Я поймал таблетку ртом и смыл в желудок апельсиновым соком из стакана Чака.
– Ребята, увидимся позже.
Я был уже у двери, и тут Элисон тихо окликнула:
– Бен!
Я обернулся:
– Да?
– Не знаю, в чем у вас дело, но разберитесь сейчас. У нас есть проблемы посерьезнее.
– Что случилось? – спросил я.
– Его нет двое суток, Бен, – она пристально смотрела на меня. – Это два дня и две ночи.
– Знаю.
– Нет, – голос Элисон не отпускал меня. – Не знаешь. И никто из нас не знает. Он может быть изранен, мертв, а мы ни черта не знаем.
– Джек в состоянии о себе позаботиться, – пролепетал я.
– Ну конечно! – Элисон начинала злиться. – Только, если бы Джек мог о себе позаботиться, мы бы не сидели сейчас здесь.
– Что предлагаешь? – вмешался Чак. – Что ты собираешься делать?
– Не знаю, – Элисон отрешенно водила пальцем по краешку стакана. – Он, наверное, уже далеко. Может, стоит пойти в полицию?
– Нас арестуют, – сказал Чак. – Ты вообще понимаешь, чем обернется арест для моей карьеры? Для твоей? Тебя могут лишить адвокатской лицензии, меня – врачебной.
– Речь идет о жизни Джека! – закричала Элисон и так хлопнула ладонью по столу, что кусочки омлета на тарелке подпрыгнули. – Разве можно быть таким эгоистом, Чак?!
– Слушай! – заорал Чак в ответ. – Я приехал сюда помогать Джеку, так? Пытаясь помочь лучшему другу, поимел сломанный нос. Но Джеку не нужна наша помощь, понимаешь ты это? Джек послал все к чертовой матери, нас послал и смылся. Небось сидит сейчас в каком-нибудь отеле, нанюхался до беспамятства, ковыряет в носу да посмеивается над нами, а ты предлагаешь мне ради него похерить собственное будущее? Да будь я проклят! Хочешь спустить свою карьеру в унитаз из-за друга-наркомана? Да ради бога! Ты уже десять лет страдаешь из-за Джека, так что значит еще одна жертва? Но я приехал сюда помочь другу, а не рушить из-за него свою жизнь!
Элисон смотрела на Чака немигающим взглядом, не замечая слез, стекавших к уголкам ее рта, который даже приоткрылся слегка, до того мучительными и непостижимыми были для нее слова Чака. Я, видимо, тоже глядел на него во все глаза, или Чак просто не мог дольше выносить неприкрытую боль на лице Элисон, потому что вдруг он повернулся ко мне и прокричал:
– Ну?! Скажешь, я не прав?
Мы смотрели друг на друга некоторое время.
– Пришли к согласию, будем считать, – тихо проговорил я и удалился из кухни.
Линдси сидела на одном из рассеянных по берегу озера валунов, положив подбородок на колени, выковыривала из трещин маленькие камушки и бросала в воду. На ней были вылинявшие черные джинсы, лиловая толстовка с эмблемой Нью-Йоркского университета, волосы Линдси собрала на затылке в хвост, кончик которого спрятался в смятом капюшоне толстовки.
Линдси не обернулась, но вскинула голову – услышала меня.
– По какому поводу шум? – спросила она тоном осторожно-нейтральным.
– Слегка разошлись во мнениях насчет Джека.
– А-а…
– Да, – нервно затараторил я. – Элисон думает, Джек умирает в какой-нибудь канаве. Хочет позвонить в полицию.
Линдси молча бросила в озеро камушек. Он коснулся воды с тихим, степенным “плюх”. Я понял, что говорить Линдси не намерена, и торопливо продолжил:
– Чак считает, Элисон нужно разобраться в сложностях взаимоотношений с Джеком, и убежден, что Джек первым делом подзаправился и теперь отсиживается где-нибудь.
Плюх… плюх.
– Чак категорически против полиции. Считает, нас всех арестуют. – Плюх. – Что думаю я? Я думаю, каждый по-своему прав и не прав, но, может быть, ты все-таки повернешься и поговоришь со мной?
Прозвучал заключительный “плюх”, Линдси убрала выбившуюся прядь волос от лица и повернулась ко мне.
– Знаешь, Бен, в чем твоя проблема?
Я мимоходом изумился: эти шесть слов, кажется, попадали на язык всем женщинам, с которыми я когда-либо встречался.
– Нет. То есть вообще-то да. А о какой именно проблеме ты говоришь?
– Ты не можешь принять тот факт, что жизнь не предполагает завершенности, симметрии. Не приемлешь невнятного финала, не хочешь понять, что в жизни есть вещи неразрешимые и таковыми они останутся бесповоротно, навсегда.
Слова Линдси были столь созвучны сказанным Сарой после развода, на один бредовый миг я даже подумал, не обсуждали ли они это друг с другом.
– Я вовсе не хочу вернуть Сару, – возразил я.
– Знаю, – Линдси улыбнулась ласково. – Я не об этом беспокоюсь. Ты, однако, не хочешь и чтобы она обижалась, ненавидела тебя. Не можешь признать: да, я оставил позади нечто, нечто неразрешенное. И продолжаешь возвращаться к прошлому, пытаясь подчистить его, навести порядок в своей душе, но этого не произойдет.
– Понимаю.
