– Я расскажу тебе обо всем, что сделал мой отец, если и ты позволишь мне кое-что у тебя спросить. Идет?
– Смотря о чем ты хочешь спросить.
– Хорошо, вот мой вопрос: если бы ты не собирался умереть через семь дней, как бы ты хотел прожить свою жизнь?
Положив вилку, он глядит на меня. Яркие глаза за три секунды делаются серыми, как грозовое небо.
– Почему ты спрашиваешь?
– Из любопытства. Впрочем, думаю, все вопросы задают из любопытства.
Его губы морщатся, словно он борется с непрошеной улыбкой:
– Почему ты говоришь, словно Безумный Шляпник?
– Ты же знаешь: не могу без глупых шуток.
Роман снова берет вилку и возвращается к яичнице:
– Не очень-то и смешно.
– Так мы договорились или как?
Он шутливо отдает мне честь:
– Считаю ваши условия приемлемыми.
Поставив локти на стол, я наклоняюсь к нему:
– Ну и каков же твой ответ?
– Я должен начинать? – он показывает на себя вилкой. – Так нечестно.
– Это ты-то будешь говорить о честности?
Он мотает головой, на его лице снова пробивается фирменная улыбка, и я поспешно отворачиваюсь.
– Ладно, ладно: я первый. Но это глупость, по правде говоря.
– Мой вопрос?
– Нет, мой ответ.
– Вся внимание. – Я замираю. Мне столько всего хочется услышать, но я не знаю точно, что именно. Возможно, он расскажет какую-нибудь чушь, типа он всегда мечтал открыть собственный спортивный магазинчик, чтобы иметь под рукой пожизненный запас баскетбольных мячей, или поведает трогательную историю, как хотел стал педиатром и помогать больным детишкам.
Но, по большому счету, мне все равно, чего ждать от Романа. Я начинаю понимать, что это самое волнующее, загадочное и, если честно, самое напрягающее в любви: то, что важно для твоих любимых, становится важным и для тебя, даже если все это на самом деле ужасно банально.
Я читала в какой-то книге по физике, что Вселенная хочет, чтобы ее изучали, что энергия движется и переходит из одной формы в другую, чтобы люди обратили на нее внимание. Возможно, именно к этому любовь в конечном счете и сводится: появляется человек, который обращает на тебя внимание, побуждает тебя двигаться и переходить из одной формы в другую, превращать свою потенциальную энергию в кинетическую. Возможно, все, что нужно людям, – чтобы их кто-нибудь заметил, изучил их.
Я вот изучаю Романа. И теперь все, чего я хочу, – чтобы у него был ответ на мой вопрос. Мне просто нужно узнать про него то, что убедит меня, хотя бы с крошечной долей вероятности: в его атомах живо желание двигаться в каком-то – да в любом! – направлении, и они лишь ждут толчка.
– Я бы хотел поступить в колледж, – признается он.
Против моей воли сердце подхватывает волна надежды. Уже неплохо. Я жестом прошу его продолжать.
– И там бы я играл в баскетбол.
Я киваю.
– Даже несмотря на то, что сейчас не играешь?
Он лукаво улыбается:
– Но мы ведь говорим о гипотетической вселенной, нет? Где я могу быть кем хочу.
Волна надежды, поднявшаяся мгновением раньше, опадает. Внутри все сжимается, и я вдавливаюсь в рваный диванчик. Она не должна быть гипотетической! Я пытаюсь не показывать, как сильно расстроена:
– Логично. Продолжай.
– А чего там продолжать?
– Ну, не знаю. Какие бы предметы ты выбрал?
Роман краснеет и ерзает на сиденье:
– Ой, ну это уже неинтересно.
– Не сказала бы. – Я пристально гляжу на него.
– Ладно, ладно, сдаюсь, – он поднимает руки. – Я бы хотел стать морским биологом. Знаю, это глупость, но мне бы хотелось изучать океан.
Я улыбаюсь, чувствуя, что выгляжу идиоткой, но мне плевать:
– Как в «Двадцать тысяч лье под водой», как Капитан Немо.
Он улыбается мне в ответ.
– Именно. Всегда мечтал о подводном путешествии. Глупо – я ведь даже никогда не был на море. – Он замолкает, глаза подергиваются дымкой. – И видимо, уже не побываю.
Я прикусываю язык. Может, и побываешь, Замерзший Робот, может, и побываешь. На миг перед глазами встает поездка на побережье. Мы могли бы отправиться куда-нибудь в Северную Каролину – не так уж далеко отсюда. Я вижу, как он бродит по пляжу в толстовке с надписью «Университет Кентукки» на спине, а волны лижут ему щиколотки. Он вглядывается в воду, а я сижу на песке, читая книгу по философии физики или что-нибудь подобное. И мы счастливы. Почему такое может происходить лишь в гипотетической вселенной?
