– Пусти, урод чертов! Мне больно!
Затуманенные пивом глаза мужчины вдруг сделались ясными и вспыхнули праведным гневом.
– Убери-ка шаловливые пальчики, ворюга. Давай, гаденыш, бросай деньги.
Колину захотелось провалиться сквозь землю от стыда, и он надеялся, что так и случится, он хотел убежать и затеряться среди каруселей. Рука мужчины все сильнее сжимала запястье Берта, и его грязный кулак медленно разжимался, словно распускающиеся лепестки черной розы, пока из него не выпали монетки.
– Это мои деньги, – заныл он. – Это вы ворюга, а не я. Да к тому же хулиган. Я приготовил их, чтобы катнуть, как только доберусь до желоба.
– Я ничего не видела, – сказала женщина, чтобы не ввязываться. Эти слова разозлили мужчину, ведь ему отказались помочь.
– Я что, по-твоему, дурной?! И слепой тоже?! – вскричал он.
– Наверное, так, – тихо ответил Берт, – если хотите сказать, что я стянул ваши деньги.
Колин почувствовал, что ему надо вступиться.
– Он ничего не брал, – серьезным тоном произнес он, придав лицу наивно-честное выражение, что удавалось ему как нельзя лучше. – Я его не знаю, дядя, но скажу, как было. Я как раз проходил мимо и решил глянуть, а он положил два пенса вон туда и вынул их из собственного кармана.
– Ах вы, ворюги малолетние, – прорычал мужчина яростным голосом, хоть и выпутался из бесконечной череды проигрышей. – А ну, валите отсюда, не то легавых позову.
Берт не трогался с места.
– Я не уйду, пока вы не вернете мне два пенса. Я за них вкалывал в саду у папы, копал картошку и полол грядки.
Женщина перекладывала горстку монет из одной ладони в другую и равнодушно смотрела поверх голов на бурлящую и толкающуюся толпу, обтекавшую островок-павильон. Полный мрачной решимости, в надвинутой на глаза шляпе, мужчина сгреб в кучку оставшиеся деньги и смирился с участью неудачника, хотя прежде чем уйти и попытать счастья в другом павильончике, у него хватило совести оставить Берту два пенни.
– Гляди-ка, выгорело, – сказал Берт и подмигнул Колину, как бы говоря, что им удалось добыть шиллинг и восемь пенсов.
Этих богатств хватило на час, и Колин, который не помнил, что когда-либо держал в руках такие деньги, пытался спасти хоть что-то от жадных щупалец разноцветной и разноголосой ярмарки. Но деньги вольно или невольно утекали сквозь пальцы, потраченные на креветки, сахарную вату, пирожные и прочую ерунду. Они проталкивались вдоль витрин аттракционов.
– Ты должен был хоть немного сэкономить, – говорил Колин, не в силах смириться со вновь навалившейся бедностью.
– Без толку экономить, – ответил Берт. – Если тратишь, всегда можешь раздобыть еще…
И тут он замер, увидев полуодетую женщину в африканском наряде, стоявшую у кассы: ее пышный бюст обвивал питон.
Колин возразил:
– Если экономишь, то появляются деньги, и можно съездить в Австралию или в Китай. Я хочу посмотреть заморские страны. Эй, – сказал он, толкнув Берта локтем, – вот странно, что змея ее не кусает, да?
Берт рассмеялся:
– Такие змеи душат, но их пичкают таблетками, чтобы они дремали. Я тоже хочу посмотреть заморские страны, но для этого я пойду в армию.
– Ничего не выйдет, – сказал Колин, направляясь к каруселям. – Скоро начнется война, и тебя могут убить.
На нижней платформе Ноева ковчега Берт высмотрел небольшую дверцу, ведшую вниз. Колин заглянул внутрь и услышал оглушительный шум ревущих механизмов.
– Ты куда?
Но Берт уже был у середины платформы, согнувшись вдвое, чтобы его не зацепил крутившийся и прыгавший наверху мир. Колину это показалось очень опасным: один удар, если вдруг приподнимешься – и ты покойник, мозги растекутся по серому песку, и тогда конец всем мечтам об Австралии. Однако Берт обладал тонким чувством соразмерности, и поэтому Колин, несмотря на страх, двинулся за ним. Он полз на четвереньках, пока не поравнялся с Бертом и не проорал ему в самое ухо:
– Ты что ищешь?
– Монетки, – прокричал Берт сквозь грохот.
Но они ничего не нашли и быстро выбрались обратно в толпу. Оба проголодались, и Колин вспомнил, что с того момента, как он пил чай, прошло, наверное, часов пять.
– Коня бы проглотил, – сказал он.
– Я тоже, – кивнул Берт. – Но вот гляди, что я сейчас сделаю.
Из толпы показался юноша в кепке и с белым шарфом вокруг шеи, ведущий под руку девушку, поедавшую огромный кусок сахарной ваты. Колин видел, как Берт подошел к ним и сказал юноше несколько слов, после чего юноша залез в карман, отпустил какую-то шутку рассмеявшейся девушке и подал что-то Берту.
