Мне не хотелось возвращаться домой.
Мне даже к Мареку не хотелось. Мне было страшно.
Как он будет смотреть на меня?
Из-за меня его друзья превратились в чудовищ – вот что я прочту в его взгляде. Мне хотелось только одного: чтобы время шло и чтобы в один прекрасный день я проснулась и обнаружила, что все снова хорошо.
Каждый день я мылась, я терла и скоблила кожу. Запершись в душевой на работе, я терла и терла кожу. До крови.
Меня разбудил пронзительный звонок. Пошатываясь спросонья, я отвела Вернера в туалет, а потом решила на всякий случай обойти все комнаты. Меня немного мучила совесть: вдруг кто-нибудь умирает, пока я занята своими проблемами. Во время обхода, глядя на спокойные лица спящих стариков, я поняла, что мне надо сделать: поскорее поехать в больницу.
Юдит не спала, а лежала и смотрела в потолок. Я не сразу заметила слезы у нее на щеках.
– Что такое? – испугалась я. – У вас что-нибудь болит?
Юдит вздохнула, прижав руку к сердцу:
– Ничего, просто время так быстро бежит. Жизнь моя почти закончилась. Я думала, что мы хотя бы немного побудем вместе, Бенгт и я. Пока один из нас не умрет. А так… не хочется умирать, не дочитав роман до конца.
Я вспомнила о своем обещании.
– Я знаю, где он живет, завтра позвоню.
Юдит кивнула:
– Только пусть решает сам. Не надо его заставлять.
– Никто никого не собирается заставлять.
– Знаю. Мне так хочется рассказать ему о том утре, когда я приготовила ему сюрприз, – улыбнулась Юдит. – О раннем утре в сорок втором году. Я ехала на велосипеде по узкой лесной дороге. Светало, у меня с собой был термос с кофе и свежие булочки. Это был день его рождения. Он был на каком-то задании в лесу, что-то сторожил. Я знала, где его искать.
– Он обрадовался? – рассеянно спросила я. Июльское утро? Сорок второй год? Все это было так далеко.
– Я не добралась до него. Потому и хочу теперь рассказать.
– Что случилось?
– Я услышала рокот мотора за спиной. Надо было сразу соскочить с велосипеда и спрятаться. Почему же я этого не сделала? Спустя минуту было уже поздно. Нет, не могу рассказать. Даже ему не смогу…
Юдит раскачивалась, обхватив голову руками. Я видела, что мне она и в самом деле не может ничего рассказать. А Бенгту, может быть, и смогла бы.
64. Ранее утро, рассеянный свет
Еду в больницу сразу после ночной смены. Поднимаюсь в лифте на третий этаж, записываюсь в регистратуре, плачу за посещение. Сажусь на диван, обитый кожзаменителем. На часах четверть восьмого. Скоро моя очередь. Сердце отчаянно бьется. Я смотрю на женщину в окошке регистрации и вдруг чувствую, как ужасно мне хочется пить.
– Можно стакан воды? – я и не заметила, как произнесла это вслух. Женщина указывает в сторону туалета – там есть кран.
В туалете я вижу свое отражение. Вот уже несколько дней я старалась не смотреть на себя в зеркале. Не хочу видеть свое лицо! Но вот оно передо мной, такое же, как прежде – не изъеденное червями, и глаза не светятся, как у вурдалака. Волосы не выпали, скальп не обнажился. Я немного бледнее обычного, но, осторожно касаясь пальцами лица, я чувствую, что кожа совсем ровная. Странно, что я выгляжу как раньше. И вдруг внутри, где-то в глубине что-то вздрагивает. Трепет бабочкиных крыльев.
А вдруг это мой ребенок? Тот самый, которого у меня вот-вот заберут чужие люди?
Этого не должно случиться. Надо бежать! Бежать, пока не поздно.
Выскочив из туалета, я хватаю с дивана куртку и, не дождавшись лифта – а вдруг сейчас наступит моя очередь, и у меня заберут ребеночка? – несусь вниз по лестнице, как будто за мной гонятся. Мчусь по улице, прокладывая себе дорогу сквозь толпу спешащих на работу, бросаюсь к автобусу, который вот-вот закроет двери и уедет.
Рухнув на сиденье в конце салона, я замечаю, что водитель наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Наверное, думает, что я сбежала из психушки, и что за мной несутся санитары.
– Трогай! – кричу я, и водитель закрывает двери. Автобус едет дальше.
Дверь открывается, и я вижу Бенгта в бордовом халате. Он удивленно смотрит на меня: я пришла без звонка, мы не виделись с той самой случайной встречи в залитом солнцем парке, когда он побоялся заговорить с Юдит.
– Как она? – тревожно спрашивает Бенгт. – Что-то случилось?
– Она тоскует по вам. Потому я и пришла. Рассказать, что она сильно по вам тоскует.
– Но она не болеет?