Мне нужно решить, как показать ему это. Может, купить ему книгу по морской биологии? Нет, слишком неуклюже – он на это не поведется. Предложить прокатиться к океану на прощанье?
Интересно, а что бы мне посоветовали на сайте «Уйти легко»? Эта мысль заставляет меня с силой прикусить щеку: да там бы все посетители с ума посходили, узнав, что я передумала и, хуже того, пытаюсь отговорить своего партнера! «Наш сайт предназначен не для этого, юная леди!»
Именно поэтому Роман боялся, что его кинут. И в итоге получил партнера-динамо. Первоклассного кидалу. Впрочем, сам виноват: это он вернул мне меня.
Просто нужно и его превратить в динамщика. А вдруг это заразно?
Пока я путешествую к океану, Роман вновь занялся едой. Мой взгляд наконец фокусируется на нем – он смотрит мне прямо в глаза:
– Привет! Ты вернулась? Что, какая-то срочная физическая проблема или как?
Я пожимаю плечами. Сейчас вряд ли подходящее время говорить о поездке на побережье.
– Типа того.
– Теперь твоя очередь.
– А?
– Рассказывать об отце.
Я снова обкусываю кожу вокруг ногтя.
– Это довольно долгая история, и я не знаю толком всех подробностей…
Лицо Романа мрачнеет:
– Не надо этих игр. Я ответил на твой вопрос – теперь твой черед. Не увиливай. – Он понижает голос до шепота. – Партнеры по самоубийству должны держать слово.
Я знаю: он прав, но как же хочется, чтобы «сдержать слово» не означало бы «броситься в омут головой». В прямом смысле.
Осталось 7 днейМне удалось убедить Романа подождать с историей отца до старой площадки – не хотелось открывать мрачные страницы семейного альбома под люминесцентными лампами обшарпанной кафешки. На самом деле, думаю, я просто пыталась выиграть время. Кажется, все, что я сейчас пытаюсь, – это выгадать время.
Пока я паркуюсь на стоянке, он говорит с мамой – та звонила, наверное, уже пятьдесят семь раз.
– Все отлично. – Роман молчит, кивая в ответ на мамину реплику. – Да, чудесная поездка.
Миссис Франклин, должно быть, шутит, потому что он улыбается.
– С Айзел все хорошо. Но слушай, мама, я звоню сказать, что мы приедем чуть позже, чем планировали. – Снова серия кивков. – Мы тут с Айзел подумали заглянуть на площадку и немного поиграть.
Он смеется.
– Да, да, буду играть мягко, обещаю. Пока!
Отключившись, он поворачивается ко мне:
– А ты отлично делаешь свою работу!
– Ты о чем? – Я хлопаю ресницами.
– Мама считает, я снова в полном порядке. Раньше она бы ни за что не позволила мне прийти позже, чем договаривались, – он улыбается, но это не та полуулыбка. От ее искусственности мой желудок сжимается страхом. – И я, кажется, не сказал тебе, что она уже целую неделю не проведывает меня среди ночи – благодаря тебе она, похоже, совсем перестала беспокоиться.
Я выхожу из машины, чувствуя, как растет комок в груди, и рассеянно вожу серой кроссовкой по грязи, покрывающей площадку. Дождь перестал, но воздух все еще сырой и холодный. Обхватив себя руками, иду к столу, на котором сидела в прошлый раз. Опершись ладонями о мокрые доски, запрокидываю голову в небо. Роман вскакивает на стол и садится рядом. Скашиваю глаза – так и есть, прикрывается рукой от невидимого солнца.
– Ты всегда так делаешь, – удивляюсь я.
– Что?
– Прикрываешь глаза рукой. Я заметила: ты все время так делаешь. Даже если солнца нет.
На печальное лицо возвращается слабая улыбка:
– А ты чертовски наблюдательна. В другой вселенной ты бы стала великим ученым.
– Может, и в этой тоже, – шепчу я.
Роман каменеет и, прежде чем я успеваю что-либо сказать, спрыгивает со стола и встает передо мной, скрестив руки на груди.
– Отвези меня домой. – Его голос ровный, но, ей-богу, лучше бы он на меня накричал. Тогда бы я, по крайней мере, знала, что он что-то чувствует.
– Послушай, Роман. – Я пытаюсь сгладить свой промах, мысленно только что не шлепая себя по губам – ну надо ж быть такой дурой! Не могла придумать «сюрприз» получше! Ясно же, что нужно подходить постепенно. Он должен сам прийти к этому решению – мне его подталкивать бесполезно.
Попытаюсь сдать назад:
– Ну, я сказала это просто так, заполнить паузу. Я же не идиотка.
Он поднимает брови, вытягивая рот в линию.