— Ну, на первый разъ довольно! сказалъ онъ наконецъ. — Ваши промахи, уточка, заставляли меня смѣяться, несмотря на невыносимѣйшую головную боль, какую я когда-либо испытывалъ.
Онъ бросился на софу и Руфь въ одну минуту была подлѣ него.
— Дайте я положу вамъ руки на лобъ! сказала она. — Онѣ холодныя и это всегда облегчало мама.
Онъ лежалъ, отвернувшись отъ свѣта, и молчалъ. Наконецъ онъ заснулъ. Руфь унесла свѣчи и терпѣливо сидѣла подлѣ него, долго выжидая, что онъ проснется облегченный. Комната похолодѣла отъ ночной свѣжести, но Руфь не рѣшалась будить его отъ этого, какъ ей казалось, благотворнаго сна. Она покрыла его своею шалью, которую бросила на стулъ, возвратясь съ прогулки. Она имѣла волную свободу думать, но силилась отгонять мысли. Мало-по-малу, дыханіе его стало тяжолымъ и неровнымъ; прислушавшись къ нему съ возрастающимъ страхомъ, Руфь рѣшилась разбудить сидящаго. Онъ дрожалъ и смотрѣлъ какъ-то тупо. Руфь приходила все въ большій ужасъ; въ домѣ всѣ спали, кромѣ одной служанки, которая была несносна своимъ непониманіемъ поанглійски, даже тогда когда не дремала, и тутъ, на всѣ вопросы Руфи, могла только отвѣчать:
— Да, конечно, сударыня.
Русь всю ночь просидѣла у кровати. Беллингемъ стоналъ и метался, но ничего не говорилъ со смысломъ. Это былъ совершенно новый видъ болѣзни для бѣдной Руфи. Ея вчерашнее страданіе казалось ушло да темную даль многихъ годовъ. Настоящее, наполняло всю ея душу. Услыхавъ, что въ домѣ проснулись, она бросилась отыскивать мистриссъ Морганъ, жосткое обращеніе которой, не смягчаемое чувствомъ уваженія къ бѣдной дѣвушкѣ, смущало Руфь даже въ то время когда Беллингемъ могъ защитить ее.
— Мистриссъ Морганъ! сказала Руфь, опускаясь на стулъ въ маленькой комнаткѣ хозяйки, потомучто силы стали оставлять ее: — мистриссъ Морганѣ, я боюсь, что мистеру Беллингему очень дурно. Тутъ у нея брызнули изъ глазъ слезы; но тотчасъ же овладѣвъ собою, она продолжала. — О, что мнѣ дѣлать? мнѣ кажется онъ всю ночь былъ безъ памяти и теперь онъ смотритъ такъ дико и странно!
Она глядѣла въ глаза мистриссъ Морганъ, будто та была оракуломъ ея судьбы.
— Право миссъ? неужели? Это плохо. Но не плачьте, этимъ не поможете. Вѣдь ужь право не поможете. Вотъ я пойду взгляну на бѣднаго молодого человѣка, посмотрю не нужно ли доктора.
Руфь послѣдовала за мистриссъ Моргаyъ по лѣстницѣ. Войдя въ комнату больного, онѣ увидѣли его сидящимъ на постелѣ. Онъ дико поводилъ вокругъ глазами и увидя входящихъ женщинъ, вскричалъ:
— Руфь! Руфь! поди сюда! не оставляй меня одного! сказавъ это, онъ въ изнеможеніи упалъ на подушку. Мистриссъ Морганъ подошла и заговорила съ нимъ, но онъ не отвѣчалъ и какъ-будто не слышалъ.
— Я пошлю за мистеромъ Джонсомъ, моя милая; такъ, такъ сейчасъ же пошлю. Богъ дастъ, онъ часа черезъ два уже здѣсь будетъ.
— О! нельзя ли ранѣе? спросила Руфь, теряясь отъ ужаса.
— Нѣтъ, нѣтъ, никакъ. Онъ живетъ въ Лангласѣ, а вѣдь это за семь миль отсюда, а можетъ еще онъ уѣхалъ куда-нибудь за восемь, за девять миль. Но я тотчасъ пошлю мальчика на лошади.
Сказавъ это, мистриссъ Морганъ оставила Руфь съ больнымъ. Ей ничего не оставалось дѣлать, потомучто онъ снова впалъ въ тяжолое забытье. Въ домѣ начали раздаваться звуки вседневной жизни, слышался звонъ колокольчиковъ, стукъ приборовъ къ завтраку, разносимыхъ по коридору, а Руфь дрожала, сидя у кровати, въ темной комнатѣ. Мистриссъ Морганъ прислала ей завтракъ, но та отослала его назадъ и служанкѣ не удалось уговорить ее прикоснуться къ нему. Только одно это и нарушило однообразіе долгаго утра. Руфь слышала какъ веселыя партіи отправлялись на прогулку, верхами или въ экипажахъ. Однакожъ, усталая и измученная, она подошла къ окну и открывъ половину ставня, выглянула на дворъ, но ясный день непріятно поразилъ ея больное, тревожное сердце. Печальная темнота комнаты показалась ей лучше и сообразнѣе.
Прошло нѣсколько часовъ прежде нежели явился докторъ Онъ обратился съ распросами къ больному, но не получалъ толковаго отвѣта, попросилъ Руфь расказать ему всѣ симптомы. Когда та, въ свою очередь, пожелала узнать его мнѣніе, онъ только покачалъ головою съ значительною миною. Онъ подалъ знакъ мистриссъ Морганъ и они ушли внизъ, въ ея комнату, оставивъ Руфь въ глубочайшемъ отчаяніи, какого, за часъ до того, она даже несчитала возможнымъ когда-либо испытать.