Я только качаю головой в ответ, еле переводя дух. Бенгт приглашает меня войти внутрь. Пока я раздеваюсь, он рассказывает о квартире, в которой живет вот уже тридцать лет. Я замечаю, что он волнуется.
– Хочешь позавтракать?
Я с готовностью киваю.
Бенгт варит яйца и поджаривает хлеб в тостере, достает красивые английские чашки, большие, как суповые миски.
– Она очень хочет с вами встретиться, – говорю я, дожевав тост с английским мармеладом.
– Это ты так думаешь, или она сама сказала?
– Она хочет знать, когда вы ее навестите. Дело спешное, – говорю я.
Бенгт встает и подходит к окну.
– А если мне это не по силам?
– Как это – не по силам?
Бенгт оборачивается и смотрит на меня, долго-долго.
– Значит, вы боитесь? Мне так и передать? Она скоро умрет, а вы боитесь ее навестить.
– О чем ты говоришь! Она не умрет.
– Не сейчас, но скоро. И она много думает о том, что не успела завершить.
Я вижу по лицу Бенгта, что он отказывается верить. Все это не укладывается у него в голове.
– Мне хотелось бы встретиться с ней в другом месте, не в доме престарелых, – Бенгт бросает на меня жалобный взгляд, как будто я могу помочь. – Не представляю себе Юдит в больничной палате.
– Она может приехать сюда на такси… – предлагаю я. – Вы могли бы пригласить ее на обед и…
Бенгт качает головой.
– Только не сюда! Ей это покажется… слишком… нет, не сюда.
Я так проголодалась, как будто не ела сто лет, так что проглотила еще два бутерброда, потом яйцо, и запила все это тремя чашками чая с молоком и медом.
– Молодые люди могут есть сколько угодно, а на внешности это никак не отражается, – улыбнулся Бенгт.
– Скоро на моей внешности все отразится, – ответила я, чувствуя необычайное спокойствие, как будто, сбежав от хирургических инструментов, я избавилась ото всех проблем.
Я рассказала Бенгту обо всем: как всего несколько часов назад была уверена, что не стану рожать ребенка, и как решила, что все-таки стану. Он ничего не говорит, только внимательно слушает, придвинув свой стул поближе к моему. А больше ничего и не надо. Я знаю, что ему можно рассказать все с самого начала. С той самой ночи, когда я ждала маму на берегу.
– Я закуталась в ее халат: думала, что она вот-вот выйдет из воды и обрадуется, что я согрела для нее халатик.
Бенгт не перебивал меня, ничего не спрашивал, просто слушал мой рассказ о Себе, о ночи в палатке, о брошенном в него кирпиче, который и привел меня в дом престарелых, к Юдит. О наших ночных разговорах, обо всем, что она поведала мне. Добравшись до событий прошлой недели, я чувствую, что во рту пересохло. Бенгт наливает еще чаю в большую голубую чашку. И все же я могу сказать только одно: неделю назад случилось нечто ужасное, и теперь я не хочу возвращаться домой.
– Можешь жить здесь. У меня есть гостевая комната.
Я слышу, что он предлагает это всерьез.
– Подумай, не торопись, – добавляет Бенгт. – Прости, что перебил.
Но он вовсе не перебил меня. Я просто перевожу дух, чтобы рассказать о том, что почувствовала в туалете гинекологического отделения сегодня утром.
– Когда я ждала своей очереди… почувствовала трепет… ребенка. Я понимаю, это какой-то бред, но ребенок как будто попросил меня бежать оттуда как можно скорей. Так что я поехала сюда.
Бенгт долго смотрит на меня, а потом обнимает и берет на руки, как маленькую девочку. Как свою дочку. А я кладу голову ему на плечо.
Юдит задрожала, сжав конверт в руках. Щеки порозовели:
– Значит, ты была у Бенгта?
Я кивнула.
– И он дал тебе этот конверт?
– Да, просил передать вам.
– А что в нем?
– Откуда же мне знать? Я чужие письма не читаю.
– Ты не могла бы оставить меня на минутку?
Я кивнула и вышла из комнаты. Подождав с минуту в коридоре, я решила уйти и не мешать – за дверью было совсем тихо.
Мари позвала меня в комнату персонала, чтобы объяснить мне что-то важное перед ночной сменой.
– Ты справишься, Сандра? – тревожно спросила она. – У тебя нездоровый вид. Как ты?
– Все в порядке, – улыбнулась я. – Просто немного устала.
Мари поправила очки и стала листать бумаги.
– Агнес нужен подгузник, а за Верой надо присмотреть, чтобы она не спрятала снотворное под матрас. У нее там склад, ну ты знаешь.
– Может быть, она прячет таблетки и в других местах.
Мари уставилась на меня, как будто эта простая мысль ни разу ее не посещала, и потрясла головой, так что светлые локоны слегка растрепались.
