Приходилось плохо! Но онъ рѣшился скорѣе перенести всѣ неудобства, чѣмъ признаться, что ему худо. Анастасія, навѣрное, теперь посмѣивалась и говорила; «я проучу этого маленькаго негодяя».
Сраженіе продолжалось двое сутокъ, и Долли бѣжалъ. Онъ вдругъ вспомнилъ, что существуютъ на свѣтѣ гостиницы, гдѣ онъ можетъ прекрасно помѣститься. Онъ оставилъ Анастасіи записку, въ которой прощался съ нею до тѣхъ поръ, пока она не раскается въ своемъ поведеніи, не попроситъ у него прощенія и не дастъ обѣщанія вести себя съ надлежащимъ приличіемъ.
На этотъ разъ Анастасія струсила и пожалѣла, что зашла такъ далеко. Теперь она дорого бы заплатила за возвращеніе Долли. Ей стало стыдно, и въ ней пошевельнулось чувство состраданія къ преданному существу. Еслибы она только вняла, гдѣ найдти Долли, она бы нашла его, и обняла его поникшую головку, и лишьбы онъ пожелалъ — она даже попросила бы у него прощенія.
Притомъ, для жены вообще нехорошо быть оставленной мужемъ — это обстоятельство угнетало ее больше всего. Лучше бы ей самой его оставить; общественное сочувствіе, навѣрное, будетъ на сторонѣ Долли, и если цалованіе руки когда-нибудь сдѣлается, чего Боже сохрани! извѣстнымъ, то нельзя и сказать, до какихъ скандальныхъ размѣровъ разростется эта исторія!
Любила ли она Долли? любила; она любила его больше всякаго другаго человѣка, но себя она любила больше всѣхъ въ мірѣ. Мысль, что онъ можетъ жить отдѣльно отъ нея, — что ея прелести потеряли для него свою привлекательность; что онъ готовъ лучше подвергаться всякаго рода неудобствамъ и ущербамъ, чѣмъ выносить ея общество, — эта мысль заставляла безпокойно вертѣться къ креслѣ, и проводить цѣлые часы въ составленіи плановъ — какъ приманить его опять домой и удержать тутъ навсегда, отрѣзавъ возможность новаго бѣгства.
— Но я никогда не уступлю ему, хотя бы это стоило мнѣ жизни! говорила она самой себѣ, по крайней-мѣрѣ, каждыя полчаса.
ГЛАВА VII
Терпѣніе мистриссъ Икль подвергается сильному испытанію
Уныніе мистера Икля было таково, когда онъ спѣшилъ изъ ненавистной тинкенгемской виллы, что онъ совершенно утратилъ всякое распоряженіи своими ногами и позволялъ имъ бѣжать со скоростью пяти миль въ часъ. Печаль такъ-сказать прилила къ его ногамъ и заставила прыгать изъ стороны въ сторону, подскакивать, вертѣться и совершать какую-то безумную отчаянную пляску по дорогѣ.
Онъ безпрестанно повторялъ: «неблагодарная женщина, мы разстанемся!» Эти слова дѣйствовали на рѣзвыя ноги подобно удару лозы, и заставляла его учащать шаги до непомѣрной скорости. Два мальчугана попытались состязаться съ нимъ въ бѣгѣ, но, запыхавшись и раскраснѣвшись, должны были остаться далеко позади, несмотря на то, что онъ несъ дорожный мѣшокъ.
Ему нужно было уединеніе; онъ желалъ быть одинъ, чтобъ никто и ничто не нарушало его меланхоліи. Ему нужна была какая-нибудь глухая комнатка въ одно окно, выходящее въ стѣну или на кладбище, — здѣсь онъ будетъ проводить цѣлые дни, склонивъ голову на столъ и думая о счастіи, котораго онъ такъ радостно добивался, но не могъ добиться!
Никто не долженъ былъ знать, гдѣ онъ скрывается (онъ назовется мистеромъ Смитомъ); никто, даже честный Джекъ Тоддъ, не долженъ былъ посѣщать его, даже бѣдный старый пріятель Джекъ, вѣрный другъ, который всегда былъ готовь и радъ обойти для него цѣлый Лондонъ. Онъ чувствовалъ себя совершенно несчастнымъ, и теперь предпочиталъ это состояніе всякому другому, и никто не долженъ былъ его утѣшать, хотя бы даже это стоило ему жизни!
Я смѣюсь надъ Долли, осмѣиваю его нелѣпую попытку представлять изъ себя человѣка съ разбитымъ сердцемъ, обманутаго мужа, тогда какъ онъ былъ только слабодушный, сантиментальный глупецъ. Поведеніе его было мелочно и безцѣльно. Онъ лишился моего уваженія, безумно вдавшись въ припадки ревности, и потомъ начавъ кротко, боязливо отступать, точно собака, выгнанная изъ мясной лавки за воровство.
Еслибы прекрасная Анастасія была моей принадлежностью по церковному обряду, то я попытался бы достигнуть цѣли путемъ спокойнаго разсужденія, сидя въ креслѣ, показать ей, что цалованіе руки въ нашъ просвѣщенный вѣкъ вообще считается неблагоразумнымъ препровожденіемъ времени; а приписалъ бы затѣмъ ея поведеніе неопытности и вѣтрености, и попросилъ бы ее на будущее время оставить такія опрометчивые поступки.
Но дѣлать безумства въ ея комнатѣ и прямо обвинять это милое созданіе въ невѣрности, катъ будто бы она уже уложила въ дорожный сундукъ свои драгоцѣнности, а на улицѣ ее уже ожидала почтовая карета, — это значило дать ей придирку пуститъ въ дѣло ядовитыя шпильки и защищаться до послѣдней крайности.
