— Что это за чертовщина? вскричалъ Долли въ ужасѣ, указывая на мою змѣю.
— Это письма къ вамъ, любезный другъ, возразилъ я.
Долли широки раскрылъ глаза.
— Ко мнѣ? вскричалъ онъ: — невозможно! Я не знаю ни одного человѣка, который бы могъ писать ко мнѣ!
Но пока онъ говорилъ это, послышался стужъ почтальона, который принесъ еще два письма. Они превосходно закончили хвостъ змѣи.
— Я сожгу ихъ! сказалъ Долли, злобно и искоса смотря на змѣю, точно она могла его понимать.
Многіе любятъ читать чужія письма, даже больше, чѣмъ свои собственныя, — по крайней-мѣрѣ, я люблю это, и потому, конечно, не хотѣлъ и слышать о подобномъ предложеніи.
— Что за пустяки! возразилъ я: — чтеніе не займетъ и десяти минутъ. Начинайте, я вамъ помогу.
Мы привились за работу.
Вотъ и говорите о прелестяхъ супружеской жизни! Да! я знаю, что это дѣло великое имѣть женою любящее, кроткое созданіе, котораго единственная мечта состоитъ въ томъ, чтобъ увеличить счастіе и благополучіе своего преданнаго супруга, — которое жертвуетъ собою, чтобъ обезпечить себѣ вашу любовь и благословляетъ васъ за нее; вотъ подобную-то женщину я ищу, и если когда-нибудь встрѣчу ее, то употреблю всѣ усилія, чтобъ надѣть ясное золотое кольцо на ея палецъ. Но такихъ женщинъ мало, и ихъ скоро разбираютъ; право, если вы знаете хотя одну такую, то въ обмѣнъ локона ея волосъ я готовъ дать вамъ прекрасные карманные часы съ цѣпочкой и брелоками.
Но иногда женщины бываютъ похожи на мартовскіе орѣхи: сорокъ ни на что негодныхъ приходится на одинъ, стоющій хотя что-нибудь. Я холостякъ, и себѣ на умѣ. Еслибъ у меня было шесть дочерей, то, быть можетъ, я сталъ бы проповѣдывать иную теорію и поклялся бы, что счастье жизни заключается въ женитьбѣ. Я увѣренъ, что есть мужья, которые предаются раскаянію и называютъ себя не лестными именами еще до истеченія перваго года супружескаго счастія. Мнѣ было бы понятно, еслибы Долли, прочитавъ сто писемъ, пожалѣлъ о томъ, что прекрасная Анастасія не была дражайшей половиной кого-нибудь другого.
Прежде всего, мы раскрыли поздравительное письмо отъ нѣкоего Уильяма Клингера, дяди жены, — письмо, полное сладкихъ пожеланій будущаго благополучія, заключавшееся просьбой объ одолженіи въ займы 50 фунтовъ, которые будутъ уплачены при первой возможности.
Первый кузенъ, подписавшійся Джекъ Ликъ, просилъ только 20 фунтовъ, но присылкою ихъ нельзя было медлить ни одного дня; второй кузенъ, Джонъ Моссъ, былъ увѣренъ, что не можетъ обойтись менѣе, чѣмъ 30 фунтами, — «и, пожалуйста, билетами».
Кузина, по имени Мэри Совіеръ, писала патетическое заявленіе о своемъ затруднительномъ положеніи и, чтобъ поправиться, прямо требовала четырехлѣтней пенсіи.
Даже Бобъ Де-Кадъ, эта бездонная пропасть, находился въ числѣ алчной толпы; но, разумѣется, въ его письмѣ было и смягчающее обстоятельство: онъ съ честію занималъ мѣсто въ этомъ стадѣ, возвысивъ свои нужды до суммы 300 фунтовъ, уплату которыхъ онъ гарантировалъ «своею честью». Основательное знаніе такого человѣка, какъ Бобъ, дѣлало ссуду, при этой гарантіи, спекуляціею первоклассною.
Вскрывая каждое письмо, я изъ любопытства записывалъ просимую сумму, и, когда мы кончили всю змѣйку, я имѣлъ удовольствіе — путемъ простаго сложенія, получить очень крупную сумму, немного болѣе 3,000 футовъ.
— Боже милостивый! да они, кажется, принимаютъ меня за идіота! вскричалъ Долли, дико смотря вокругъ себя. (А это скверное чувство — знать, что на васъ смотрятъ, какъ на дурака, многочисленные родственники, обитающіе на всемъ разстояніи отъ Южнаго Девоншейра до Эбердина!).
Эти родственники, очевидно, думали, что каждый, кто женится на прекрасной Анастасіи, долженъ быть слабоумнымъ, и, слѣдовательно, легкой добычей. Что-то подобное уже вертѣлось въ умѣ Долли, когда онъ сидѣлъ, запустивъ пальцы въ волосы и угрюмо посвистывая.
— Вы, конечно, пошлете деньги, сказалъ я, улыбаясь и принимая на себя шутливый видъ, чтобъ онъ не вообразилъ, что я говорю серьёзно. — Въ прекрасное дѣльце вы впутались, мой милѣйшій.
Онъ сердито вскочилъ съ мѣста; его маленькіе члены какъ бы распрямились отъ гнѣва, а миніатюрная физіономія приняла почти звѣрское выраженіе; онъ скомкалъ всѣ письма, сказавъ: «я покончу съ этимъ; Анастасія будетъ отвѣчать имъ, она будетъ отвѣчать, клянусь Юпитеромъ».
