на себя внимание всех гостей, хоть, по большому счету, это и не требовалось. Все и без того замерли, услышав первые звуки струн. Покачиваясь в такт его песне, вся дружная компания запела уже после первых строк. Всеобщее увлечение музыкой сыграло Максу на руку, предоставив возможность восполнить свои запасы алкоголя. Под ногами маминой подруги стояла ополовиненная канистра коньяка. Несколько раз Макс смерил её долгим взглядом. Если бы все эти счастливые и беззаботные люди сейчас поднялись и вышли на балкон хоть на минутку, чтобы взглянуть на салюты, он бы не упустил момента. И никто бы не заметил, что канистра опустела почти на треть, ведь ни один из них не знает, сколько уже выпито.
Данис нервно колотил ногами по батарее, пытаясь выместить на ней свою пьяную злость. Уверенность в том, что Макс уже получил задание и знает, кому предназначается следующий ход, укреплялась в Данисе с каждой минутой. Несколько раз он даже пытался его набрать, но перегруженная сеть выдавала лишь звуковое информативное сообщение о том, что следует попробовать перезвонить позже. На просьбы отозваться, отправленные в мессенджер, Макс не реагировал. Тишина и неизвестность угнетали Даниса так сильно, что он даже не смог заставить спуститься себя к гостям, услышав, как с первого этажа зовёт его мама. Решил, что им внизу весело и без его кислого выражения лица. В конце концов, он уже достаточно взрослый парень, чтобы позволить себе встретить Новый год в одиночестве.
Незаметно потряхивая бутылку, чтобы из неё вышли лишние пузырьки, Макс перевёл взгляд на свой смартфон, лежащий на краю кресла. Нетерпеливый Данис буквально завалил его сообщениями в последний час. Ну, что Макс мог ему ответить? Что он точно так же сходит с ума от неизвестности? Что он разбил тарелку, дабы найти повод забраться под стол и выцедить в высокий бокал из-под морса двести миллилитров коньяка из канистры? Что он напивается в кругу своей семьи в дым, пока родители думают, что коричневая жидкость в его стакане – это Кока-Кола? Что он загадал в полночь умереть, не дожив до задания, и поэтому сейчас вливает в себя шампанское с коньяком и крепким кофе, чтобы не проснуться завтра утром? Чтобы не пережить позор, подобный тому, что пережили уже трое из их компании. Что? Что он может сказать зашуганному Данису? Что он тоже давно сдался и больше не желает просыпаться по утрам, постепенно отмирая каждый день своего существования? Инсинуатор планомерно, одну за другой, уничтожает мечты его друзей. Мечты имеют обыкновение не сбываться, и тогда их уносит с собой время. Но хуже всего, когда мечты убивают посторонние люди, по факту, не имеющие к ним никакого отношения. После таких падений изломанные крылья не залечить уже никогда. А тот, кто взлетал однажды, уже знает, как сложно ходить по земле, когда можно парить под облаками.
Помотав головой, Макс понял, что сильно пьян. Окружавшие его предметы двоились и расплывались, не желая принимать привычные очертания.
Сидя на тёплом подоконнике в горе подушек и одеял, Данис думал о том же самом: не следовало так набираться алкоголем.
Не сговариваясь, оба они одновременно поднялись со своих мест и, пошатываясь, направились к кроватям, находясь на расстоянии десятков километров друг от друга.
Через несколько часов придет новое задание. И как сильно они бы ни старались избежать его, Игра Инсинуатора подразумевает в себе пятерых игроков и одного наблюдателя. Играть будут все. Независимо от желания.
1 января. Утро Мари.
За окном стояла непривычная для утренних часов тишина. Не доносились привычные звуки пассажирского транспорта, начинающего своё движение еще затемно для удобства своих вечно спешащих пассажиров. Не срабатывали ежеминутно сигнализации автомобилей, оповещающие владельцев об автозапуске двигателя. Не слышались хлопки дверей подъезда, из которых обычно толпами вываливались на прогулку собачники со своими пушистыми друзьями на поводках. Даже дворники не стучали по льду скребками и колотушками. Весь город замер, отдыхая после ночных салютов, грохота петард и хлопушек, и звонкой стрельбы пробками от бутылок с шампанским. Теперь все должны как следует отоспаться, чтобы продолжить веселье ровно до тех пор, пока не будет съедена последняя ложка праздничного салата прямо из пятилитровой кастрюли. Как будто течение всего следующего года напрямую зависит от того, сколько оливье употребило население страны в новогоднюю неделю. Если бы всё было так просто, Мари предпочла бы отравиться салатом и умереть от переоливьенивания организма, лишь бы кошмар, начавшийся восемнадцатого сентября, остался в прошлом году, а не приволокся в настоящее следом за их компанией. Увы, невозможно найти утром первого января под ёлкой новую себя. Без старых привычек, с идеальным характером и с новым багажом знаний и умений.
Приподнявшись на локте в кровати, Мари прислушалась к тому, что творилось у неё дома. В соседней комнате храпел отец, выдавая виртуозные неповторимые рулады. Значит, они уже вернулись из гостей. Все эти годы родители брали с собой её в новогоднюю ночь, встречать праздник в кругу их близких друзей, у которых были дети примерно её возраста. Пока взрослые сидели за большим столом в одной комнате, они обычно утаскивали с собой сладости из-под ёлки и закрывались в соседней комнате. В детстве играли в куклы и машинки. Потом, когда подросли, пересели к компьютеру и тихонько разливали одну на всех бутылку шампанского из-под стола, пока не видят родители. В последний совместный Новый год они смотрели ужастики, уместившись на полу, уплетая мандарины, конфеты и запивая игристым напитком из кружек для чая.
Эту новогоднюю ночь Мари провела в одиночестве. Отец заявил, что не желает видеть её там, рядом с собой. Что своим присутствием она испортит ему ощущение праздника и всё, что ему нужно – просто отдохнуть.
– Ты слишком жесток с ней. Я уверена, она раскаивается в своем поступке, – тихо выговаривала ему мама за дверью спальни так, чтобы не слышала дочь.
Естественно, Мари слышала каждое слово.
– Это не имеет значения. Она разрушила своё будущее. И двадцать лет моего ежедневного труда.
– Она каждый день умоляет тебя простить её. Просто попробуй сделать это. Ведь она твоя дочь.
В голосе мамы Мари слышала мольбу, но тон отца оставался жёстким. Если бы этот разговор услышали посторонние, они, вовсе, решили бы, что он теперь ненавидит своего ребенка.
– Я не могу её простить.
– Не хочешь. Это разные вещи.
– Нет, я сказал то, что хотел. Не могу.
– А хочешь?
Несколько секунд длилось молчание. Мари вытянулась по струнке и задержала дыхание, чтобы не пропустить ответ отца. Сердце
