Келандцы же, зверье!
— Ну не знаю, — покачал я головой. — У моего… учителя была келандская… рабыня. Не сказал бы, что они совсем дикие. Жесткие — может быть.
— О! Ха! — развеселился наемник, прикладываясь к бурдюку с водой. — Ты, видать, какую-то особенную келандку повстречал. Западные степняки — целое бедствие! Гохринвийцы уже которую сотню лет пытаются их от своих земель отогнать, да только все одно! Раз в лет пять-десять собираются в орду — и вперед! В поход!
— Да ладно? — удивился я. — Мне всегда казалось, что это гохринвийцы пытаются отобрать у келандцев степи.
От этих слов наемник едва не подавился водой.
— Да, — согласилась Отавия, что сидела рядом со мной. Корона постоянно собирает рейды на степные кланы, это известно даже за морем. И постоянно просит помощи у Круга.
— А как с ними бороться? — удивился наемник. — Я вот что вам скажу, ребятки. Может у вас там, на западе, и считают келандцев кроткими овечками, но по сути своей — они чисто демоны во плоти! Проклятущие черные демоны! Они ордой своей на многие десятки, а иногда и сотни лиг заходят к соседям, а там — грабят, убивают, угоняют в рабство! Вы думаете, откуда у них оружие, железо? Они же ничего не выращивают, ничего не производят кроме своих шкур да вяленого мяса!
— А как же Атем-Раид? Оседлые келандцы? — спросил я.
Надо подбросить еще веток в костерок, а то совсем потухнет.
— Ты про землепашцев с востока? Так они сами от степняков не в восторге! Совершенно другой народ, скажу я тебе! — воскликнул Рифат. — Они все пытаются этих, из «вольных», приучить к торговле, да только кроме сезонных базаров ничего не получается. Ведь это не в седле трястись всю жизнь — вкалывать надо! А плох тот степняк, который был бы склонен к труду! Они, что те трутни — скорее сбросят седло и будут в небо целый день смотреть, чем работой займутся!
Это описание, что дал Рифат, очень подходило флегматичной Витати.
— Ты сказал, они в орду собираются? — спросила Отавия, которая лениво улеглась рядом со мной.
Чай мы уже выпили, жевать сухие галеты не было никакого желания, так все трое лениво посасывали по кусочку вяленого мяса.
— Да, они это войском Шаза называют. Выбирают себе военачальника, который возглавит поход за трофеями и головами. Сбиваются в орду — и на запад, грабить и убивать, — кивнул Рифат.
Мы с Отавией только переглянулись. Конечно, правда была где-то посередине, но уж слишком услышанное расходилось с версией Витати о том, как на самом деле устроена жизнь келандцев.
— Ладно, ребятки, пойду, — Рифат хлопнул ладонями по коленям и поднялся на ноги. — Дежурить пора.
— Опять первым поставили? — уточнил я.
— Да мне и нормально, — махнул рукой наемник, — не люблю посреди ночи вскакивать, а утром, в собачий час, так тяжелее всего… Лучше уж так, совсем не ложиться а потом нормально вздремнуть. Тем более сколько тут осталось, два дня?
Я согласно кивнул.
— Сергиос говорил, полтора перехода осталось, и мы в Гохринвии, на землях Аштонов.
— Не люблю этих удельных княжичей, — покачал головой Рифат. — Сами себе царьки…
Меня этот вопрос тоже тревожил, но я ничего наемнику не ответил. Только пожелал спокойного дежурства, а мы с Отавией стали укладываться спать. С рассветом караван вновь оживет и тронется в путь.
— Ты не волнуешься? — спросила Отавия, касаясь пальцами моего плеча.
— О чем?
— Об Аштонах. Или других вельможах в этих краях.
— А чего мне волноваться? — спросил я.
Я спиной почувствовал недовольство девушки, но его причина была для меня загадкой.
— Я иногда забываю, что ты…
— Простолюдин? — закончил я за принцессой.
— Не имел таких учителей, как я, — ответила Отавия. — Гохринвия недалеко ушла в деле государственного устройства, Рей. Тут все не так, как у нас, на западе.
— Да вроде все так же, — ответил я, поправляя под головой сумку, что служила мне подушкой. — Деньги берут также, торговые гильдии, города, магики, опять же, такие же жадные, как и дома.
— Ты не понимаешь, — покачала головой Отавия и продолжила на полтона тише. — Вспомни барона Варнала. Как он служил… моему деду. Или вспомни отца Дика.
— Ты про графа Умберта?
— Ты же знал, что они с отцом Ториса, бароном Варналом, в жуткой ссоре?
— Слыхал, — ответил я принцессе. — Отец этого садиста загнал племенную кобылу, от которой барон по уговору должен был получить жеребят.
— Все так, — я почувствовал, как Отавия кивнула головой и покрепче прижалась к моему плечу. Я же перевернулся на спину и чуть приобнял девушку, глядя в звездное небо над нами.
— Так к чему ты вспомнила этого крысеныша? — чуть дрогнувшим голосом спросил я.
Перед глазами встала ночная дорога от поместья герцога Хашта, на котором я выпотрошил Дика и его дружков. Какое безумие! Каким же юным глупцом я был тогда! И зачем? Почему? Это тогда на меня так повлияла первая ночь с Отавией? Посчитал, что я стал тогда мужчиной? Как бы не так…
— Ты чего покраснел? — удивленно спросила Отавия.
— Это свет костра, — отмахнулся я. — Так к чему ты вспомнила ссору графа Умберта и отца Ториса?
Отавия важно поерзала на одеяле, занимая позу поудобнее, после чего соизволила ответить:
— Императорская воля в Дагерии была столь сильна, что даже двое довольно богатых вельмож могли только что бросать друг на друга косые взгляды, да распускать слухи.
— Ну это я в политике понимаю, — фыркнул я. — А что им остается еще делать?
— Вот именно, — продолжила Отавия. — И не перебивай! Слушай сюда. В Империи любые дрязги между аристократами решались, обычно, имперским правосудием и деньгами. Монета всегда лучше пролитой крови. Для сбора своей дружины и встречи на поле боя в мирное время должны были быть очень веские основания! Например, убийство наследника или покушение на убийство. Не меньше!
— То есть, когда я прирезал Дика, то…
— Слушай дальше!
Меня больно ткнули тоненькими пальцами под ребра, так что пришлось заткнуться.
— В Гохринвии, насколько я знаю, ссора между Умбертом и Варналом вполне могла перерасти в полномасштабную войну. С вымпелами,
