Левая сторона, на которой стоял дом Файзуллы, где находилась лавка армянина Алоева, преобразилась. Вместо низеньких глинобитных мазанок красовалось длинное трехэтажное здание школы.
Дома Файзуллы нет! Кто ему ответит на вопрос, где теперь Файзулла?
Круто повернув, он быстрыми шагами направился обратно.
На трамвайной остановке группа девушек-узбечек беседовала о чем-то громко, горячо. Саткынбай прислушался. Они говорили по-русски. Они обвиняли какого-то комсорга в нерешительности и в том, что у него слова расходятся с делом. Особенно сильно возмущалась худенькая девушка, которую подруги называли Саодатхон.
Подошел трамвай. Саткынбай бросил на девушек взгляд, полный брезгливости, плюнул в сторону и вошел вслед за ними в вагон.
Пользуясь теснотой в вагоне, Саткынбай протолкался к Саодатхон и, будто невзначай, наступил на ее маленькую ногу.
Девушка вскрикнула от боли, и на глаза у нее навернулись слезы.
Сидевшая тут же старуха посмотрела с укором на Саткынбая подслеповатыми глазами, покачала головой, но ничего не сказала.
Через три остановки Саткынбай сошел с трамвая. Пройдя большой, красивый мост, перекинутый через полноводный канал, он встал в тень и задумался. Тяжелые мысли угнетали его.
Туркестана, старого Туркестана не было. В город неодолимо, властно ворвалось новое. Отступали, бесследно исчезали мазанки, зигзагообразные безглазые улички, мечети, дувалы. Новое теснило их перспективой широких улиц, громадой зданий, зеленью парков и скверов, стройными вереницами деревьев, четкими линиями оросительных каналов.
Саткынбай плотно сжал веки. Ему казалось, что он спит, и если откроет глаза, то все это исчезнет. Но нет, город шумел, звенели трамваи, басисто гудели сирены автомашин, говорили без умолку люди.
— Бежать, бежать отсюда! — прошептал Саткынбай и торопливо зашагал к окраине города.
Он шел долго, не оглядываясь, не обращая внимания на людей, и только когда шумные улицы остались позади и он оказался среди высоких земляных дувалов, то замедлил шаг и осмотрелся.
Улица была глухая, пустынная. С обеих сторон теснились старые, приземистые дома. Через арыки были переброшены полусгнившие деревянные мостики.
Саткынбай почувствовал себя бодрее, увереннее.
«Все уладится, все будет хорошо. Волноваться нечего, — успокаивал он себя. — Нет Файзуллы — другие найдутся».
Навстречу мелкими шажками шла женщина под паранджой. Саткынбай, взволнованный, остановился, пропустил ее мимо себя. Ему было приятно видеть женщину под паранджой.
До цели было недалеко. Через какую-нибудь сотню метров находился дом старого Ширмата, или, как его когда-то звали, «Харами», что означает «хитрый».
В 20-х годах Ширма г укрывал Саткынбая и его брата в своем доме от чекистов. Ширмат поддерживал связь между басмачами и их пособниками. Это верный человек и к тому же очень хитрый. Многие тогда попали за решетку, а он уцелел и остался на свободе. Саткынбай помнил, что у Ширмата в саду около хауза — водоема — было припрятано оружие. Нет, Ширмат безусловно верный человек, которому можно говорить все без утайки.
«Вот тут, кажется», — подумал Саткынбай и, нагнувшись, прошел в узенькую, точно щель, калитку.
Саткынбай не ошибся: он стоял в знакомом до мелочей дворике Ширмата. Несколько деревьев совсем высохло, дувал сильно накренился, хауз засыпан, но арычок попрежнему пересекает двор. При входе в дом Саткынбай столкнулся со старой женщиной. Она отошла в сторонку и дала ему дорогу. В комнате Саткынбай увидел щуплого, обрюзглого старика в потрепанном халате, сидящего на полу. Казалось, появление гостя ничуть не удивило старика. Он посмотрел на него неподвижным, безучастным взглядом и остался сидеть, не шелохнувшись.
«Неужели Ширмат?» — подумал Саткынбай, приветствуя хозяина.
Тот кивнул гостю головой.
— Ширмат-ата? — спросил Саткынбай.
В глазах старика на мгновение блеснул прежний, хитроватый огонек. Возможно, что это просто показалось Саткынбаю.
— Не узнаете? — улыбнулся Саткынбай и подумал: «Как изменился! Очень изменился!»
Ширмат был сейчас похож на бродягу-нищего, которых Саткынбаю так часто доводилось встречать в Иране.
Ширмат еще раз поднял бесстрастные глаза на гостя и холодно произнес:
— Ульмас!
У гостя вырвался вздох облегчения: узнал! Ну, если Ширмату не изменила память, значит все пойдет хорошо.
— Я знаю, — заговорил Ширмат, — ты далеко был. Зачем вернулся?
— Дерево без ветра не гнется, — улыбнулся Саткынбай и без всяких колебаний решил выложить перед стариком свою историю: чего таиться, когда его жизнь столько раз была в руках Ширмата!
Он рассказал все от начала до конца. С того самого дня, когда они с братом, захватив небольшой запас золотых монет, бежали за границу, заметая и путая следы, до сегодняшнего дня. Он ничего не утаил.
И чем больше говорил Саткынбай, тем легче становилось у него на душе, будто спадала какая-то тяжесть. Теперь он не один, теперь их уже двое. Ширмат, умудренный опытом, поможет устроиться, поддержит, даст умный совет.
Ширмат слушал молча и не прерывал гостя. Он, кажется, весь превратился в слух, но глаза его, когда-то полные жизни, сейчас почему-то оставались холодными, неподвижными, полуприкрытыми. Если бы он не поглаживал одной рукой другую руку, его можно было бы принять за спящего.
Старик выждал немного, не скажет ли еще что-нибудь Саткынбай, и спросил:
— Все?
— Все… Почти все, — поправился Саткынбай. — Подробности можно рассказать и после. Еще успею.
— Уходи, — тихо, но решительно сказал Ширмат и показал рукой на дверь. Рука его дрожала. — Уходи, откуда пришел… Когда волк теряет зубы, он больше не выходит на промысел… Отбыл свое и сидеть еще раз не имею желания. Прежнего Ширмата нет. Есть старый, больной Ширмат, который должен умереть спокойно, дома… Уходи скорее! — повысил он голос. — А не то позову зятя — он живет рядом…
Все мысли вылетели из головы гостя. В сердце вскипела ярость, спазмы сдавили горло. Нечем было дышать, затряслись руки. Саткынбай готов был вскочить, броситься на эту живую развалину. Но в окно лился яркий дневной свет, и Ширмат спокойно, без страха смотрел на гостя: он чувствовал свою силу.
Саткынбай, сдерживая бешеный гнев, поднялся и уже в дверях произнес сквозь зубы:
— Ну хорошо, я это запомню! Ты потерял веру в аллаха, старый шакал!
Ширмат сидел закрыв глаза и не ответил ни слова.
… В одном из районных центров, недалеко от города, должен был жить человек Юргенса. Юргенс дал Саткынбаю адрес, по которому можно было найти этого человека, дал пароли для связи.
