Дверь открылась. Появился Феррис, взглянувший на гостью не с холодным отвращением, как он смотрел на Джорджа Финча, а с отцовской симпатией. Окружность его талии стала уже неохватна, но красоту он еще был способен воспринимать.
– Миссис Уоддингтон просила передать, мисс, – сказал он, – что ее вызвали по срочному делу, а потому ваша встреча отменяется.
– Что же она не позвонила! – жалобно воскликнула девушка.
Феррис позволил себе чуть вскинуть бровь, стараясь передать, что, хотя он ей сочувствует, дух преданности запрещает ему критиковать хозяйку.
– Миссис Уоддингтон просила узнать: удобно ли вам, мисс, если она придет к вам завтра ровно в пять часов?
– Хорошо.
– Благодарю вас, мисс. Мисс Уоддингтон ожидает вас, сэр. Хамилтон смотрел вслед девушке, которая, дружелюбно кивнув ему, беспечно удалялась из его жизни.
– Кто это, Феррис? – спросил он.
– Не могу сказать, сэр.
– Как, не можете? Вы же ее узнали!
– Нет, сэр. Эту даму я никогда не видел. Но миссис Уоддингтон сказала, что она зайдет в это время, и попросила передать ей сообщение, которое я и передал.
– Разве миссис Уоддингтон не сказала, кто зайдет?
– Сказала, сэр. Одна дама.
– Осел! – крикнул Хамилтон, однако – не вслух. Даже этому сильному человеку недостало на такое сил. – Неужели она не назвала ее имени?
– Нет, сэр. Пожалуйста, заходите, и я провожу вас к мисс Уоддингтон. Она в библиотеке.
– Забавно все-таки, что миссис Уоддингтон не назвала эту даму по имени.
– Да, сэр. Куда как забавно.
– О, Джимми! – воскликнула Молли. – Как мило, что вы зашли!
Хамилтон рассеянно похлопал ее по руке. Слишком занятый своими мыслями, он пропустил мимо ушей, что она назвала его ненавистным именем.
– Со мной произошло нечто поразительное, – проговорил он.
– И со мной. По-моему, я влюблена.
– Я уделил вопросу самое пристальное внимание, возможное в столь ограниченное время, бывшее в моем распоряжении, – продолжил Хамилтон, – и пришел к выводу – я тоже влюблен.
– Кажется, я влюблена в вашего друга Джорджа Финча.
– А я влюблен… – Хамилтон приостановился, – не знаю, как ее звать. Но девушка – очаровательная! Прелестная! Сначала я заметил ее в автобусе, а потом мы поговорили немножко у дверей. Я вынул пылинку у нее из глаза.
Молли недоверчиво на него взглянула.
– Быть не может! Вы влюбились в девушку, даже не зная ее имени? Вы же всегда утверждали, что любовь – чувство разумное.
– Взгляды меняются. Интеллектуальное восприятие не застывает на мертвой точке. Человеку свойственно развиваться.
– В жизни так не удивлялась!
– Я и сам удивлен, – признался Хамилтон. – Ведь я даже не знаю, как ее зовут, где она живет. Не знаю ничего. Кроме того, что она приятельница твоей мачехи. Во всяком случае, знакомая.
– А, так она знает маму?
– Очевидно. Она пришла к ней.
– Кто только к маме не заходит! Мама – почетный секретарь самых разных обществ.
– Девушка эта среднего роста, поразительно стройная, с блестящими каштановыми волосами. На ней – репсовый жакетик, платье из креп-марокена с плиссированной юбкой и узким воротничком с присборенным рюшем. Шляпка – из тонкой соломки, с репсовой лентой. Лакированные туфельки и шелковые чулки. А глаза – нежные, голубовато-серые словно утренняя дымка, плывущая над волшебным озером. Говорит тебе что-либо это описание?
– Нет, не припоминаю. Судя по вашим словам, она прехорошенькая.
– Так и есть. Я смотрел ей в глаза всего минуту, но никогда их не забуду. Они глубже тихих вод.
– Я могу узнать у мамы, кто это.
– Буду крайне признателен. Объясни, что это та девушка, к которой она собирается зайти завтра в пять. И позвони мне, скажи имя и адрес. А теперь, девочка моя, расскажи про себя. Кажется, ты обронила, что влюблена?
– Да! В Джорджа Финча!
– Прекрасный выбор.
– Он ягненочек!
– Что ж, если хочешь, пусть будет ягненочек.
– Я попросила вас прийти, чтобы вы посоветовали, как мне быть дальше. Понимаете, маме он не понравился.
– Да, это я понял.
– Она запретила пускать его в дом.
– Так-так…
– Наверное, потому, что у него нет денег.
Хамилтон уже порывался возразить, что денег у Джорджа почти неприличное количество, но прикусил язык. Зачем же рушить девичьи мечтания? Сердце ее Джордж завоевал как романтический бедный художник. Жестоко открывать, что он богат, а художник – хуже не сыщешь.
– Твоя мачеха односторонне судит о людях, – заметил он.
