Проезжая мимо отеля «Клэрендон», он услышал оклик с тротуара. Там стоял Бэйли, человек с подмоченной репутацией и выдающейся челюстью, живший в отеле и никогда не любивший.
– Перри, – тихо произнес человек с подмоченной репутацией, когда перед ним у обочины остановился «родстер», – у меня стоит шесть бутылок такого чертовски прекрасного шампанского – без единого пузырька! – которое ты, ручаюсь, никогда не пробовал. И треть всего, Перри, получишь ты, если только поднимешься со мной в номер и поможешь нам с Мартином Мэйси все это выпить!
– Бэйли, – с напряжением сказал Перри, – я выпью твое шампанское. Я выпью все до капли, пусть даже это и убьет меня.
– Чокнулся? – кротко ответил человек с подмоченной репутацией. – В шампанское не добавляют метиловый спирт. Это напиток, который весь мир пьет уже шесть тысяч лет. А пробки на этих бутылках даже окаменели, и вытаскивать их приходится с помощью алмазного сверла.
– Веди меня наверх, – мрачно промолвил Перри. – Как только эти пробки увидят мое сердце, они выскочат сами – из простого сострадания.
Весь номер был увешан типично гостиничными невинными картинками, изображающими маленьких девочек с яблоками в руках, сидящих на скамейках и играющих с щенками. Других украшений в номере не было, если не считать разбросанных повсюду галстуков, а также розовощекого человека, читавшего розовую газету, полностью посвященную дамам в розовых чулках.
– Иногда приходится торить дороги и тропы, – произнес розовощекий человек, укоризненно взглянув на Бэйли и Перри.
– Приветствую, Мартин Мэйси! – коротко ответил Перри. – И где это каменноугольное шампанское?
– Куда спешим? Это же вроде не налет. У нас вечеринка!
Перри покорно сел и с неудовольствием оглядел галстуки.
Бэйли не спеша открыл дверцу шкафа и извлек шесть симпатичных бутылок.
– Снимай эту чертову шубу, – обратился Мартин Мэйси к Перри. – Или, может, нам открыть все окна?
– Дайте мне шампанского, – сказал Перри.
– Идешь на цирковой карнавал к Таунсендам сегодня?
– Нет!
– Нет приглашения?
– Есть.
– А почему не идешь?
– Я устал от вечеринок, – воскликнул Перри. – Уже тошнит. Я уже так навеселился, что тошнит!
– Может, ты собрался к Говарду Тейту?
– Нет же, я сказал. Мне все это надоело.
– Ну что ж, – как бы в утешение сказал Мэйси, – у Тейтов все равно будут одни школьники.
– Да говорю я тебе…
– Я подумал, что ты наверняка собрался куда-нибудь. Судя по газетам, ты под Рождество не пропустил ни одной вечеринки!
Перри угрюмо хмыкнул.
Он больше никогда не пойдет на вечеринку! В его голове крутилась классическая фраза о том, что эта страница его жизни закрыта, закрыта навсегда! А когда в голове крутится «закрыта, закрыта навсегда!» или что-то подобное, можно с полной уверенностью сказать, что тут не обошлось без женщины, которая, так сказать, и осуществила это закрытие. Перри также пришла в голову еще одна классическая мысль о том, что самоубийство, в сущности, просто трусость. Эта мысль всегда отдает благородством, таким теплым и воодушевляющим! Только подумать, сколько достойных людей мы бы потеряли, если бы самоубийство не было бы просто трусостью!
Прошел час, и в шесть вечера Перри потерял всякое сходство с молодым человеком, рекламирующим линимент. Теперь он выглядел, как первый набросок к картине разгула. Они пели импровизированную песню, текст которой только что придумал Бэйли:
Некий Пер Ламп, соблазнитель известный,
Всегда отличался за чаем воскресным:
Он переливал и заливал,
Ни разу ни капли не проливал —
При этом салфеткой колени свои он никогда не накрывал!
– Проблема в том, – сказал Перри, закончив взлохмачивать свои волосы расческой Бэйли и пытаясь повязать на голову оранжевый галстук, чтобы подчеркнуть свое сходство с Юлием Цезарем, – что вы, парни, ни черта не смыслите в пении. Как только я ухожу вверх и начинаю петь тенором, вы тоже начинаете петь тенорами.
– У меня от природы тенор, – глубокомысленно заявил Мэйси. – Голос не тренирован, вот и все. Абсолютный слух, говорила тетка. Прекрасный певец от рождения.
– Певцы, певцы, все прекрасные певцы, – вставил Бэйли, который в этот момент разговаривал по телефону. – Да нет, не в кабаре. Я хочу яйцо. Пусть какой-нибудь проклятый клерк, который с едой – едой! Я хочу…
– Юлий Цезарь! – объявил Перри, отвернувшись от зеркала. – Человек со стальной волей и железными принципами.
