Герман Вук
Городской мальчик
Герман Вук родился в 1915 году в Нью-Йорке, в семье еврейских иммигрантов – выходцев из России. Отец писателя начинал новую жизнь на чужбине рабочим прачечной с жалованьем три доллара в неделю, а впоследствии стал владельцем сети прачечных. По окончании средней школы в Бронксе, где прошло детство Германа Вука, будущий автор «Городского мальчика» получил гуманитарное образование в Колумбийском университете, где изучал сравнительное литературоведение и философию, а в 1934 году ему присвоили степень бакалавра. В университете Вук впервые попробовал свои силы на литературном поприще: редактировал студенческий юмористический журнал, написал два сценария для варьете, имевшие успех.
В 1935 году Вук устроился работать на радиостанцию в качестве автора юмористической программы, и хотя работа эта, по собственному признанию писателя, не слишком нравилась ему, он не оставлял ее в течение семи лет. В 1942 году Вук нанялся на службу в военно-морской флот США, стал морским офицером и прослужил три года на эсминце – минном тральщике «Зейн» в Тихом океане, а в 1945-м был назначен старшим помощником командира на другой корабль – «Саутард», базировавшийся на Окинаве, и, наконец, в 1946 году закончил службу в Нортпорте, Лонг-Айленд.
Еще в 1943 году, будучи на военно-морской службе, Вук начал писать свой первый роман – «Утренняя заря» (1947), насмешливый рассказ о работе радиорекламной компании, – чтобы, как он сам выразился, «скрасить тяготы военной жизни на корабле». Сегодня Герман Вук – автор десяти романов, нескольких пьес, киносценариев, популярной книги об иудаизме. Наиболее значительные работы писателя – романы о второй мировой войне («Бунт на «Кайне», 1951, Пулитцеровская премия; дилогия «Ветры войны», 1971; «Война и память», 1978); книги о судьбе молодой красивой девушки в Нью-Йорке («Марджори Морнингстар», 1955), о нелегком писательском труде («Янгблад Хоук», 1962), об арабо-израильской войне 1973 года («Внутри и снаружи», 1985). По меньшей мере пять романов Вука стали бестселлерами. При этом критики далеко не всегда относились благосклонно к трудам писателя. Первый роман был встречен сдержанно, хотя автора и сочли весьма перспективным; второй – теплее; и лишь на долю третьего выпал настоящий успех; а потом мнения снова делились – одни в меру хвалили, другие не в меру ругали, но никогда этому писателю не могли отказать в одном – в таланте рассказчика, в умении увлечь читателя.
Всего этого я не знал двадцать с лишним лет тому назад, когда в мои руки попала книжка неведомого мне американца Германа Вука «Городской мальчик» (1948). С самых первых глав роман увлек меня, от его содержания повеяло детством, чем-то очень знакомым и дорогим. Возникло ощущение, что эта книга давно стояла на моей книжной полке рядом с любимыми детскими книжками. И только теперь я впервые открыл ее. Какое удовольствие встретить хорошую новую книгу. Так встречаешь давнишнего приятеля, который всегда был тебе симпатичен, но жизнь вас развела, и теперь ты готов слушать его часами, раскрыв рот, и что бы он ни сказал – все интересно и находит в тебе живейший отклик. Чем дальше я читал, тем отчетливее проступало сходство героев с их литературными предшественниками: Томом Сойером, Бекки Тэтчер, Геком Финном. Уже совсем недавно я обнаружил, что некоторые критики упрекали Вука в подражании Марку Твену и добавляли, будто это обедняет его стиль. Мне же упреки ученых мужей кажутся несправедливыми, поскольку сходство между героями детской литературной классики и персонажами Вука не внешнее, формальное. Это вовсе не подражательство, а духовная близость художников с чистым мироощущением, совпадение взглядов на жизнь, родство добрых душ. Я скорее соглашусь с автором короткого предисловия к одному из американских изданий «Городского мальчика», заметившим, что если бы Марк Твен мог прочитать эту книгу, она пришлась бы ему по сердцу. У «Городского мальчика» есть еще одно свойство, которое роднит Вука с его великим учителем (в широком смысле этого слова): круг его читателей не должен ограничиваться детьми; на мой взгляд, писатель будет интересен и взрослым, прежде всего родителям этих детей. И это подтверждает для меня другое очень привлекательное для меня достоинство книги Германа Вука: ее легко и приятно читать вслух, своим домашним; все умное и хорошее, что есть в книжке, усваивается без труда.
Прошу вас, однако, не принимайте моих слов на веру, читайте эту славную книжку и судите сами.
