Вот и минуло с тех пор много лет, изредка забегаю на могилу помянуть друга, но кто приговорил его к смерти и за что — так и остается тайной.
— Спи спокойно, Олег! Настанет время — и мы обязательно встретимся. Не скоро, надеюсь, но тем не менее. Ты уже перешагнул, не по своей воле, конечно, тот барьер, что неодолимо разделяет мир живых и мир после смерти. Ну, а мне еще детей растить надо, в Англию вот сегодня лететь предстоит. Помоги, чем можешь, если будет что в твоей власти, друг.
Внезапно прозвенел мобильник и хамовато-строгий голос произнес:
— Это Геннадий Сергеевич говорит. Как у тебя дела?
Лихорадочно пытался вспомнить людей с такими позывными, но безуспешно. Но переспрашивать, кто же это звонит, постеснялся.
— Здравствуйте, Геннадий Сергеевич. У меня все в порядке.
— Ничего не забыл?
Я в недоумении не мог подобрать слов:
— Да, вроде бы, нет.
— Через два часа чтобы был на регистрации!
И отключился.
Что за беда? Женится сегодня, кто-нибудь? А мне цветы надо было не забыть купить? Я хлопнул себя по лбу: я ж улетаю днем!
Прикоснулся на прощание к влажному и прохладному мрамору, надел кепку и пошел по направлению к государственной границе.
В аэропорту по ПиТиЭй получил два билета эконом класса, поболтался туда-сюда, старпом не появляется. Время регистрации перевалило за половину. Моего штурманского собрата не видать. Звоню Гешке, тот, подлец, вне зоны действия сети. Сходил, сдал багаж. По трансляции объявляют, что до конца регистрации остается девять десятых секунды. Я в замешательстве стою перед стойкой.
— Молодой человек, вы в Лондон летите? — спрашивают меня девушки в форме.
— Надеюсь, что да.
— Так давайте скорей Ваш билет.
Я протянул свою книжечку и сказал:
— Вообще-то, у меня два билета. На меня и еще на моего коллегу. Мы моряки, летим на контракт.
— Оставляйте у нас билет Вашего друга и идите на посадку.
Я мысленно махнул рукой, в конце концов, Стюарт хлопотал ради меня, и отправился к прочим пассажирам. В самолет пока еще не допускали, люди приглушенно переговаривались, у всех были сложные и донельзя значительные лица. Каждый словно ощущал свою важность. Я в своей полумокрой курточке несколько выделялся из коллектива.
Вышли англоязычные стюардессы с наклеенными зубастыми улыбками на безразличных и усталых лицах. Все уже было готово к посадке.
Вдруг, словно вихрь промчался по залу ожидания. На хорошей скорости с чемоданом наперевес мимо всех нас пронесся долговязый взмыленный субъект. И — прямиком в самолет, минуя озадаченных секьюрити и стюардесс. Наши охранники посмотрели друг на друга и ринулись вслед, вскоре подобно бульдогам повиснув на руках у истекающего потом ходока. Впрочем, после пары — тройки уточняющих фраз, он был отпущен, а английские бортпроводницы сделали приглашающий жест всем желающим занять свои места.
Долговязый тип поодаль восстанавливал дыхание, потом, окинув быстрым взглядом толпу, безошибочно задержал свой взор на мне и вперевалку подошел ближе.
— На «Вили»?
Для порядка я огляделся по сторонам и ответил:
— Вроде бы да.
— Саша из Нижнего Новгорода, старпом.
Я в свою очередь представился и поинтересовался, что ж ты так долго, гад?
— Геннадий Сергеевич, редиска, нехороший человек, отправил меня в капитанию порта для получения сомнительных закорючек. Там можно состариться, дожидаясь, когда же занятой народ соблаговолит внимание на тебя обратить. А потом таксист, падла, отвез меня в Пулково — 1, я долго искал любой рейс, мало-мальски летящий в сторону туманного Альбиона. Потом я ехал сюда. Вот и весь сказ. Спасибо, хоть на регистрации ты их предупредил обо мне. А то я уже и не знал, что и делать-то.
— Ну, что, полетели?
Саша кивнул головой, схватил в охапку свой чемодан и решительным шагом пошел предъявлять свой посадочный талон. Я постарался не отстать.
Уже заняв свои места, он пихнул меня в бок:
— Смотри, какие важные люди с нами будут коротать время перелета.
Он сидел у иллюминатора, но все равно первым опознал директора Эрмитажа, еще нескольких эпатажных личностей, знакомых по телевизору.
— Чего это они все вместе собрались? — сам у себя спросил он.
— Наверно, на похороны королевы — матери отправились, — сам себе и ответил.
Я вздохнул и подумал, что попутчик у меня очень словоохотливый. Но Саша замолчал и притворился спящим. В таком состоянии просидел он до самого кормления. А мне что-то не спалось, вспомнилось почему-то, как добирался в Китай на приемку нового судна.
Тогда в Шанхае меня встретила высокая и нервная китаянка, не знающая по-английски практически ни слова. Отвезла меня в какую-то гостиницу, оставила в машине, а сама убежала внутрь ругаться с персоналом. Пока она там выясняла отношения, подъехала огромная «Великая стена» — китайский, типа, джип «Great Wall», сверкающая никелем и идеальным лакокрасочным покрытием. Из ее чрева вылезли вальяжные китайцы, похожие на мафиозных боссов по фильмам Джона Ву. Носильщики стремительно, опережая друг друга, похватали чемоданы и скрылись в холле. Машина начала очень аккуратно отъезжать от гостиничного входа, благо всякие там кадки с фикусами, рекламные щиты не давали возможности изящно с визгом покрышек умчаться вдаль китайского благополучия. Я уж было потерял интерес к этому зрелищу и начал проваливаться в сонную бессознательность, как вдруг не в меру хитрый портье самоотверженно бросился на бампер маневрирующего монстра. Полагаю, стремление его было эффектно распластаться на капоте, но рост несколько подкачал — не сумел допрыгнуть. Зато с капота он прямиком угодил под громадное колесо этого собрата трактора. Вот тут он ужом закрутился — жить все-таки хотелось, а от крика, переходящего в надрывный визг, могли бы повылетать стекла на первых этажах всего квартала — я бы этому не удивился. Но водитель «стены» не спеша остановился, поставил машину на ручник и вышел к пострадавшему. Это мне так показалось. На самом-то деле он начал внимательно осматривать бампер, нимало не заботясь о распростершимся в красноречивой позе полураздавленного испачканного в пыли носильщика.
Но тут случились из гостиницы коллеги пострадавшего, похватали его за желтые рученьки и поволокли от машины. Вот теперь театральное мастерство было предъявлено на обозрение зрителей и сочувствующих. Мелкий китаеза хромал на все четыре ноги, если считать его подкашивающиеся руки, не способные удерживаться за своих медбратьев. При этом он еще ухитрялся жестами рассказывать, как он поправлял рекламный щит, а тут его сбила эта ужасная махина. Может быть, он и говорил что-то, не знаю, мне не было слышно. Но вот пантомима не нуждалась в переводе и словесных дополнениях.
