Ник старался скрыть возбуждение. Рисунок медведя был ему знаком, и изображение оленя тоже — именно такого он видел на картах.
— Что тут сказано о медведе? — спросил он.
— «Медвежата появляются из материнского чрева бесформенными, в виде крохотных белых комков плоти без глаз, и матери придают им форму вылизыванием, — без труда переводила с латыни Эмили. — Они ничто не любят так, как мед. Если они нападают на быка, то знают самые уязвимые места — нос и рога, но обычно предпочитают нос, потому что боль сильнее в наиболее чувствительной части».
Ник откинулся к спинке сиденья. Двигатель он выключил, и в машине воцарился лютый холод.
— Я думаю, ближе всего к истине то, что лев заметает следы, чтобы охотники не могли его найти. Это Джиллиан. У нас на руках ее книга, ее карта, но мы все еще понятия не имеем, что она в них нашла. И кто-то все время пытается нас убить.
Эмили молчала. Ник скосил на нее глаза.
— Что вы думаете?
— Я думаю, кое-кто мог бы нам помочь. Взглянуть на эту книгу и сказать, что нашла в ней Джиллиан. Чем эта книга так ее захватила.
— И кто же это?
Эмили постучала пальцами по ручке двери.
— Его зовут брат Жером. Он иезуит… точнее, был иезуитом. Специалист по средневековым книгам. Он был… Он преподавал в Сорбонне, когда я училась. Теперь на пенсии.
— Он живет где-то поблизости? Это надежный человек?
— Он живет вблизи немецкой границы. Примерно в часе езды отсюда. Что касается надежности… Вы, я думаю, можете ему доверять.
Ник повернул голову и уставился на нее.
— Если вы что-то от меня скрываете, то лучше сказать. Если этот человек вызывает у вас сомнения, то я и близко к нему не подойду.
— Вы можете ему доверять, — повторила Эмили. Она, казалось, была готова расплакаться. — Ну, это просто… неловко. Я была когда-то его студенткой. Он попытался за мной ухаживать — я сообщила об этом. Он потерял работу.
Теперь настала очередь Ника смущенно уставиться в приборный щиток.
— Если вы считаете…
— Нет. Он единственный, кто может нам помочь.
Прежде чем отъехать, Ник нашел под задним сиденьем монтировку и выбил остававшиеся осколки из окна. Так машина хотя бы издалека не выглядела подозрительно. Потом он завел двигатель и отъехал от бензозаправки. Впереди на шоссе грузовики грохотали в ночи по мосту. Синие знаки показывали направо и налево. Ник притормозил.
— Куда?
Италия
Чезаре Гемато сидел за столом, глядя в окно своего кабинета на восьмом этаже. Пуленепробиваемое стекло пятнали дождевые капли, а вдали корабли, пересекающие Неапольский залив, представлялись всего лишь серыми пятнами на фоне серого моря.
— Nessun dorma! Nessun dorma![28]
Его телефон ожил, запев голосом Паваротти. Гемато увидел высветившийся на экране номер и схватил трубку. Минуту слушал молча, хотя костяшки его пальцев побелели.
— Хорошо, — сказал он и отключился.
Пять минут он оттягивал то, что должен был сделать. Мало было таких людей, которым он боялся звонить, и Невадо входил в их число. Возможно, он вообще был единственным.
Он снял трубку настольного телефона — безопасная линия — и по памяти набрал номер.
Голос ответил сразу же.
— Что случилось?
— Мои люди последовали за ними в хранилище, о котором вы сказали. Они… — Он сглотнул. — Они напоролись на какое-то охранное устройство. Двое убиты, одному удалось уйти. Мужчина и женщина бежали.
Он ждал, что последует ругань, но услышал только тихий скрипучий голос:
— И что вы собираетесь делать?
— Они угнали машину, которая принадлежала моим людям. Как и все наши машины, она оборудована навигатором. Мы проследили ее до окраин Льежа у германской границы.
— Американец взял книгу?
— Полиция прибыла слишком быстро — мы не успели это выяснить.
Гемато ждал.
— Я поеду сам, — сказал голос. — Пусть один из ваших людей встретит меня там.
В сотне миль к северо-западу старик положил трубку и уставился на стену кабинета. Некоторые помещения в этом здании были расписаны Рафаэлем и Микеланджело, в других находились жемчужины коллекции, собиравшейся почти две тысячи лет. Невадо мог бы украсить свой кабинет любой из них. Но он предпочел разместиться в небольшой свободной комнате, окна которой выходили на скромный дворик. Единственным украшением на стенах было распятие из слоновой кости. Он несколько мгновений смотрел на распятого Иисуса.
Он мог бы обратиться к архивам — книгам, подшивкам (компьютерам свои секреты он не доверял), но в этом не было необходимости. В обширных архивах Ватикана имелась карточка с именем Эмили Сазерленд. Он только вчера изучал ее, и там была отсылка к делу, хранившемуся в другом подвале. Это дело было куда как толще. Но он и его прочел. Он знал, с кем хочет встретиться Эмили близ Льежа.
Он вызвал по интеркому секретаря.
— Мне нужно немедленно в Льеж. Немедленно и тайно.
Окрестности Льежа, Бельгия
Ник никогда не думал, что монахи могут уходить на пенсию. Если он когда-либо и задумывался над этим, то воображал, будто они монашествуют до смерти, как Папа Римский. Он определенно никогда бы не догадался о том, что произошло. Брат Жером оставил «Общество Иисуса» и поселился в сером и унылом пригороде: тупиковая улочка с кирпичными и оштукатуренными под камень бунгало на окраине маленького городка. Ощущение такое, будто оказался на краю света.
Ник припарковал машину у живой изгороди так, чтобы не было видно разбитое стекло. Низкие тучи задерживали рассвет. Мир утопал в тенях, в тысячах оттенков серого. Женщина в стеганой куртке выгуливала терьера по противоположной стороне улицы. Она на ходу бросила на них подозрительный взгляд. Кроме нее, на улице никого не было.
Эмили повела его по тропинке к белой входной двери и нажала на звонок. Ник потер руки. Если он еще не уснул сегодня, то лишь благодаря холоду.
Эмили еще раз нажала на кнопку звонка. Секунду спустя Ник увидел движение за матовым дверным стеклом. Голос попросил проявить терпение, послышался звон ключей, щелчок замка. Дверь приоткрылась на цепочке, в щели показалось худое лицо.
Глаза открывшего расширились.
— Эмили? Вот кого не ожидал увидеть. — Потом он заметил Ника. — И еще с другом. Кто он, скажи пожалуйста.
Если бы Энди Уорхол принял духовный сан и уехал в Бельгию, то, наверное, выглядел бы именно таким образом. Брат Жером был худым, костлявым, седые волосы спадали ему чуть не на самые глаза. На нем был махровый халат с китайским рисунком, едва подвязанный в талии, отчего ноги его, стоило ему шевельнуться, обнажались до самых бедер. У Ника возникло неприятное подозрение, что под халатом у него ничего нет.