Блумсберійская красавица обладала особымъ способомъ обращенія съ бѣдными родственниками: она предоставляла имъ выпутываться изъ затрудненій, какъ они знаютъ. Она была не такая женщина, которую можно поддѣть. Мистеръ Икль составлялъ ея собственность, и никто не долженъ былъ трогать его деньги, пока она могла ихъ тратить.
Единственное письмо, которое она удостоила отвѣтомъ, было письмо милаго старца Боба: пинокъ, который она письменно отпустила этому достойному юношѣ, заставилъ его оставить привычку браться за перо на будущее время.
Другія посланія пригодились развести огонь. Передъ желѣзной кассой, стояла прекрасная Анастасія, и мѣшая ее кочергой, говорила съ негодованіемъ: «что за безстыдство!» Когда наконецъ бѣдная змѣя была обращена въ тлѣющую груду пепла, она прибавила: «подобной наглой попытки грабежа я никогда еще не видала! Послѣ этого они снимутъ съ меня платье!»
Долли въ эту минуту удивился, почему она исключительно говоритъ о своемъ платьѣ и совершенно забиваете объ его сюртукѣ.
— Мнѣ пришло въ голову, Долли, прибавила она, поуспокоившись нѣсколько отъ негодованія: — что было бы лучше мнѣ одной распоряжаться деньгами; помните, я говорила это еще въ Парижѣ. У васъ нѣтъ достаточно мужества, мой другъ, чтобъ противиться этимъ гадкимъ вымогательствамъ. Вы слишкомъ простосердечны и податливы. Если такъ будетъ продолжаться, я останусь безъ пріюта!
Эти постоянныя опасенія за собственное удобство и полнѣйшее равнодушіе въ тѣмъ лишеніямъ, какія могли постигнуть мужа, заставили Долли почувствовать себя очень незначительнымъ и несчастнымъ. Онъ началъ думать, что его Анастасія склонна въ эгоизму.
— Теперь пока еще я буду самъ завѣдывать своими дѣлами, милочка, отвѣчалъ онъ.
Частые попытки завладѣть распоряженіемъ его кошелька начинали его тревожить. Ему казалось, что если онъ выпуститъ изъ рукъ деньги, то современемъ возлюбленная, быть можетъ, и забудетъ о существованіи на свѣтѣ особы, именуемой Адольфусомъ Иклемъ, эсквайромъ.
Когда я его увидѣлъ въ слѣдующій разъ, онъ сказалъ мнѣ:
— Право, не постигаю, что сдѣлалось съ Анастасіей! Вы знаете, что она всегда была такъ мила! Теперь она не оказываетъ мнѣ ни малѣйшаго уваженія, точно я какая-нибудь пѣшка.
— Отчего жъ не высказать этого ей самой вмѣсто того, чтобъ говорить мнѣ? замѣтилъ я, стараясь возбудить въ немъ мужество.
— Да, до этого и дойдетъ! пробормоталъ онъ.
Но я видѣлъ, что самая мысль о сценѣ съ величественной супругой заставляла трепетать его боязливое маленькое сердечко.
Легко понять, что лэди, обладающую счастливою наружностью и прекраснымъ состояніемъ, какими обладала мистриссъ Икль, должна была сердить и мучить самая мысль о житьѣ въ мёблированныхъ комнатахъ. Какое удовольствіе женщина съ такими возвышенными идеями могла найти, живя въ первомъ этажѣ, когда она чувствовала, что должна была имѣть изящно-мёблированную квартиру съ своей собственной ливрейной прислугой и лошадьми на конюшнѣ?
Ее ожидало видное положеніе въ обществѣ, иначе для чего же она вышла замужъ, любопытно знать?
— Я вовсе не намѣрена запереться въ этихъ отвратительныхъ конурахъ въ угоду вамъ, мистеръ Икль, или кому бы ни было другому, сообщила она своему супругу.
— Отвратительныхъ конурахъ! воскликнулъ Долли: — четыре гинеи въ недѣлю, моя милая!
— Еслибы онѣ стоили даже четыреста гиней въ недѣлю, я и тогда не перемѣнила бы своего мнѣнія, сэръ! отвѣчала непоколебимая лэди. — Еслибы я вышла за какого-нибудь клерка въ Сити, то и тогда не могла бы жить хуже!
Въ то же утро она отправилась въ одному изъ лучшихъ лондонскихъ мёбельщиковъ.
Анастасія была женщина съ большимъ природнымъ вкусомъ и обладала зоркимъ глазомъ въ дѣлѣ выбора. Съ безпримѣрнымъ великодушіемъ она просила Долли не давать себѣ ни малѣйшаго труда хлопотать относительно объясненій съ торговцами или выбора мёбели. Она взвалила весь этотъ трудъ на свои прекрасныя плечи.
Всѣ заботы мистера Икля ограничивались тѣмъ, чтобы по временамъ ѣздить въ Сити и доставать деньги для уплаты по счетамъ; безъ сомнѣнія, это была самая легкая часть всего дѣла, потому что никогда не отнимала у него болѣе нѣсколькихъ часовъ времени.
— Какой чудесный шкафъ для платья я купила сегодня утромъ! вы никогда такого не видали, мой милый! сказала мистриссъ Икль, когда они сидѣли за обѣдомъ. — Всѣ мои вещи въ немъ размѣстились превосходно.
— Я думаю, что и мнѣ нужно бы что-нибудь въ томъ же родѣ, отвѣтилъ Долли.