А. Лещинский
1. Первый шаг к исцелению разбитого сердца
Золотым майским утром, в шестой год президентства Келвина Кулиджа, упитанный черноволосый коротыш по имени Герберт Букбайндер, одетый в белую рубашку с синим галстуком и серые бриджи, сидел за партой средней школы № 50 в Бронксе и страдал по причине разбитого сердца. На классной доске перед его глазами были роковые слова:
Миссис Мортимер Горкин.
Учительница 7 «В-1» только что известила своих учеников, что впредь ее не следует называть мисс Вернон. Поворотившись с застенчивой улыбкой к доске, она написала округлыми меловыми буквами свое новое имя, чем вызвала всплеск хихиканья и писка у девочек и незлобивого улюлюканья у мальчиков, и на миг зарделась. Затем взмахом руки миссис Горкин уняла шум. Она развернула карту Африки, скатанную трубкой поверх доски, и теперь класс, освеженный кратким нарушением распорядка, охотно внимал ее рассказу о природных богатствах Конго. Но Герберт никак не мог переключить внимание на каучук, золото, обезьян и слоновую кость – ведь про все это рассказывала потерянная для него Диана Вернон. Слишком больно было ему слышать этот голос. От горестей жизни у мальчика было верное средство – поесть. Еда спасала от любых, даже самых невыносимых мук. Как назло, до обеда оставалось еще полчаса. Его рука осторожно пошарила в парте и легла на коричневый бумажный пакет. Он нащупал знакомые очертания двух свертков (сегодня четверг – бутерброды с салатом и помидорами) и яблоко. Потом рука наткнулась на что-то маленькое, овальное. Опытные, бесшумные пальцы открыли пакет, расправили накрученную вощеную бумагу и достали облупленное крутое яйцо. Не Бог весть какое лакомство без соли и хлеба с маслом, – тем не менее мальчик целиком запихнул яйцо в рот и с мрачной миной на лице стал его пережевывать. Яйцо, как аспирин, притупило боль, однако настроения не поправило. Герберт почувствовал, что щеки у него раздулись, – ну и ладно. Пусть видит! Он ее любимчик, первый ученик в классе, так что, если опозорит его, самой же хуже будет. Расчет был верный. Миссис Горкин заметила, как он ест, но виду не подала.
Пришло время, и раздался желанный звук – обеденный удар гонга возвестил свободу. По кивку миссис Горкин дети, у которых были мнительные мамы, подбежали к плоскому шкафу и вернулись на места в пальто, а герои, встретившие переменчивую майскую погоду без пальто, сидели за партами и упивались своим превосходством. Гонг ударил во второй раз. Ученики послушно встали и пошли к доске строиться парами. Герби направился мимо учительского стола во главе строя. Учительница шепнула:
– Задержись, Герберт.
Притворившись, будто ничего не слыхал, Герби вразвалку вернулся к парте и с деловым видом возился там, пока ребята не вышли.
Без детей классная комната всегда кажется неуютной и раза в три больше. От этого меж двумя оставшимися в ней людьми возникает сладкое чувство товарищества. Многие месяцы Герби Букбайндеру выпадало делить эту радость с мисс Дианой Вернон. Она оставляла его для исполнения почетных обязанностей: убирать книги, наполнять чернильницы, закрывать окна длинной палкой с крючком и задвигать тяжелые, коричневого полотна шторы, а она тем временем в лучах предвечернего солнца расчесывала свои длинные рыжие волосы перед зеркалом, висевшим на дверце ее шкафа, и разговаривала с ним. То был волшебный сон.
Пустой класс оживил в мальчике воспоминания. Когда учительница вернулась, она нашла своего лучшего ученика за партой: он сидел, подперев кулаками подбородок, и смотрел в пустоту.
Предметом страданий юного Букбайндера была стройная женщина лет двадцати семи, с поджатыми губами тонким прямым носиком и густыми рыжими волосами. Смотрела учительница строго – и не только смотрела. Все же она была женщина и потому уязвима для мужских чар – чар Герби и, увы, мистера Мортимера Горкина. Мальчик посмотрел на нее, и ему стало ужасно обидно за себя. По кроткому взгляду учительницы он понял, что она его жалеет и хочет утешить. Герберт сразу решил ни за что не утешаться.
– Герби, – сказала миссис Горкин, подойдя к столу и достав из глубокого ящика жестяную коробку для завтрака, – иди сюда, поговорим, пока я ем.
Мальчик поднялся, подошел к столу и стал, руки по швам, – с видом холодного почтения.
– Так, – сказала учительница, – где твой завтрак? А хочешь, я с тобой поделюсь?