– Что там у тебя? – спросил Колин, когда тот вернулся.
Находчивый Берт показал.
– Пенни. Я просто подошел, сказал, что хочу есть, и попросил что-нибудь на еду.
– Теперь я попробую, – сказал Колин, желая внести свою лепту. Но Берт удержал его, поскольку в поле зрения находилась лишь хорошо одетая супружеская пара средних лет.
– Ничего они тебе не дадут. Надо просить у влюбленных парочек или у одиночек.
Однако одинокий мужчина, к которому подошел Колин, оказался любителем поспорить. Пенни и есть пенни. Две с половиной сигареты.
– А тебе зачем?
– Я есть хочу, – только и смог выдавить Колин.
– Я тоже, – последовал сухой смешок.
– А я больше хочу. Я с утра ничего не ел, честно.
Мужчина замялся, но все же вытащил из кармана горсть мелочи.
– Когда просишь, лучше не попадайся на глаза легавым, не то в колонию упекут.
Через некоторое время они насобирали двенадцать пенни.
– Не попросишь, не получишь, как мне моя мамаша внушает, – осклабился Берт.
Они стояли у чайной палатки с полными чашками в руках и помещавшейся между ними тарелкой с булочками и наедались досыта. Рядом чертово колесо уносило отдыхающих вверх, к облакам, и возвращало назад, продемонстрировав захватывающий и соблазнительный вид на всю ярмарку. На каждом обороте воздух оглашали истошные вопли девчонок, от которых Колин вздрагивал, пока не понял, что те кричат не от страха, а скорее от восторга.
– Вот сейчас лучше, – сказал он, ставя чашку на прилавок.
Они обошли повозки, стоявшие у забора на краю парка, смотрели на ступени и заглядывали в двери, под лавки и пузатые печки, искали у закрытых дверей с разноцветными замысловатыми узорами, которые заворожили Колина, заставив его вспомнить, как он однажды побывал в кинотеатре «Эмпайр» в Лондоне. Цыгане, ярмарка развлечений, театр – для него все это слилось воедино в какой-то рай на земле, потому что вместе они представляли собой маленький кусочек другого мира, прорвавшийся сквозь плотные заросли, окружавшие его мир. Связующим звеном между мирами были дети с широко открытыми от радости глазами, то и дело рассаживавшиеся на деревянных ступеньках. Но когда Колин подошел слишком близко, чтобы получше все рассмотреть, кто-то из них тревожно вскрикнул, после чего из повозки выскочил грузный взрослый и прогнал их.
Колин взял Берта за руку, когда они продирались через плотную толпу среди дыма от палаток со снедью и тягачей, между подсвеченными зонтиками и лампами на столбах.
– Мы все деньги истратили, – сказал Колин, – и на Ноев ковчег ничего не осталось.
– Да не переживай ты. Всего-то и надо – залезть и перелезать с одного зверя на другого, держась за спиной у мужика, что деньги собирает, чтобы он тебя не увидел и не поймал. Ясно?
Колину это не очень-то понравилось, но он подошел к ступеням Ноева ковчега, продравшись сквозь толпу зевак.
– Я первый, – бросил ему Берт, – а ты следи и улавливай, что к чему. Потом давай следом.
Первым делом он оседлал льва. Колин стоял у ограждения и внимательно наблюдал. Когда ковчег начал вертеться, Берт незаметно переместился к петуху прямо за техником, появившимся из похожей на шалаш будки в самой середине. Скоро карусель раскрутилась на полную, когда Колин едва мог различать животных и часто терял из виду Берта в стремительном ревущем вращении. Когда мир перестал крутиться, настала его очередь.
– На второй круг пойдешь? – спросил он Берта.
Тот отказался, потому что два раза подряд было бы опасно. Колин прекрасно понимал, что так нельзя, что это опасно (с чего и нужно было начинать). Но когда стоишь рядом с Ноевым ковчегом, который крутится во всей своей красе на немыслимой скорости, отчего деревянные фигурки животных сливаются друг с другом, тебе нужно любой ценой попасть на платформу, за деньги или даром, боясь или нет, и с ветерком промчаться на карусели, пока она не остановится. Глядя снаружи, казалось, что один круг на славном Ноевом ковчеге даст тебе неистощимый заряд энергии на весь год, и в конце поездки ты не захочешь слезать, тебе захочется остаться там навсегда, даже если ты заболеешь или умрешь с голоду.
Он ехал один, ухватившись за тигра на внешнем кольце вращения, и его слегка подташнивало от мрачных предчувствий и внезапного подергивания вверх-вниз. На первом медленном обороте он помахал Берту рукой. Карусель набирала скорость, и надо было отпустить тигра и следовать за техником, который только что вышел и начал собирать плату. Но он боялся, потому что ему казалось, что стоит ему только чуть разжать пальцы, как удовольствие тут же кончится, его снесет и размажет по ограждению. Или вдребезги разнесет того, кто вдруг задумает к ограждению прислониться.
