы все-таки поговорили с глазу на глаз, обозвали его сволочью и пригрозили съехать. Он нисколько не обиделся, пожал плечами и позволил жить спокойно. «Вилли» при нашем участии удалось продать полностью. Какая-то итальянская фирма из Марино — ди — Каррара ухватилась за нашего инвалида, как собака за кость. Нагнала людей, приготовила судно к более — менее сносному переходу в Клайпеду на верфь, и нам дали расчет.
Стюарт отвез нас в аэропорт. И на сей раз мы простились с ним надолго. Может быть, навсегда. Было, конечно, несколько печально, но слезы никто не лил: пес его знает, как еще может жизнь повернуться?
Только в самолете я, наконец, осознал, что я лечу домой, что моя разлука с семьей близится к концу, что это просто кайф!
— А что, разве может быть как-то иначе? — удивился старпом, когда я поделился с ним своими мыслями.
За бортом самолета величаво проплывали облака, стюардессы деловито фланировали по проходам, предлагая выпивку и напитки. Мы потягивали легкое вино в честь благополучного отлета на Родину. Я вздохнул:
— К сожалению, может…
Я вспомнил, как проработал на судне «Линге» китайской постройки от звонка до звонка. Мучений претерпел изрядно. Судно, как это быстро выяснилось, оказалось совершенно не приспособленным для работы на море, да и вообще, для работы где бы то ни было. Голландские хозяева дули щеки в гордости за свой новострой, проплачивали взятки разнообразным инспекциям, включая «неподкупным» «Германиш Ллойд», меняли старших механиков, как перчатки, после того, как те приходили в ужас от технического состояния судна. На моем контракте пришлось работать с тремя «дедами». Последний, питерский, оказался на редкость тупой скотиной. Может, поэтому ему и удалось отработать все свое время? А я же очень боялся. Каждый день в море приносил сюрпризы: то пожар, то течь, то отказ механизмов. Мне было очень страшно, что эта проклятая посудина самым тривиальным образом потонет где-нибудь среди богатого тайфунами Восточно-Китайского моря. Это бы было очень выгодно, судя по их поведению, голландским собственникам: получили бы страховку и в ус не дули. К своим экипажам подданные королевства Нидерланды относились с пренебрежением и изрядной долей высокомерия. Особенно, к выходцам из бывшей страны Советов: украинцам и русским. Поэтому на все возможные жалобы и просьбы, голландцы, не пытаясь даже прикрываться дежурной вежливостью, отвечали отказами, или вообще никак не реагировали. По истечению срока моего контракта они, ироды, задержали меня на судне еще на полмесяца. В моем, близком к нервному срыву, положении — это было ужасной пыткой. Меня не меняли, началась какая-то чехарда с зарплатой, идиот — старший механик досаждал бессмысленными распоряжениями — мир, казалось, отторг меня, как ненужного. Я пытался сойти на берег в Китае, но после звонка в российское консульство в Шанхае, те обнадежили, что власти чайников неминуемо посадят в тюрьму, откуда выйти я смогу очень даже не скоро: Китай традиционно плюет на международные законы, а Россия традиционно пренебрегает своими гражданами. Может, поэтому нас так и презирают другие государства? Предпринял попытку распроститься с судном в Японии, но на проходную токийского контейнерного терминала стремительно прибыла полицейская (или эмиграционная) служба — парни в фуражках и белых гетрах с дубинками в руках. Хорошо, что хватило здравого смысла не лезть с ними в драку — забили бы, как еретика. Получил чувствительные тычки, загоняющие меня опять на борт опостылевшего парохода. Унизительно! Жаловаться некому. Деваться тоже некуда — все наши рейсы были между Шанхаем и Токио. Сжал зубы, пообещал старшему механику, что оторву ему голову прямо на борту. В доказательство этому бросил его тушу на палубу, удивившись между делом, что у меня еще сохранилось столько сил — вроде, притих, сука. В будущем, конечно, сообщил своим заморским хозяевам.
И все-таки я улетел домой, опустошенный и не способный на радость, опасающийся провокаций на каждом углу, уставший до заунывного колокольного звона в ушах, потерявший надежду, что выплатят всю зарплату. Спасибо вам, законопослушные и цивилизованные голландские работодатели. Вы доказали, что теперь нет разницы между честными европейскими судовладельцами и жуликоватыми греческими, а также вовсе уж аморальными российскими. Эту зыбкую и призрачную грань целеустремленно и равномерно стерла «Ее Величество Нажива».
Мы, вымирающие жертвы отлива, еще можем вспомнить о величии и могуществе Советского флота. Нынешнее поколение моряков, заранее смирившись с унизительной ролью мальчиков для битья, клацая друг на друга зубами, вытягивается в струнку перед безразличными и лишенными моральных принципов иностранными судовладельцами. Есть поедом своих подчиненных земляков — это тоже, наверно, чисто русская черта.
Когда-нибудь потом, в далеком будущем, все, конечно, станет на свои места: с прежними замашками, до конца не вытравленными зарубежными дирижерами развала Советского Союза, мировой державы стране рано или поздно потребуется свой современный флот, несущий по волнам флаг — страны — победителя. А вдруг, хватит времени и у нас поучаствовать в этом?
Конец. 2006–2007, т/ х Линге Трэйдер.