– Заткнись! – взвизгнул Бэйли. – Эй, это мистер Бэйли. Пришлите нам ужин. Что-нибудь грандиозное. На ваш выбор. Прямо сейчас!
С некоторым затруднением он попал трубкой обратно на телефон, после чего его губы сжались, и с выражением торжествующей настойчивости он выдвинул нижний ящик шкафа.
– Взгляните! – не терпящим возражений тоном скомандовал он.
В его руках оказалось некое вычурное одеяние из розовой дешевой ткани.
– Штаны! – важно произнес он. – Глядите!
На свет появилась розовая рубашка, красный галстук и детский воротничок а-ля Бастер Браун.
– Глядите! – повторил он. – Это костюм для циркового карнавала Таунсендов. Я изображаю мальчика, который носит воду для слонов.
Несмотря на свое состояние, Перри был впечатлен.
– Я буду изображать Юлия Цезаря, – объявил он после некоторого раздумья.
– Так и думал, что ты идешь! – сказал Мэйси.
– Я? Конечно, иду! Не пропускаю ни одной вечеринки. Полезно для нервов, как сельдерей.
– Цезарь! – рассмеялся Бэйли. – Тебя не пустят. Он не из цирка. Это из Шекспира. Лучше оденься клоуном.
Перри замотал головой:
– Нет уж. Только Цезарь.
– Цезарь?
– Точно. Колесница!
Луч света осветил разум Бэйли.
– А правда. Хорошая идея.
Ищущим взглядом Перри обвел комнату.
– Я позаимствую у тебя банный халат и этот галстук, – сказал он.
Бэйли задумался:
– Не пойдет.
– Нормально. Это все, что надо. Цезарь был варваром. Они даже не пикнут, если я скажу, что я Цезарь, потому что он был варвар.
– Нет, – покачав головой, сказал Бэйли. – Костюм надо взять напрокат в лавке. У Нолака.
– Уже закрыто.
– Проверь.
После пяти минут, проведенных у телефона, далекий, уставший голос сумел убедить Перри, что на другом конце провода находится мистер Нолак и что лавка из-за карнавала Таунсендов будет открыта до восьми. Успокоившись, Перри съел большое блюдо филе-миньон и выпил последнюю из трех оставшихся бутылок шампанского. В восемь пятнадцать швейцар в высоком цилиндре, стоявший у входа в «Клэрендон», смог наблюдать, как он пытается завести свой «родстер».
– Видимо, замерз, – мудро заметил Перри. – Мороз схватил мотор. Холода.
– Замерз, что ли?
– Да. Мотор покрылся льдом.
– Не заводится?
– Никак. Пусть постоит тут до лета. Один теплый августовский вечерок, и все будет в порядке.
– Хотите оставить тут?
– Точно. Пусть стоит. Вряд ли найдется такой горячий воришка. Подайте такси.
Швейцар в высоком цилиндре подозвал такси:
– Куда, мистер?
– Поезжай к Нолаку – ну, знаешь, костюмы напрокат…
II
Миссис Нолак выглядела приземистой неудачницей – представительницей одной из новых наций, возникших сразу по окончании мировой войны. Из-за нестабильности европейской обстановки она так и не смогла определиться, кем же она была на самом деле. Помещение лавки, в которой она вместе со своим мужем ежедневно зарабатывала хлеб свой насущный, было, как и положено замку с привидениями, тускло освещено, его заполняли рыцарские доспехи, одежды китайских мандаринов, а с потолка свешивались огромные бороды из папье-маше. Из углов на посетителя выглядывали ряды безглазых масок, стеклянные шкафы были наполнены коронами и скипетрами, искусственными драгоценностями и огромными корсажами, коробками с гримом, вуалями и париками всех расцветок.
Когда Перри неторопливо вошел в лавку, миссис Нолак уже была занята уборкой последних, как ей казалось, следов напряженного дня в шкаф, заполненный розовыми шелковыми чулками.
– Чем могу служить? – с неприкрытым неудовольствием поинтересовалась она.
– Пожалуйста, костюм Юлия Гура, колесничего.
Миссис Нолак было очень жаль, но вся одежда для колесничих была давно сдана в прокат.
– Это для циркового карнавала Таунсендов?
– Да, конечно.
– К сожалению, – сказала она, – у нас не осталось абсолютно ничего циркового.
Возникло непредвиденное препятствие.
– Гм… – промолвил Перри. Неожиданно в голову ему пришла идея. – Если у вас найдется кусок холста, я смогу нарядиться шатром!
– К сожалению, ничего такого не держим. За этим вам бы лучше куда-нибудь в скобяную лавку… Но у нас есть несколько очень приличных костюмов солдат Конфедерации!
– Нет. Никаких солдат.
– И еще один – почти новый – король!