– А мне безразлично, пусть у него хоть совсем ни гроша. Знаете, когда я выйду замуж, мне достанется то ожерелье, какое отец подарил моей маме. Продам и получу тысячи долларов. Так что все у нас будет в порядке!
– Да, вполне…
– Конечно, мне не хочется убегать из дома. Только в самом крайнем случае. Я мечтаю, чтоб свадьба была, как положено, с подружками, тортом, подарками, фотографиями. Короче, чтоб было все-все!
– Естественно.
– Значит, Джордж должен понравиться маме. А теперь, Джимми, дорогой! Мама договорилась встретиться со своей хироманткой, она же вечно по всяким хиромантам ходит…
Хамилтон покивал. Об этой склонности миссис Уоддингтон он, правда, пока не слышал, но ждал от этой леди чего угодно. Теперь, по размышлении, он признал, что она именно из тех дам, которые если не сидят у массажистки с зеленой грязью на лице, то бегают по хиромантам.
– А от вас я хочу вот чего. Успейте к хиромантке до прихода мамы и подкупите ее. Пусть скажет, что все мое счастье зависит от художника со светлыми волосами, у которого имя начинается на «д»!
– Вряд ли даже хиромантке удастся убедить в таком миссис Уоддингтон.
– Мама верит всему, что мадам Юлали видит в хрустальном шаре.
– Но уж не такому!
– Может, вы и правы. Тогда уговорите хотя бы эту мадам настроить маму против лорда Ханстэнтона. Вчера вечером мама прямо заявила, чтобы я выходила за него замуж. И он вечно торчит у нас! Кошмар какой-то!
– Я, разумеется, могу попытаться…
– И сделаете?
– Приложу все усилия.
– Спасибо! Наверное, долларов за десять хиромантка согласится.
– Самое большее – за двадцать.
– Отлично! Я знала, что могу на вас положиться. Кстати, вы сможете обронить кое-что, невзначай, Джорджу?
– Все, что желаешь.
– Намекните ему, что, если завтра днем он вдруг случайно будет прогуливаться в Центральном парке около зоологического сада, мы, может, нечаянно встретимся.
– Ладно.
– А теперь, – попросила Молли, – расскажите мне побольше про Джорджа. Как вы познакомились, что вы подумали о нем, когда впервые его увидели. Что он ест на завтрак и что говорил обо мне…
Можно было бы ожидать, что по прошествии времени, получив возможность на досуге поразмышлять о нелогичном характере влюбленности, которую он допустил, хладнокровный, рациональный и суровый мыслитель раскается. Но случилось все иначе, совсем по-другому. Сидя на следующий день в приемной мадам Юлали, Хамилтон упивался своим безрассудством, а когда лучшее его «я» осмелилось попенять ему, что он позволил себе прельститься смазливым личиком, то есть чисто случайным сочетанием молекул белковой и жировой ткани, он строго приказал этому «я» засунуть голову в мешок и заткнуться. Он влюбился, и ему это понравилось! Он влюбился – и гордится этим! Его единственной связной мыслью, пока он ждал в приемной, была мысль, как бы изъять из обращения брошюру «Разумный брак» и написать лирические стихи.
– Мадам Юлали сейчас примет вас, сэр, – объявила горничная, врываясь в его раздумья.
Хамилтон прошел в кабинет и, едва войдя, застыл изваянием.
– Это вы!
Она быстро поправила волосы – так реагируют женщины на неожиданную ситуацию, – а Хамилтон Бимиш, глядя на нее, убедился, что прав во вчерашних предположениях. Волосы, как он и предполагал, лежали сверкающей массой, искрящиеся, соблазнительные, роскошные.
– Как поживаете? – проговорила она.
– Чудесно!
– Судьба все время сталкивает нас…
– А я с судьбой никогда не спорю.
– Не спорите?
– Нет! – твердо заверил Хамилтон. – Подумать только, так это вы!
– Кто?
– Ну, вы! – У него мелькнуло, что, пожалуй, изъясняется он не вполне четко. – Понимаете, меня прислали сюда с поручением к мадам Юлали, и оказалось – это вы!
– Поручение? От кого?
– От кого же? – поправил Хамилтон. Даже в тисках любви специалист по чистоте языка себе не изменил.
– Я же так и сказала!
Хамилтон снисходительно улыбнулся. Мелкие промахи можно исправить позднее – скажем, в медовый месяц.
– От Молли Уоддингтон. Она попросила меня…
– А, так вы пришли не за тем, чтобы я почитала вам по руке?
– Я просто жажду, – откликнулся Хамилтон, – чтобы вы почитали мне по руке…
– Чтобы определить ваш характер, можно и не читать по руке. Я и так все вижу.
– Да?
– Конечно. У вас сильная, властная натура и острый, проницательный ум. Очень широкий кругозор, железная решимость, поразительная проницательность. Однако при всем этом у вас нежное сердце. Доброе и щедрое сверх всякой меры. Вам присущи качества лидера. Вы напоминаете мне Юлия Цезаря, Шекспира и Наполеона.