— Боюсь, что дѣло выйдетъ нехорошее! сказалъ докторъ повалійски мистриссъ Морганъ. — У него явные признаки воспаленія въ мозгу.
— Ахъ, бѣдный молодой джентльменъ! а вѣдь казался ютъ само здоровье.
— Это-то сильное сложеніе и сдѣлаетъ вѣроятно его болѣзнь очень жестокою. Впрочемъ, мы будемъ надѣяться на лучшее, мистриссъ Морганъ. Есть ли кому ходить за нимъ? Онъ требуетъ самаго тщательнаго ухода. Что это леди, сестра его? Она кажется слишкомъ молода, чтобы быть его женою.
— Нѣтъ, не то оно, не то. Джентльменамъ какъ вы, мистеръ Джонсъ, извѣстно, что мы невсегда можемъ соваться въ дѣло молодыхъ людей, которые заѣзжаютъ къ намъ. Не то чтобы я была ею недовольна, нѣтъ нельзя сказать: она добрая, безобидная дѣвочка, хоть я и всегда считала себя въ правѣ, какъ честная женщина, держать себя повыше съ такими дамами, когда онѣ являлись сюда, но эта право такая кроткая, что было бы жестоко высказывать въ ней презрѣніе.
Долго еще можетъ-быть изливалась бы она передъ своимъ невнимательнымъ слушателемъ, еслибы не раздался легкій стукъ въ дверь, прервавшій ея нравоученіе и раздумье мистера Джонса, обдумывавшаго необходимыя предписанія.
— Войдите! крикнула мистриссъ Морганъ.
Вошла Руфь. Она была блѣдна и дрожала, но вошла съ тѣмъ достоинствомъ, которое всегда придается сильнымъ, сдержаннымъ чувствомъ.
— Я пришла просить васъ, сэръ, обратилась она къ доктору: — объяснить мнѣ прямо и ясно что я должна дѣлать для мистера Беллингема. Я исполню въ точности всѣ ваши предписанія. Вы упоминали о пьявкахъ, — я могу ихъ поставить ему. Скажите мнѣ пожалуста, сэръ, все что нужно дѣлать.
Она была серьозна и спокойна; ея видъ и поступки явно говорили, что важность несчастія вызвала въ ней всю необходимую силу бороться съ нимъ. Мистеръ Джонсъ отвѣчалъ ей съ большимъ почтеніемъ, нежели за нѣсколько минутъ до того, на верху, когда еще онъ считалъ ее сестрою больного. Руфь серьозно выслушала его, повторяя нѣкоторыя изъ его внушеній, чтобы убѣдиться, что она въ точности поняла его и потомъ поклонясь, ушла изъ комнаты.
— Она не изъ простыхъ! замѣтилъ мистеръ Джонсъ. — Однако она слишкомъ молода чтобы возложить на нее отвѣтственность въ такомъ важномъ случаѣ. Не извѣстно ли вамъ мѣсто жительства кого-нибудь изъ друзей больного?
— Какъ же, какъ же! Вѣдь у него мать, такая важная леди! Прошлый годъ она была проѣздомъ здѣсь въ Валлисѣ и остановилась у насъ. Ну, ужъ я вамъ скажу, ничто-то было не по ней; настоящая леди! Она оставила здѣсь кое-что, изъ платьевъ и книги (горничная-то у нея была почти такая важная, какъ и сама барыня, не слишкомъ-то смотрѣла за вещами, больше все любила прогуливаться съ кавалерами); потомъ мы, получили отъ нея нѣсколько писемъ. Я замерла все это въ ящики конторки, гдѣ обыкновенно держу такія вещи.
— Прекрасно, такъ я совѣтую вамъ написать къ этой леди, извѣстить ее о положеніи ея сына.
— Не будете ли вы такъ добры, мистеръ Джонсъ, не напишете ли сами, у меня что-то не складно выходитъ поанглійски.
Письмо было написано, и чтобы не терять времени, мистеръ Джонсъ, самъ, отвезъ его въ Лангдасъ на почту.
Руфь отгоняла отъ себя всякую мысль о прошломъ или о будущемъ, все, что могло помѣшать ей въ исполненіи ея настоящихъ обязанностей. Избытокъ любви замѣнялъ для нея опытность. Съ перваго дня, она не оставляла комнаты; она принуждала себя ѣсть, потомучто ей нужны были силы, и не позволяла себѣ плакать, потомучто слезы мѣшали ея бдительности. Она ходила за больнымъ, выжидала и молилась; молилась съ полнѣйшимъ самозабвеніемъ, съ сознаніемъ единственно того, что Богъ всемогущъ и что тотъ, кого, она такъ горячо любитъ, нуждается въ его всесильной помощи.
День и ночь, лѣт няя ночь, какъ-будто слились для, нея въ одно. Она позабыла о часахъ въ темной, безмолвной комнатѣ. Однажды утромъ она была вызвана изъ комнаты хозяйкою гостиницы. Мистриссъ Морганъ стояла на цыпочкахъ, въ темномъ коридорѣ, куда выходила дверь спальной.
— Она приѣхала! шепнула она Руфи, вся взволнованная и совершенно позабывъ, что та вовсе не знала о письмѣ, отправленномъ къ мистриссъ Беллингемъ.
— Кто приѣхллъ? спросила Руфь.
Ей мелькнула мысль о мистриссъ Мезонъ, но она услыхала съ гораздо большимъ, хотя и не столь опредѣленнымъ страхомъ, что то была мать Беллингема, о которой онъ всегда говорилъ какъ объ особѣ, мнѣніемъ которой онъ дорожилъ болѣе всякаго другого.
