— Не возьмут. Труба еще дерьмо. Никакого секрета она пока не представляет.
— Это не наша забота. Нам лишь бы раздобыть деньги. А получится не получится у той фирмы, наплевать.
Еще через день Йошка сообщил Ахиму, что фирму «фауст» заинтересовал. Сюда приехал ее представитель, который тоже работает над чем-то подобным.
— Конкурент? — спросил Фехнер.
— Вряд ли. Но ему важно знать направление, по какому идут Хохмайстер с Айнбиндером. Попробую устроить тебе с ним встречу.
Когда на следующий день они сидели в «Альтказе» и Йошка болтал о том о сем, Ахим напомнил ему об обещании. Видно, он уже решился.
Назавтра поздно вечером Йошка вызвал Фехнера на улицу, посадил в машину рядом с каким-то военным, лица которого в темноте Ахим рассмотреть не смог. С явным берлинским выговором незнакомец (это был Павел) стал расспрашивать о «фаустпатроне». Ахим выложил все, что знал.
— Мне нужен образец, — тоном, не терпящим возражений и привыкшим только приказывать, проговорил берлинец. — В мелочах разбирайтесь сами. Плачу десять тысяч. Довольны?
— Боже, конечно… — взволнованно пролепетал Ахим.
Йошка высадил незнакомца в центре Розенхейма и повез Фехнера домой. Прощаясь, Ахим упавшим голосом сказал:
— Трубу мне с завода не вынести…
— Вас обыскивают в проходной?
— Случается.
— А если по одной детальке?
— Тоже опасно.
— Когда вы должны сдавать партию «фаустов»?
— Послезавтра.
— Так сколько штук, ты говоришь, в партии?
— Десять.
— Куда загружает оружие Айнбиндер?
— На заднее сиденье.
— Сделаем так… Постарайся улучить момент, сунь детали в багажник. Я набью его всякими железками. Держи ключ от багажника!
Фехнер подошел к машине, багажник открылся легко.
— Но как ты заберешь их отсюда? — спросил он Йошку.
— Это уж моя забота.
— Слушай, а не попахивает ли это гестапо? — тихо спросил Фехнер.
Йошка рассмеялся:
— Десять тысяч за так не дают. Надо сработать чисто. А вообще-то я и не такое проворачивал, и все сходило!
— Мы давали подписку…
— По-моему, ты не испытываешь отныне нежных чувств к тем, кому ее давал, — усмехнулся Йошка, но тут же погасил улыбку, проговорил суше: — Послезавтра, после того как ты положишь детали «фауста» в багажник, в десять вечера поедешь по Мюнхенскому шоссе, сойдешь на пятом километре и под дорожным столбом найдешь свои деньги. Утром, не мешкая, увольняйся. Сошлись на скверное самочувствие. И уезжай в Альпы. Там горный воздух, здоровая еда… Меня не ищи, я найду тебя сам. Все запомнил?
— Сделаю так, как советуешь ты, — произнес Ахим.
Йошка пожал его влажную руку и поехал к себе в пансион. На сердце было неспокойно. Как поведет себя Ахим, когда останется один и начнет обдумывать предложение? Доносить вряд ли станет. Но вдруг струсит? Или взыграет у него верноподданнический зуд? Как всякий немец, напуганный «красными шпионами», просто не станет рисковать. Недаром у Ноеля он главный на участке, который поштучно делает «фаусты»… Однако деньги маячат перед ним немалые, есть перспектива выздороветь…
Йошка поставил «опель» у парадного. Свет горел лишь в спальне фрау Штефи. Окна мансарды были темными. Обычно Бер так рано не ложился. Йошка бесшумно двинулся к флигелю. Шторы окон были плотно задернуты. Проходя мимо гостиной, он заглянул в дверь, увидел Павла… и Бера. Оба сидели в креслах и, судя по строгим лицам, говорили о чем-то серьезном. Йошка проскользнул в свою кухоньку, лег на кровать, не раздеваясь и не снимая сапог.
Павел нашел в книжном магазине два роскошно изданных альбома о прекрасном среднегерманском городе Галле, где учился и жил адъютант коменданта в Славянске Кай Юбельбах. Обложку одного тома он немного подпортил, будто книга долго валялась на складе. Нина сидела у окна, осваивая уроки вязания. Их изъявила желание давать ей фрау Штефи.
Вдруг на дорожке показалась длинная фигура Березенко. Он был одет в выходную тройку. Павел убрал альбомы в стол.
— Гутен абенд! — проговорил Березенко, старательно выговаривая немецкие слова.
Павел и Нина поднялись навстречу гостю.
— Зетцен зи! — Павел показал на кресло, сам сел напротив.
— Я не отниму у вас много времени. Выполняю просьбу Вилли Айнбиндера. Он крайне нуждается в надежном шофере. Не можете ли вы на время уступить ему вашего денщика?
Понять немецкий Бера было можно, хотя он проглатывал некоторые артикли и не везде правильно ставил ударения.
— Как же мы обойдемся без него? — Павел растерянно посмотрел на Нину.
— У нас он будет занят самую малость. Отвезет меня и капитана к месту работы за город на ферму и до вечера будет свободным. Правда, иногда может понадобиться среди дня — Айнбиндер уезжает за продукцией на завод. Но такое случается не чаще раза в неделю.
— Пожалуй… соглашусь, — задумчиво произнес Павел. — Надеюсь, жена не станет возражать?
— Делай как знаешь, — сказала Нина. — Я принесу вам кофе.
— Спасибо, не надо, — запротестовал Березенко.
— Не думайте, что я предложу вам эрзац. Это будет кофе настоящий, — тоном, не допускающим возражений, проговорила Нина.
Через минуту она вошла с кофейником, чашками и ломтиками хлеба с салом, остро пахнувшим чесноком и перцем.
— Сало с Украины. — На последнем слове Нина сделала ударение.
Сухощавое лицо Березенко стало бледнеть. Нина поняла, что теперь мужчин следует оставить одних. Березенко молча оглядел стол, непривычно щедрый для немцев. Натуральный сахар и сало стоили в Германии больших денег.
— Ешьте, Анатолий Фомич, — чуть слышно проговорил Павел по-русски. — Немецкий, я вижу, вы еще не совсем освоили, нам легче будет вести речь на родном языке…
Павел встал, подошел к полке, достал папку с бумагами, в одном из отделений нашел открытку и протянул Березенко.
У того задрожали руки. Он узнал репродукцию с картины Куинджи «Днепр при луне». Когда-то мать купила чуть не десяток таких открыток.
— Как видите, здесь нет почтовых штемпелей.
— Я уже получал подобное…
— Это сделано по моему приказанию.
Павел отошел к окну, пока Березенко читал. В открытке не было ничего такого, что могло бы вызвать подозрения у немцев. Были материнская любовь и надежда увидеть сына. В конце Марина Васильевна приписала:
«Тот, кто передаст открытку, заслуживает полного доверия».
Когда Павел обернулся, Березенко, вцепившись в подлокотники, пытался удержать слезы. Наконец он спросил:
