Дружественный характеръ этихъ любезныхъ поступковъ былъ до такой степени утѣшителенъ среди испытаній, постигшихъ Анастасію, что взволнованныя чувства покинутой Венеры успокоились; по крайней-мѣрѣ, жители Твикенгема сочувствовали ей въ незаслуженномъ несчастіи и держали ея сторону противъ низкаго Долли!
Изящные джентльмены, вслѣдствіе этого, встрѣчались очень любезно и получали милую и пламенную благодарность, которая сейчасъ же заставляла ихъ думать объ алмазныхъ брошкахъ и браслетахъ. Но когда мистриссъ Икль спрашивала объ ихъ мамашахъ и сестрицахъ и выражала удивленіе, почему она ихъ давно не видитъ, они давали уклончивые отвѣты, а потомъ, мигая и посмѣиваясь, говорили другъ другу, что послѣ всего происшедшаго, со стороны красавицы было совершеннымъ безстыдствомъ думать, что она когда-нибудь можетъ разсчитывать на знакомство съ женской половиной ихъ семействъ.
Самый неблагоразумный поступокъ, въ которомъ Анастасія была виновна въ это трудное время, состоялъ въ допущеніи посѣщеній виновника всѣхъ ея несчастій, смѣлаго и опаснаго гера Куттера. Она сдѣлала это на зло своему Долли. Твикенгемъ возмутился.
Даже поклонники вознегодовали на подобный дерзкій шагъ. Они спрашивали другъ друга: «неужели этотъ господинъ опять былъ тамъ прошлый вечеръ?» Они прекратили свои подарки и, видя неудачу гаденькихъ намѣреній, начали громко кричать о безнравственности мистриссъ Икль.
Что касается до твикенгемскихъ маменекъ и ихъ дочекъ, то онѣ были опечалены до глубины сердца судьбою мистера Икля и объявляли, что «это должно кончиться судомъ».
— Что новаго, дружище? спрашивалъ Минникинъ, встрѣтивъ Пиншеда. — Давно вы были тамъ?
Словомъ «тамъ» онъ обозначалъ гостиную мистриссъ Икль.
— Да, прошлый вечеръ, отвѣчалъ Пиншедъ: — и этотъ проклятый нѣмецъ, конечно, сидѣлъ тамъ. Какъ глупа должна быть эта женщина! воскликнулъ онъ, не понимая, какъ она можетъ предпочесть кого бы то ни было ему, Пиншеду.
— Я называю это самоубійствомъ, возразилъ Минникинъ, недовольный, что Анастасія не захотѣла погубить свою репутацію, полюбивъ его, Минникина.
— Я самъ слышалъ, что онъ спрашивалъ у нея — какъ надо произносить слово «love (любовь)!» продолжалъ Пиншедъ:- онъ произносилъ «lof»; каково животное!
Минникинъ былъ такъ раздосадованъ, что вскричалъ:
— Я туда больше не пойду!
— Не войду и я! сказалъ Пиншедъ: — я не могу выносить подобное поведеніе!
Однакожь, по странной случайности, они оба въ тотъ же вечеръ встрѣтились въ гостиной Анастасіи и сознались что въ присутствіи этой несравненной женщины гнѣвъ становится безсильнымъ.
Пока мистриссъ Икль компрометировала, такимъ образомъ, свое доброе имя, Долли умиралъ медленною смертью въ грязной комнаткѣ втораго этажа, близъ Сого-сквера. Онъ вовсе не выходилъ со двора, почти не спалъ и не ѣлъ.
Онъ радовался тому, что похудѣлъ, поблѣднѣлъ и одичалъ. У него было что-то въ родѣ предчувствія, что онъ опять увидитъ свою возлюбленную и — какъ она будетъ поражена, увидя его такого слабаго, костляваго и блѣднаго.
Но онъ никогда не унизится до того, чтобъ идти къ ней — нѣтъ: она должна походить за нимъ, она должна броситься къ его ногамъ и испрашивать у него прощенія. Онъ заставитъ ее поплакать вдоволь — онъ ожесточенъ!
Напрасно освѣдомляться о немъ и посредствомъ «Times». На его непреклонное сердце не подѣйствуетъ безсмыслица въ родѣ: «дорогой Д., вернись къ своей А. и все будетъ забыто остающеюся съ сокрушеннымъ сердцемъ И.»
Нѣтъ, нѣтъ! Она должна пасть предъ нимъ ницъ, должна уцѣпиться за его колѣни, откинувъ назадъ свои дивные локоны, ловить его руку и т. п. Тогда, быть можетъ, онъ смягчится.
Но, увы! хотя онъ каждый день просматривать «Times», однакожъ никакого извѣщенія, адресованнаго дорогому Д., не встрѣчалъ его безпокойный взоръ. Когда хозяйка спрашивала его — что онъ желаетъ къ обѣду, Долли отвѣчалъ:- я не могу ничего ѣсть, благодарю васъ; а когда, поздно вонью, онъ тушилъ свѣчку, то долго лежалъ съ открытыми глазами, глядѣлъ на звѣзды и думалъ объ этой жестокой, милой, презрѣнной Анастасіи.
Между тѣмъ, глаза мистриссъ Икль открылись, и красавица, къ ужасу своему, замѣтила, что въ ней относятся съ презрѣніемъ и что ее избѣгаютъ. Боже милостивый! За что это? что она сдѣлала? Какъ смѣла обитательница «Ивовой скамьи» такъ оскорблять ее? Это было похоже на безстыдство высокомѣрной «Тюльпанной хижины». Но какъ она ни бѣсилась, несомнѣннымъ оставался, однакожъ, тотъ фактъ, что каждая лэди въ сосѣдствѣ смотрѣла на все, какъ на обезчещенное существо.
