Джайлз Форест с готовностью пустился в объяснения:
– Один из моих предков взял в жены наследницу рыцарского рода Годфруа, и Авонсфорд перешел к нам по материнской линии. В третьей четверти – герб Уайтхитов, нормандских рыцарей, с которыми мы тоже в родстве, равно как и с семейством Уильяма Лонгспе, третьего графа Солсбери, чей герб расположен в четвертой четверти.
Шокли смутно припоминал, что предки Форестов были родом из Солсбери, но и представить себе не мог, что семья обладает такими влиятельными связями.
– Я не подозревал о знатности вашего рода, – признался он.
– Если позволите, я покажу вам наше генеалогическое древо, – предложил Джайлз.
Как многие дворяне того времени, Форесты обратились в Геральдическую палату, где один из герольдмейстеров, известный плут и мошенник, проследив историю поместья Авонсфорд, ловко превратил Форестов в потомков Годфруа и для верности пометил герб отличительным знаком – свидетельством дальнего родства по одной из боковых линий. Разумеется, все это было выдумкой, однако подтверждение древности рода позволяло Форестам укрепить свое положение среди английской знати и объявить о принадлежности к древним аристократическим семействам, хотя в действительности Годфруа были всего лишь вассалами графа Лонгспе и никакой кровной связи между семьями не существовало. Впрочем, дворяне Тюдоровской эпохи любили хвастаться вымышленными нормандскими предками.
Никто из присутствующих и не подозревал, что право на древний герб Годфруа принадлежит Нелли Уилсон. Она и сама об этом не догадывалась, а если бы и знала, то не стала бы привлекать внимание к Нелли Годфри, некогда обитавшей на Кальвер-стрит. Дети ее брата Пирса помнили только, что отец был плотником, а их тетка удачно вышла замуж и жила в Крайстчерче, изредка присылая им подарки. Судя по всему, Форестам было не о чем волноваться.
Гостиную также украшали великолепный портрет Томаса Фореста, эмалевая миниатюра с портретом Джайлза и яркая шпалера.
Гостей провели в столовую, где их ждал отменный ужин – сочный жареный лебедь и незнакомое Шокли блюдо из размятых желтых клубней, сладкое на вкус.
– Что это? – с любопытством спросил Эдвард.
– Это яство из Нового Света, очень редкое, – объяснил Уилсон.
Действительно, Форест, желая поразить гостей, угощал их бататом, сладким картофелем, который испанские мореплаватели завезли в Европу из Южной Америки.
После ужина Форест увел мужчин в гостиную, где завел деловой разговор.
– Капитан Уилсон намерен отправиться в путешествие, которое сулит неимоверные прибыли, но ему нужны деньги, чтобы снарядить корабли, – объяснил он Эдварду. – По-моему, тебя это заинтересует.
По знаку Фореста Уилсон начал свой рассказ:
– Во-первых, следует упомянуть о торговле с Московией.
Вот уже двадцать лет английские купцы пытались пересечь русские просторы, чтобы выйти на восточные торговые пути. Русский царь Иван IV, впоследствии прозванный Грозным, всячески способствовал развитию торговли с чужестранцами.
– Там можно дешево закупать лен и воск, жир и ворвань, пушнину и шкуры, а главное – мачтовый лес, – восторженно говорил Уилсон. – Сейчас, когда Англии грозит война с Испанией, нам срочно нужны материалы для строительства кораблей. А в Польше сейчас огромный спрос на английское сукно. Вам наверняка известно, что в прошлом году для торговли со странами Балтики, Скандинавией и Польшей была образована Восточная компания – ее деятельность укрепит наше положение в тех краях и поможет справиться с проклятыми ганзейскими купцами.
Форест согласно кивнул.
– Более того, не следует забывать и о Китае, северо-западный проход к которому пытается отыскать экспедиция Мартина Фробишера. Между прочим, Фробишеру благоволит сама королева. Однако географ Ричард Гаклюйт и картограф Герард Меркатор считают, что туда легче попасть, пройдя на восток по северной границе Московии. Я счел разумным вложить деньги в оба предприятия. Сейчас создается еще и Левантийская компания, для торговли с Османской империей… – объявил Уилсон и с улыбкой посмотрел на собеседников. – Впрочем, сколотить состояние можно и на торговле иного рода. Кстати, Дрейк вернулся.
Фрэнсис Дрейк, знаменитый английский мореплаватель, три года назад отправился из Плимута в кругосветное путешествие, хотя многие, не веря, что Земля имеет форму шара, опасались, что он сорвется в бездну, достигнув края, а потому не возлагали особых надежд на его возвращение. Сомневалась в этом даже королева, отправившая Дрейка в эту отчаянную экспедицию.