Я вообще противъ обвиненій человѣка въ убійствѣ за то только, что онъ раздавилъ муху. Я презираю эти домашнія ссоры, подобныя горчичному сѣмени, — ссоры, которыя допускаютъ разростаться въ дремучій лѣсъ по неумѣнью остановить ихъ сразу и во время.
Я домашній Веллингтонъ и объявляю, что ни одно хозяйство не допускаетъ маленькихъ войнъ — битвъ горшковъ съ кострюлями, ужасныхъ гостинныхъ сраженій.
Подумайте также, что нужно спуститься съ пьедестала обманутаго мужа до раздоровъ изъ-за оловяннаго подсвѣчника, — нужно оставить красивыя обвиненія въ безсердечной невѣрности и снизойти до ропота на неудобную постель
Мой несчастный Долли бѣжалъ отъ своей красавицы-жены и изящнаго дома не изъ-за величественнаго обвиненія въ цалованіи у нея руки постороннимъ мужчиной, но потому, что его заставили спать на дурной постели, освѣщаемой кускомъ грязнаго сальнаго огарка.
Какія же надежды можно возлагать на подобнаго человѣка? Дипломаціи у него нѣтъ ни малѣйшей! онъ несостоятеленъ даже въ брани! Ну, и стой да своемъ вулканѣ и наслаждайся запахомъ сѣры!
Кто скажетъ, что это несправедливыя, жестокія слова? Лишь только пришедшій въ отчаяніе Долли обратился въ бѣгство, какъ уже свѣтъ выказалъ къ нему чрезвычайную доброту, принявъ его сторону въ домашней ссорѣ. Въ окрестностяхъ распространился слухъ, что поведеніе мистриссъ Икль было такъ ужасно, что мужъ ея долженъ былъ оставить это испорченное существо.
Сосѣди Икля очень обрадованы скандаломъ и ревностно старались распространять его во всѣхъ направленіяхъ.
Отчего женщины бываютъ такъ злы въ отношеніи къ другимъ женщинамъ? Мужчины, услышавъ о предполагаемой измѣнѣ мистриссъ Икль, — только улыбались и говорили: «это пустяки», вмѣсто того, чтобъ съ ужасомъ закатывать глаза, дергать подбородкомъ, всплескивать руками и испускать восклицанія. Женщины же, не требуя ни малѣйшихъ доказательствъ, произнесли противъ прекрасной Анастасіи обвинительный приговоръ.
Три дня спустя послѣ бѣгства Долли, сосѣдки стали уже хмуриться при встрѣчѣ съ мистриссъ Икль и взбѣгать ее. Вѣроломная горничная «разсказала все» красивому хлѣбопеку Уильяму, который, въ качествѣ веселаго молодаго холостяка и общаго любимца, охотника поболтать съ хорошенькими горничными, сообщилъ эту новость Мери въ «Тюльпанномъ домикѣ» и Сарѣ въ «Лавровомъ деревѣ» и Дженъ въ «Ивовой скамьѣ».
Будьте увѣрены, что Мери, Сара и Дженъ, убирая своимъ госпожамъ волосы къ обѣду, не упустили случая сократить время посредствомъ разсказа о грустномъ обстоятельствѣ, постигшемъ мистера Икля. Горничныя для того и нанимаются, чтобъ сплетничать и наушничать госпожамъ. Что можетъ быть восхитительнѣе сплетенъ? Одинъ мой пріятель, когда его спросили, каковы, по его мнѣнію, условія счастья, отвѣчалъ: «пятьсотъ фунтовъ въ годъ и сплетница».
Наша красавица не могла понять, почему она никогда не заставала обитательницъ «Тюльпаннаго домика», не могла понять и того, почему обитательницы «Лавроваго дерева» внезапно превратили свои дружескіе визиты.
По мѣрѣ того, какъ знакомыя леди стали избѣгать Анастасію, знакомые джентльмены, напротивъ, принялись посѣщать ее самимъ настойчивымъ образомъ. Когда она выходила изъ церкви — послѣ отличной проповѣди о милосердіи и любви жъ ближнимъ — жительница «Ивовой скамьи» повертывалась спиной въ отвѣтъ на ея вѣжливый поклонъ, а въ тотъ же день послѣ полудня, старшій сынъ этой самой обитательницы «Ивовой скамьи» не только посѣтилъ ее, но принесъ ей великолѣпный букетъ прелестныхъ оранжерейныхъ цвѣтовъ.
Столъ въ залѣ былъ загруженъ визитными карточками и самими изящными подарками. Самый элегантный изъ людей, Фредерикъ Пиншедъ, эсквайръ, — оставилъ въ лавкѣ съ живностью огромный счетъ, потому что чрезъ каждые два дня посылалъ Анастасіи дичь, «которую онъ только что получилъ изъ деревни и которую, смѣетъ надѣяться, мистриссъ Икль приметъ». Другой рѣшительный молодой джентльменъ, Чарли Смольвиль, попытался привлечь къ себѣ сердце этого ангела, постоянно доставляя Анастасіи запасы новыхъ музыкальныхъ произведеній. Дюжина другихъ Аполлоновъ, начиная отъ сэра Уильяма Минникина до маленькаго Гуса Груба, принесли ей все, что можно достать на деньги или посредствомъ росписокъ, отъ свертковъ съ духами до цѣлыхъ грудъ перчатокъ или корзинъ съ тепличными растеніями.