— Что случилось?
— Не заводится. Не понимаю, что могло произойти.
— Болван! Я не могу больше ждать тебя... Выпутывайся как знаешь.
Олбрайт решительно повернулся к своему самолету. Но Джекобс схватил его за руку, захныкал:
— Джонни! Ты не бросишь меня, Джонни. Ты не имеешь права этого делать. Они схватят меня...
Олбрайт смягчился:
— Ладно. Живо в мой самолет!
Когда «большой охотник» лег на заданный курс, капитан-лейтенант Минаев поставил ручку телеграфа на «самый полный». Корабль вздрагивал всем корпусом, гребни волн с глухим рокотом перекатывались через палубу. Клубы водяной пыли поднимались даже до ходового мостика. Зябко поеживаясь, укрываясь от колючего ветра и брызг за стеклом, рулевой Зубавин строго выдерживал заданный курс.
— Эк разгулялась погодка!—вслух сказал Минаев, пристально всматриваясь в зыбкое месиво из воды и тумана.— Вот обогнем мыс Рынтыиргин, придется сбавить ход. Подводных валунов там тьма-тьмущая!
Старший матрос Зубавин сегодня впервые нес самостоятельно вахту и потому сильно волновался. Правда, присутствие на мостике командира корабля придавало ему уверенности. Но Зубавин знал, что за мысом Рынтыиргин начнется самое неприятное: воды изобилуют мелями, подводными камнями, и сумеет ли он, Зубавин, провести корабль, не посадив егона банку?
Суровое дело — морская служба, ответственное дело... Будь ты рулевым, или сигнальщиком, или мотористом — все равно на тебе лежит огромная ответственность. Особенно сейчас, когда корабль вышел на боевое задание. Никому нет дела до того, что разыгралась непогода: корабль должен в срок доставить группу пограничников во главе со старшим лейтенантом Саркисяном в далекую бухту на пост мичмана Ситникова, где задержаны нарушители. Капитан-лейтенант Минаев торопится. Он несколько нетерпелив, вспыльчив, этот капитан-лейтенант. Может быть, это объясняется его молодостью. Двадцать четыре года — и уже командир корабля! Впрочем, Минаев всегда старается сохранить выдержку. Когда он недоволен, то не произносит ни слова» но лицо его при этом покрывается красными пятнами, а брови вздрагивают.
На сигнальном мостике высится, как каменное изваяние, огромная фигура матроса Гладкова. Гладков обладает на редкость добродушным, даже чуть флегматичным характером. Ни штормы, ни снежные заряды не производят на него никакого впечатления. Он привык ко всему и считает, что не дело сигнальщика обращать внимание на превратности погоды. Особенным красноречием Гладков не отличается, но на всякий жизненный случай у него припасена пословица. Он так и разговаривает пословицами: «молчание лучше пустого болтания», «коротко да ясно, оттого и прекрасно», «без волнения и заботы не жди радости от работы»...
Громоздкие льдины с острыми краями то и дело возникают перед кораблем. Пришлось сбавить ход. Боцман Цурюпа роздал матросам длинные отпорные крюки. Фуфайки и ватные брюки матросов промокли насквозь, заледенели. Когда льдина приближается к борту, ее дружно отталкивают. Эта работа требует большой сноровки. То и дело слышится возглас Цурюпы:
— Навались!
В это время на ходовом мостике появился радист Чевардаков, зеленый от качки. Он протянул командиру корабля радиограмму. Минаев пробежал глазами текст, плотно сжал губы.
Штаб сообщал, что в наши территориальные воды зашло неизвестное судно. Судно направляется в бухту Олений рог, где расположен наблюдательный пост мичмана Ситникова.
Минаев быстро набросал текст ответной радиограммы. Чевардаков вернулся в радиорубку.
— Да, положение осложняется...— проговорил капитан-лейтенант.— А медлить нельзя. Никак нельзя. Как говорит Гладков: на час отстанешь — в день не догонишь...
Корабль обогнул мыс Рынтыиргин. То здесь, то там из воды торчали острые скалы. Лоб рулевого Зубавина покрылся холодным потом, лицо было белее полотна. Волновался и командир корабля. Конечно, можно было бы взять гораздо мористее, но тогда получился бы большой проигрыш во времени. Приходилось рисковать.
Грозящую опасность осознавали все. Вахтенные матросы стояли по бортам, держась за леера, вглядывались в бушующие волны. В машинном отделении мичман Неустроев ни на шаг не отходил от моторов, до ломоты в висках следил за приборами. То и дело он бросал младшему мотористу Бакаеву:
— Не передвигайте дроссель так резко! Спокойнее, спокойнее... Убавить число оборотов! Самое важное сейчас— внимательно следить за телеграфом: малейшее промедление — и корабль может налететь на скалу. Бакаев чувствовал, как усиленно колотится его сердце. Поскорее бы миновать эти скалы!..
— Сколько времени потеряно! Сколько времени...— с яростью сказал Минаев.— Может быть, этой шхуны уже и след простыл...
Нетерпение его достигло предела. Если бы не эти подводные валуны!.. Он был почти уверен, что шхуна уже покинула наши воды. Много ли нужно времени, чтобы уйти за трехмильную зону!
Вот и бухта Олений рог. Уже можно различить громаду хребта, проступающего сквозь туман.
— Прямо по носу—катер!
Да, теперь и Минаев увидел катер. Его силуэт казался огромным призраком. «Большой охотник» рыскнул на новый курс, взял чуть мористее. Но, видно, на неизвестном катере заметили это, так как он стал быстро удаляться от берега. Теперь все зависело от скорости.
— Самый полный! Самый полный!
Казалось, корабль едва касается воды — так стремителен был его ход. Минаев забыл обо всем на свете, он только видел темный силуэт, удаляющийся в северо-западном направлении.
— Не уйдешь! Не уйдешь!..
Рулевой Зубавин напрягся, как стальная пружина. Откуда появилась уверенность, скупая расчетливость в каждом движении! А внизу, в машинном отделении, приплясывал от нетерпения мичман Неустроев:
— Прибавить число оборотов!
Упругий ветер бил в лицо Минаева. Пальцы судорожно сжимали бинокль. А неизвестное судно все набирало и набирало ход. И все-таки расстояние между ним и «большим охотником» сокращалось.
— Осветить по левому борту!
Вспыхнул слепящий луч прожектора, метнулся влево. В серое небо взвилась сигнальная рэкета. Это был приказ неизвестному судну застопорить машины. Энергично маневрируя, «большой охотник» стал прижимать нарушителя к берегу.
— Ну, попался, голубчик, в мешок. Теперь мы завяжем потуже узел.
Всем стоявшим на палубе казалось, что судно вот-вот остановится. Путь в открытое море ему отрезан. Оно оказалось в ловушке. Минаев уже собирался отдать приказание спустить шлюпку на воду. Но произошло то, чего меньше всего ожидали советские моряки. Сделав крутой поворот, неизвестный катер внезапно устремился в восточный конец бухты. Капитан-лейтенант невольно досадливо крякнул.