– Так вот, вернулся он вчера, – продолжил Уилсон. – С грузом сокровищ, отнятых у испанцев. Полтора миллиона фунтов золота…
Собеседники ошеломленно переглянулись, а Уилсон перешел к изложению своего замысла:
– Мои сыновья – капитаны кораблей; я хочу организовать для них три компании, ищу пайщиков среди сарумских купцов. Предприятие сулит небывалые прибыли.
Шокли предложение понравилось – в Солсбери давно пора было возродить славный дух предпринимательства, которым отличались в прошлом веке Джон Холл и Уильям Суэйн, – однако несколько тревожило другое.
– А как прикажете понимать ваши слова о торговле иного рода? – спросил он. – Вы имеете в виду пиратство?
– Верно, – кивнул Уилсон. – Его даже королева одобряет – разумеется, если речь идет о нападении на испанские торговые корабли. Папа римский даровал испанцам, верным католикам, исключительную привилегию на торговлю с Новым Светом, а это несправедливо.
Разумеется, Англия не желала оставаться в стороне, что усложняло и без того напряженную политическую ситуацию. Филипп II давно отказался от мысли вернуть Елизавету, королеву-девственницу, в лоно Католической церкви, однако, хотя и заключил перемирие с Англией и позволил возобновить торговлю с Антверпеном, не простил непокорных протестантов, а потому мечтал о вооружен ном вторжении на остров. Естественно, любые действия, ослабляющие испанский флот, встречали горячую поддержку королевы Елизаветы.
– Что ж, я постараюсь вам помочь, – ответил Шокли.
Немного погодя он собирался откланяться, но Форест отозвал его в сторону и спросил:
– А сам ты не желаешь вступить в долю?
– Может быть, – улыбнулся Эдвард. – Увы, свободных денег у меня мало.
– Для нас главное – заручиться твоей поддержкой. За это я обеспечу тебе не процент на вложенный капитал, а долю от прибыли, – многозначительно пояснил Форест.
Эдвард молчал.
– Двадцатую часть, – негромко произнес Томас Форест.
Шокли удивленно приподнял бровь – двадцатая часть могла выразиться в огромной сумме, – однако ничего не ответил.
– У меня есть еще одна просьба, – продолжил Форест.
– Какая?
– Посодействуй моему сыну, – с легкой улыбкой произнес Форест. – Представь его своим приятелям-торговцам, пусть он с ними побеседует. По-моему, Джайлз слишком много времени провел в Оксфорде, настоящей жизни не знает.
Шокли согласно кивнул.
– Видишь ли, с недавних пор мой сын, в отличие от меня, стремится помочь беднякам, – чуть поморщившись, сказал Форест: похоже, признание далось ему нелегко. – Позволь ему посетить работные дома, объясни, как можно облегчить жизнь их обитателей.
Шокли пообещал помочь юноше, хотя ему вовсе не верилось, что Джайлза по-настоящему волнует положение бедняков.
При близком знакомстве Джайлз Форест оказался учтивым и обходительным молодым человеком. Он с готовностью посетил работный дом и провел там несколько часов за беседой с его обитателями, быстро убедив их в том, что принимает их беды близко к сердцу и приложит все усилия, чтобы им помочь. Шокли отвел юношу на рынок и в сукновальню, представил его Джону Муди и ткачам, на которых Джайлз тоже произвел неизгладимое впечатление.
В сумерках Эдвард Шокли ошеломленно замер на перекрестке – из его дома выскользнул незнакомец, как и в тот день, когда торговец неожиданно вернулся из Даунтона. Эдвард позабыл о странном происшествии, но теперь, когда оно снова повторилось, внимательно присмотрелся к неведомому гостю, неуловимо напоминавшему Томаса Фореста.
Шокли торопливо пошел вслед за незнакомцем, но в переулках у церкви Святого Фомы потерял его из виду и разочарованно вернулся домой. Может быть, жена с горничной ушли в церковь, а в дом забрался вор?
Эдвард тихонько поднялся на второй этаж.
Кэтрин, не подозревая о возвращении мужа, стояла у окна спальни. Рядом с ней Эдвард заметил распахнутый ларец, в котором жена держала свои драгоценности и кошель с золотыми монетами. Обычно там хранилось около десяти фунтов золотом, но сейчас кошель был наполовину пуст.
Кэтрин опустила крышку ларца и заперла его на замок, продолжая задумчиво глядеть в окно.
– Кто к тебе приходил? – спросил Эдвард с порога.
– Никто, – вздрогнув от неожиданности, ответила она.
