— А как же! Сама вызвалась. Сказала «посюсюкаю». Сыграй с ним в гольф. Порасспроси про жен, про завтрак, а то он с моей шеи не слезет. Приставучий такой, на редкость. Прямо слепень!
— Зря ты у него взаймы цапнул…
— Не то слово. Что теперь толку жалеть?
«Все пишет он и пишет, перст судьбы,
не ведая ни боли, ни борьбы…»[70]
— Знаю. Мне в школе дали переписать это сто раз.
— …«премудрости его не остановят, и душ заблудших горькие мольбы», — докончил сэр Бакстон, остановить которого тоже было невозможно. — А главное, ему совершенно не нужны деньги. У него ведь миллионы! Иначе он бы не выдержал всех этих бывших жен.
— А сколько он на корнфлекс потратил! Ладно уж, постараюсь его улестить.
— Умница! — отечески похвалил ее сэр Бакстон. — Слушай-ка, Джин, а вот мамин брат… Наверное, надо пригласить его?
— Само собой.
— На неопределенный срок?
— А как же!
— И денег требовать нельзя… — выдал сэр Бакстон свою сокровенную мысль. — Э-эх! Втираются всякие, всю мою жизнь переворачивают, хлещут мой портвейн — и даже пяти фунтов в неделю не попроси. Тьфу! — закончил он с истинно английским гостеприимством.
Джин заметила, что нехорошо быть Шейлоком. Сэр Бакстон парировал, что в его положении это неизбежно и вообще, лично он испытывает к Шейлоку огромное уважение. После чего грузной поступью отправился в дом, а Джин помчалась на конюшни, заводить свой «Виджон-7» для поездки в Лондон.
3Мортимер Басби, предприимчивый издатель, с которым писатели вели многолетнюю, вдохновенную, но бесплодную войну, потянулся к телефону и снял трубку.
И тут же сморщился, подавив придушенный вскрик, — кожа его в это утро была крайне чувствительна к резким движениям. Накануне, соблазнившись ослепительно ясной погодой, он взял выходной и, подобно Биллингу в Уолсингфорд Холле, наслаждался солнечными ваннами. В отличие от Биллинга, который, по своей хитрости, смазался маслом для загара, мер предосторожности он не принял, и теперь страдал.
— Пришлите ко мне Ванрингэма! — распорядился он. Из приемной ответили, что Ванрингэм еще не вернулся.
— Что? — грозно переспросил Басби. Он не одобрял, когда его сотрудники отлучались из загона в рабочие часы. — Что значит «не вернулся»? А куда, собственно, он ушел?
— Если помните, — подсказала приемная, — вы распорядились, чтобы утром он поехал на вокзал проводить мисс Грэй.
Басби чуть смягчился. Теперь он и сам вспомнил, что мисс Гвенда Грэй, звезда его издательства, сегодня отбывала в Америку, как вся череда английских лекторов, прикладывавших столько усилий, чтоб депрессия этой несчастной страны длилась как можно дольше. А Джо Ванрингэм, истинный «мальчик за все», был послан к поезду с фруктами и цветами.
— Ладно, — буркнул он. — Пришлите, как только появится.
Едва он положил трубку, как телефон затрезвонил. На этот раз Басби уже на так порывисто потянулся к трубке.
— Алло?
— Привет, шеф!
— Кто говорит?
— Это я, шеф!
— Сколько можно повторять «шеф»?
— Ладно, шеф. Звоню с вокзала Панкрас.
Басби вздрогнул от круглой макушки до квадратных ботинок.
— Что?.. Как вы там очутились?
— Вот тебе и на! Мисс Грэй дожидаюсь. Сами же велели проводить ее в Шотландию.
Басби едва слышно забулькал. Только минуты через две он обрел дар речи.
— Идиот! Нет, какой кретин! В Америку! Она уезжает в А-ме-ри-ку!
— В Америку? Точно?
— Такого кре…
На другом конце провода досадливо прицокнули языком.
— Да, верно. Теперь и я вспомнил. Ведь и правда, в Америку!
— А поезд к пароходу отходит с вокзала Ватерлоо!
— Опять вы правы. То-то я все жду, а ее все нет. Вот она, разгадка! А зачем вы тогда приказали ехать сюда?
— Я не приказывал! Я сказал: «Ватерлоо»! Ва-тер-лоо!
— Ах, вот тут я и запутался! Не знаю, слышите ли вы сами, но в вашем исполнении «Ватерлоо» звучит в точности как «Панкрас». Видимо, мелкий дефект речи. Ничего страшного! Хороший учитель дикции — и как рукой! Ладно, шеф, а можно тогда я фрукты съем?
— Слушайте! А… а… — задохнулся Басби. Мисс Грэй была романистка, книги которой расходились двадцатитысячными тиражами каждый год, и если ей не потрафить, могла и закапризничать. — Может, еще успеете! Хватайте такси…
Провода донесли неприятное хихиканье.
