Глаза открывшего расширились.
— Эмили? Вот кого не ожидал увидеть. — Потом он заметил Ника. — И еще с другом. Кто он, скажи пожалуйста.
Если бы Энди Уорхол принял духовный сан и уехал в Бельгию, то, наверное, выглядел бы именно таким образом. Брат Жером был худым, костлявым, седые волосы спадали ему чуть не на самые глаза. На нем был махровый халат с китайским рисунком, едва подвязанный в талии, отчего ноги его, стоило ему шевельнуться, обнажались до самых бедер. У Ника возникло неприятное подозрение, что под халатом у него ничего нет.
Хозяин дома снял цепочку, поцеловал Эмили в обе щеки. Она напряглась, но не отпрянула. Ник удостоился кивка, и Жером тут же повел их из прихожей в комнату.
Ник ошеломленно оглядывался. В комнате царил кавардак. Книги и бумаги чуть не сваливались с полок, заполнявших каждый дюйм стены. Полупустые кружки обросли плесенью, они стояли созвездием вокруг видавшего виды кресла в середине комнаты, на подлокотниках которого возвышались еще несколько неустойчивых книжных стопок.
Жером направился в кухню.
— Хотите кофе?
Никто, кроме него, не хотел кофе. Ник через дверь видел, как Жером кипятит воду в чайнике.
— Рассказывай, Эмили. Столько времени прошло! Как твои дела?
— Отлично.
— Я уж думал, что никогда тебя не увижу.
— У нас есть одна книга, и мы бы хотели, чтобы вы посмотрели на нее.
Жером вышел из кухни с кружкой, над которой поднимался парок. Вид у нее был такой, словно ее не мыли несколько недель.
— Вы хотите мне ее дать?
— Мы хотим, чтобы вы нам помогли.
Эти слова оказали на Жерома поразительное воздействие. Его склоненная голова резко вскинулась, в глазах появился свирепый огонек, все тело напряглось.
— Ты знаешь, почему я здесь. — Он резким движением руки обвел убогую гостиную. Кофе выплеснулся ему на пальцы, пролился на ковер, но он этого не заметил. — Ты знаешь причину ссылки? Знаешь?
Эмили склонила голову. Слеза скатилась по ее щеке. Ник подошел поближе, чтобы защитить ее, но ни она, ни Жером не заметили этого. Он был чужой в их истории.
— Мне очень жаль, — прошептала Эмили. — Если бы можно было вернуться назад…
— Ты бы сделала то же самое. И я.
Его гнев прошел так же внезапно, как возник. Он шагнул к Эмили и обнял ее. Ее лицо не было видно Нику, но по ее позе возникало впечатление, будто она обнимает мертвое тело.
Жером погладил ее волосы.
— Давай больше не будем обманывать друг друга воспоминаниями о наших прошлых радостях. Мы только портим себе жизнь и отравляем сладость одиночества.
Эмили мягко отстранилась и разгладила волосы.
— Извините, что побеспокоила вас. Но нам нужна ваша помощь. И… я думала, вам это может понравиться.
— Посмотрим.
Ник по кивку Эмили вытащил из своего рюкзака размороженный бестиарий. Жером облизнулся и протянул руки.
— Прошу вас.
Ник протянул ему книгу, и Жером чуть не выхватил ее у него из рук. Он поднял ее, как священник, читающий Священное Писание, и осмотрел.
— Обложка семнадцатого века. — Он перевернул книгу в руках. — Телячья кожа с бескрасочным тиснением, возможно, немецкой работы.
— Я думал, что она пятнадцатого века, — вставил Ник.
Брат Жером смерил его снисходительным взглядом.
— Она была заменена. Обложки изнашиваются быстрее, чем страницы. А тела умирают прежде души.
Он отнес книгу к деревянному столику в соседней комнате и сел. Вытащил из ящика пенопластовую подушечку и пару тонких перчаток, натянул их на свои костлявые пальцы — патологоанатом, готовящийся к вскрытию, — и положил книгу на стол. Затем подвел палец под обложку и тихонько поднял ее, отрывая от страницы под ней и укладывая на подушку.
Со страницы на него смотрел лев. Ник бросил взгляд на Жерома — узнал ли тот иллюстрацию, и поймал взгляд старика, который лукаво посмотрел на него из-под своей седой гривы. Понять, что у него на уме, было невозможно.
Жером пощупал складку на странице.
— Книга плохо сохранилась.
— Библиотеку, где она была, затопило.
— Это очевидно. Тут есть утрата.
Ник смотрел, не понимая, что тот имеет в виду.
— Какого рода утрата?
— Я вижу основание вырванной страницы.
Жером раскрыл книгу, и Ник увидел едва торчащий обрывок пергамента.
— Страница была вырезана.
— Такое случается?
— К несчастью — да. Книгу украсть трудно, а страницу — легко. Одна страница может стоить несколько тысяч долларов. Все эти древние манускрипты стоят гораздо больше, если их продавать по частям.
— И это продолжалось на протяжении веков.
— Эту вырвали не так уж давно. — Жером показал на несколько темных размывов на первой странице. — Видите эти следы — пропечаталось с отсутствующей промокшей страницы. Ее вырезали после затопления.
Эмили и Ник перекинулись взглядами, словно призывая друг друга признать очевидное. Жером наблюдал за ними с озорной улыбкой, наслаждаясь тем, что они испытывают неловкость.
— Джиллиан была профессионалом. Она любила книги, — сказал наконец Ник. — Она бы ни за что не искалечила так книгу. Бога ради, ведь она работала в музеях.
Эмили отвела глаза.
— Интересно бы узнать, что там было на первой странице, — только и сказала она.
— Может, мы найдем и еще что-нибудь.
Жером пошарил в ящике и извлек оттуда тонкую металлическую трубочку, похожую на перо. Он загнул кончик трубочки, и оттуда засиял фиолетовый лучик.
— Ультрафиолет, — сказал он, направляя его на обложку изнутри.
К удивлению Ника, на жесткой крышке переплета стали видны темные буквы — они появлялись в ультрафиолетовом свете, словно скрытые руны. В отличие от бестиария с его насыщенным шрифтом, здесь слова были написаны тонкими, как паутинка, линиями.
— И как это там появилось? — Голос Ника звучал едва ли громче шепота.
— Это было написано владельцем книги. Когда ее приобрел кто-то другой — получил в подарок или купил, а может быть, украл, — он стер знак первого владельца. Но следы все равно остались.
— И что тут написано?
Продолжая освещать текст, Жером взял увеличительное стекло, чтобы прочесть все в точности.
— «Cest livre est a moy, Armand Comte de Lorraine».
— И что это значит?
— Это значит, что книга принадлежала графу Лорану. Когда-то. Граф Лоран владел одной из крупнейших библиотек в самом начале эпохи модернити.[29]
Ник не знал, что такое «модернити», но предположил, что это слово не имеет никакого отношения к модерну.
— И что с ней сталось?
Жером пожал плечами.
— Она была утрачена. Наследники графа продали ее по частям или позволили непорядочным людям ее разграбить. То, что осталось, я думаю, попало в городской архив Страсбурга в девятнадцатом веке.