– А беспрестанно оглядываясь назад, – продолжила Линдси, – не видишь того, что есть у тебя здесь, сейчас. Не знаю, – она медленно выдохнула, – может, поэтому ты и пишешь, чтобы, так сказать, придать всему завершенность? Прийти к развязке.
– Я прекрасно вижу, что у меня сейчас есть, – заметил я. – Ты знаешь, я всегда любил тебя.
– Знаю, но этого мало. Я тоже тебя люблю, но я смотрю вперед, а не назад. – Она наклонилась, прижала колени к груди. – Ты наделал ошибок в прошлом. С кем не бывает. Но нужно по возможности извлечь урок, отряхнуться и идти дальше. А не можешь, значит, никогда не получишь шанс все исправить.
– Меня накачали какими-то сильными лекарствами, – напомнил я.
– Да это здесь ни при чем, Бен. Развод означает, что ты изменился, и это тебя ужасает. Но если не будешь меняться, у тебя нет будущего. У нас. Поэтому начни принимать жизнь как есть. Смотри вперед.
“…Не всегда были добрыми старые дни, – подумал я. – Не так плохо завтра, как кажется”.
Я поразмыслил немного над этими словами, а еще над тем, правильно ли искать в песенной лирике подсказки, как жить, потом взобрался на валун посидеть рядом с Линдси, посмотреть на озеро. Нащупал маленький камушек, бросил его в воду. Плюх. Последовал ответный “плюх” – Линдси бросила камушек. Так мы скрепили наш договор. Я наклонился к Линдси, она прикоснулась несколько раз губами к моему лбу.
От нашего дыхания возникали едва заметные облачка пара, я наблюдал, как они смешиваются в прохладном утреннем воздухе. Еще не похолодало, но погода менялась. Озеро под серым небом оставалось невозмутимым, движение воды – незаметным, будто озеро тоже ощущало приближение новой зимы и готовилось замерзнуть. Я вдруг поднял голову, посмотрел на другой берег озера и сказал:
– Гуси улетели.
Линдси улыбнулась, сжала мою ладонь, прошептала:
– Они вернутся.
И так мы сидели, наблюдали молча за озером, становясь вместе чуточку старше.
Мы все еще сидели на камне, когда к озеру примчался разъяренный Чак и следом за ним сердитая Элисон. Схватка продолжалась.
– То есть ты просто плюешь на нас. Даже не верится! – Элисон шла быстрым шагом, стараясь не отстать от Чака.
– Это не я плюю! – заорал Чак через плечо. – Это Джек смылся! – Он решительно шагнул к нам. – Надо поговорить.
– Нельзя вот так просто уехать, – протестовала Элисон. – Мы должны что-нибудь предпринять.
– Да не можем мы ничего, – отрезал Чак.
Элисон подошла к нам, ее лицо пылало от гнева.
– Вы все так думаете? – Она слегка задыхалась после погони за Чаком. – Что мы должны ехать домой?
Чак напряженно глядел на меня. Пришлось его вызволять.
– Элисон, Джек сбежал, – проговорил я медленно. – Где бы он ни был, нам его не достать. Он нашей помощи с самого начала не хотел. Даже если бы мы нашли его, почему ты думаешь, что он захочет ее сейчас?
– Ну что ты говоришь! – возразила Элисон. – Мы нужны ему.
Она глядела на нас с Линдси, глаза ее обвиняли и умоляли одновременно.
– Думаю, нужно рассмотреть все возможности, Элисон, – сказала Линдси мягко. – Я хочу сказать, все мы сейчас соображаем не очень хорошо.
– Я соображаю прекрасно, – Чак повысил голос. – И обсуждения мне не нужны. Я еду домой. Джек сбежал. И либо нашел телефон и связался со Сьюардом, либо уже в угаре, либо… – его голос замер.
– Либо что? – спросила Элисон с вызовом.
– Либо он мертв, – закончила Линдси, выручая Чака.
– Я звонил утром в местную больницу, – продолжил Чак. – С прошлого вечера никто не поступал, скончавшихся по пути в больницу тоже не было.
– Можно сообщить в полицию, – предложила Элисон. – Расскажем им все как есть, и они помогут найти Джека.
– Кто? Этот придурочный помощник шерифа? Сказал бы я, в чем он может помочь…
– Мы могли бы обратиться к шерифу или в полицию штата.
Чак состроил гримасу.
– Отлично! Испогань себе из-за Джека жизнь еще больше. Это уже похоже на какой-то бредовый анекдот! Однако на мою компанию можешь не рассчитывать. Я собирался уехать два дня назад, но Бен попал в аварию, и я здесь застрял. Ради него, не ради Джека. Я уехал на неделю в самый ответственный период хирургической субординатуры. Если буду отсутствовать дольше, не смогу выполнить что требуется, придется ждать до весны и начинать сначала. Потеряю минимум полгода, а ради чего, спрашивается? Ставить себя под удар, действительно помогая кому-то, – одно дело, а мы сейчас страдаем ни за что. Господи, да Бен вообще мог погибнуть, – он замолчал и глянул на меня, потом снова повернулся к Элисон. – А еще Джек едва не спалил на хрен дом вместе с нами, припоминаешь? И даже после этого я не хотел отступать, думал, мы все равно сможем ему помочь. Но вокруг уже рыщет полиция, верный знак – пора валить отсюда. Джек ударился в бега по доброй воле – все. Пусть наконец сам отвечает за собственные действия. Наша миссия окончена, Элисон. Замысел был благородным, но не сработал. Провалился в ту самую минуту, когда Джек вышел за дверь, и только ты этого еще не поняла.