Какъ оскорбительно! Какъ грубо было со стороны этихъ людей вмѣшиваться въ ея ссоры съ мужемъ! Что имъ за дѣло? Каково выносить невѣжливое обращеніе, понимать, что на нее смотрятъ какъ на недостойную женщину!
И этому должна подвергаться она! — она, которая знала себя такъ хорошо и имѣла такое высокое мнѣніе о своихъ собственныхъ достоинствахъ! Я уже сказалъ вамъ, что она любила себя больше всѣхъ и всего на свѣтѣ, и согласитесь, что очень тяжело видѣть униженіе тѣхъ, кого мы любимъ.
Долли долженъ вернуться! Но она уже приняла рѣшеніе никогда не звать этого маленькаго негодяя! Неужели теперь она будетъ вынуждена упрашивать его о возвращеніи? Жестокая участь! Но она такъ много страдала! Этотъ Твикенгемъ велъ себя такъ низко, и она такъ себя любила, что не могла вынести видимаго къ себѣ презрѣнія. Она напишетъ этому злобному карлику!
Это письмо было первымъ извѣстіемъ, которое я получилъ о тинкенгемскихъ раздорахъ. Оно было вручено мнѣ съ просьбою, передать его при первой возможности мистеру Иклю.
Я ужаснулся. Долли ушелъ изъ дому и не явился ко мнѣ! Я былъ почти увѣренъ, что онъ нашелъ себѣ убѣжище въ мрачныхъ, тинистыхъ водахъ Регентова канала.
Я препроводилъ письмо назадъ съ увѣдомленіемъ, что не видалъ мистера Икля болѣе трехъ недѣль; потомъ принялся дѣятельно отыскивать трупъ моего дорогаго друга, посѣщая полицейскія караульни и разспрашивая — не вытаскивали и какихъ нибудь тѣлъ въ извѣстныхъ мѣстахъ, — много ли найдено утопленниковъ на Ватерлооскомъ мосту. Мое сердце забилось легче, когда меня увѣдомили, что до сихъ поръ не встрѣчалось, еще въ числѣ утопленниковъ ничего похожаго на данное мною описаніе.
Въ отвѣтъ на мое письмо сейчасъ же послѣдовало посѣщеніе. Красавица явилась въ самой лучшей шляпкѣ,- полная достоинства, — и выразила служанкѣ желаніе, чтобъ та сообщила мистеру Иклю, что мистриссъ Икль желаетъ его видѣть: до такой степени она была увѣрена, что я ее обманываю, скрывая Долли въ своей квартирѣ.
Я едва только успѣлъ схватить съ дивана нѣсколько чистыхъ рубашекъ и бросить ихъ въ спальню, съ нѣкоторыми другими принадлежностями туалета, — да сунулъ за занавѣсъ кружку элю, какъ она вошла.
— Я желаю видѣть мистера Икля, сказала она.
Ей немедленно было предложено кресло, и пока она, съ видимымъ неудовольствіемъ, вдыхала пропитанный табакомъ воздухъ моей одинокой комнаты, и отвѣтилъ:
— Могу васъ увѣрить, мистриссъ Икль, что не знаю, гдѣ находится вашъ мужъ; я искалъ его вчера цѣлый день; даю вамъ честное слово, что говорю правду, прибавилъ я, замѣтивъ недовѣрчивое, насмѣшливое выраженіе ея лица.
Она твердо рѣшилась не допускать, чтобъ ея обманывали подобными пустяками и глупыми выдумками.
— Я желаю видѣть мистера Икля, сэръ, сказала она:- будьте такъ добры, увѣдомьте его, безъ дальнѣйшихъ увертокъ, что я здѣсь.
— Любезная мой лэди, отвѣчалъ я:- вы напрасно подозрѣваете меня во лжи. Я также сильно, какъ вы сами, желалъ бы видѣть Долли; я охотно сообщилъ бы вамъ адресъ, еслибы зналъ; я готовъ обойти весь Лондонъ, чтобъ найтя его!
Она покачала головой и презрительно улыбнулась.
— Вы все еще сомнѣваетесь! Ну, я клянусь, что не знаю — гдѣ онъ.
— Я не выйду изъ этой комнаты, сэръ, вскричала она:- пока не увижу мистера Икля.
— Комната въ вашимъ услугамъ, возразилъ я, кланяясь ей низко:- и чтобъ не причинить вамъ никакого безпокойства въ теченіе продолжительнаго вашего пребыванія здѣсь, я даже уступлю вамъ полное обладаніе моей квартирой.
Я надѣлъ шляпу и, спускаясь съ лѣстницы, слышалъ, какъ она взывала:- Долли, гдѣ вы? Идите сюда, сэръ! Безполезно скрываться, сэръ! Идите сюда сейчасъ, я вамъ говорю!
Moя единственная надежда заключалась въ томъ, что если красавица рѣшительно намѣрена была оставаться въ моей комнатѣ, до тѣхъ поръ, пока не увидитъ Долли, то, по крайней-мѣрѣ, она будетъ настолько лэди, что заплатятъ за наемъ квартиры. Но она ушла, какъ и и ожидалъ, около пяти часовъ, въ самое время, чтобъ успѣть домой къ обѣду въ половинѣ седьмаго. Таковы женщины!
Слѣдующую недѣлю я все свободной время посвятилъ розыскамъ. Каждое утро получалъ я отъ красавицы письма, начинавшіяся словами: «я въ величайшей тревогѣ»; единственное, достойное зажѣчанія различіе въ заголовкахъ писемъ было то, что первое письмо начиналось: «сэръ», а послѣднее: «мой милый мистеръ Тоодъ», какъ будто бы такими попытками лести меня можно было обмануть!