— Ну, шеф! Это я так, пошутил. Знаете, находит иной раз. Полный порядок, я на вокзале Ватерлоо. Преподнес ей фрукты, цветы, она просто расцвела. Поезд только что отбыл. Она высунулась из окна, посасывая апельсин, и закричала: «Да здравствует наш Басби!»
Басби хлопнул трубку. Лицо у него стало опасно багровым, губы беззвучно двигались. В сотый раз он клялся себе: «Это конец. Сегодня я уж точно вычеркну фамилию «Ванрингэм» из платежной ведомости». Но — опять же в сотый раз — беспокоила мысль, что придется искать такого же умелого и ловкого раба.
Значительную часть клиентуры составляли дамы, оплачивавшие публикацию своих сочинений; когда же они получали счет, то появлялись в издательстве на грани истерики. При всех своих недостатках, Джо оказывал на них магическое воздействие. С ним они становились мягче воска, и Мортимер Басби, рыдая в душе, принуждал себя его терпеть. Джо ему категорически не нравился. Он не выносил его иронической ухмылки, насмешливого изумления, словно тот не уставал удивляться, что такие вот Басби обитают с ним на одной планете. Он просто дергался от его разговоров и розыгрышей, но одобрял то искусство, с каким Джо укрощал взбешенных романисток. Бросит им комплимент — другой, расскажет анекдот, и те удалятся, сияя и хихикая.
Басби попытался восстановить самообладание, окунувшись в работу, и через четверть часа снова обрел относительную безмятежность духа, но тут в дверь постучались веселой рассыпчатой дробью. Стучаться так осмеливался лишь один служащий его издательства, все тот же Джо Ванрингэм.
— Велели зайти? — сердечно осведомился он. — Просим, просим. Явился по вашему приказанию. Чем могу служить?
Между братьями Ванрингэмами было определенное сходство и, увидев их вместе, можно было догадаться, что они — родственники. Но сходство это ограничивалось внешностью; характеры различались кардинально: боевой кот, которому приходится бороться за жизнь в закоулках и на свалках нашего мира, и его мягкотелый сородич, расположившийся в зажиточном доме. Табби был холеный и сытый, Джо — поджарый и жесткий. Был у него и тот неопределимый налет, какой появляется у молодых людей, которым пришлось пробиваться, начав с жалкой десятки.
Хозяин кисло глянул на него: телефонные впечатления еще не совсем остыли — Басби мира сего злопамятны. Вдобавок он обнаружил, что его молодой помощник нынешним утром оскорбительно весел. Непочтительно и нахально Джо держал себя всегда, но сегодня он был еще непочтительнее и совсем уж нахален. Пожалуй, сегодня он был безудержно нахальным.
— В приемной девушка, пришла по поводу счета, — буркнул Басби. — Займитесь-ка ею.
— Ясно, — сочувственно покивал Джо. — Старая история?
— Что это значит?!
— Ладно, не впервой. Расслабьтесь, шеф! Сегодня я в редкостной форме. Угомоню десяток писательниц. Положитесь на меня!
— Осторожнее! — вскрикнул Басби.
Джо отдернул руку — он собирался ободряюще похлопать шефа по плечу, и теперь с легким удивлением взглянул на него.
— А?
— Кожа!..
— Как? Уже содрали?
— На солнце обгорел.
— Ясно! Надо было маслом намазаться.
— Сам знаю. Сколько раз повторять, не называйте меня «шеф»!
— А как? Босс? Сеньор? «Сеньор» вам нравится? А может, «мой господин»?
— Зовите просто «сэр».
— Сэр? Сэр… А что, неплохо. Лаконично. И прямо с языка соскальзывает. Надо же! И как это вы додумались?
Басби вспыхнул. Он размышлял, как размышлял уже столько раз, стоит ли переносить эти шуточки ради услуг сторожевого пса. Фраза «Вы уволены» трепетала на кончике языка, но он его прикусил.
— Ступайте, поговорите с ней!
— Одну минутку! Тут дело поважнее.
Подойдя к шкафчику под книжной полкой, он принялся там рыться.
— Что — вы — делаете?
— Ищу ваши нюхательные соли, — отвечал Джо, возвращаясь и жалостливо глядя на хозяина. — Боюсь, господин мой, вас ждет неприятный удар. Хочу его приглушить. Вы газеты читали?
— А что?
— Повторяю, вы читали газеты? Басби ответил, что проглядел «Тайме».
— Фу! — скривился Джо. — Дешевка! Но даже «Таймсу» пришлось признать, что вещица — удалась!
— Э!
— Моя Пьеса. Вчера была премьера.
— Вы написали пьесу?
— Да. И какую! Блеск! Восторг!
— О?
— «О» — не очень-то красноречиво. Ладно, сойдет. Да, премьера состоялась вчера. Лондон сражен наповал! Прекрасные дамы и храбрые мужчины корчились от смеха! Даже рабочие сцены покатывались, а тысячный зал надрывался «Браво!» Словом, фурор. Хотите почитать рецензии?
