В городе Бендеры, раньше тихом, жившем без каких-либо происшествий, появились сообщения о пропавших без вести, об убийствах. В парке на набережной нашли мертвого мальчика шестнадцати лет, на голове его был полиэтиленовый пакет. Под двери квартир подсовывались угрожающие записки: «Русские свиньи, убирайтесь домой!» А на страницах газеты «Молдова ши астра» поэт Виеру открыто призывал: «Бейте этих русских! Они гнали нас в Сибирь, они гноили нас на каторге». Обстановка накалялась с каждым днем. У детских садиков и школ дежурили дружинники из русских.
В город приезжали и большие политики, такие как Бакатин, Ахромеев, Рафик Нишанов. Обстановку знали все, и даже в Москве, но мер никаких не принималось. Начались акты самого настоящего бандитизма. Утром был обстрелян автобус, перевозивший рабочих на птицефабрику, погибло шесть человек. В Слободзейском районе, у села Чобручи, был убит председатель местного колхоза, русский по национальности. Ясным днем на автобусной остановке был зарезан русский солдат, уволенный в запас и ехавший к родителям. В школах отменили преподавание русского языка и литературы и уволили преподавателей. Стали увольнять врачей, не владеющих «государственным» языком.
Молдавия разделилась на две части: левобережную и правобережную. Левобережная стала требовать вернуть статус 1929 года, когда она на правах автономной области входила в состав Украины. Делегация из Тирасполя уехала в Киев, но там местные украинские националисты предали их и выдали молдаванам. Избитый до полусмерти, председатель Тираспольского исполкома чудом остался жив.
Создался заколдованный круг: почти трехмиллионное русскоязычное население Молдавии оказалось никому не нужным: ни России, ни Украине, а молдавское правительство проводило враждебную политику против славян.
В такой обстановке очень многие русские семьи старались добровольно уехать, поменяв квартиру. Появились такие объявления: «Меняю четырехкомнатную квартиру с гаражом, дачей на любую квартиру в России». Но из России, даже молдаване по национальности, узнав обстановку, не спешили возвращаться на свою родину. Стали думать о переезде и Исаевы.
— Вот не продали бы дом в Крыму, вернулись бы туда, — говорил Иван.
— Поменяли бы шило на мыло, — там сейчас националисты тоже бунтуют. Есть только один выход — Голодаевка, — возражала Оксана, — вот Егорка первый класс закончит, и надо решаться.
— Зря только все это барахло купили: мебель, вещи теперь ничего не увезешь отсюда.
— Надо продать все, что можно, а холодильник, телевизор и другие наиболее ценные вещи возьмем с собой, прицеп большой, войдет порядочно.
— Оксана, сколько там червонцев-то осталось?
— Еще порядочно, Ефим Исаакович сейчас сам уезжать в Израиль собирается, ему золото нужно.
— Нет, больше менять нельзя, неизвестно, чем это кончится, а золото — это валюта. Как там самородок?
— А что с ним станется, я его под обшивку прицепа спрятала, лежит себе, своего часа дожидается. Может, это, Исаев, наша жизнь в будущем.
— Может быть, может быть, только из Молдавии надо удирать, а Голодаевка, по-моему, будет на крайний случай. Как думаешь, дом-то не развалился? Плоховатый был.
— А что с ним сделается? Там Урминская так и живет, старенькая, видать, стала, а все же живая душа. Мало мы тогда пробыли, починить бы его.
Шел апрель. Город Бендеры утопал в зелени цветущих садов, не обращая никакого внимания на бушующие вокруг людские страсти. Угрюмо и задумчиво серела над мутным Днестром крепость Тигина, построенная когда-то руками рабов турецких ханов, переходившая из рук в руки. Никак не реагировали могилы Карла XII и Мазепы на происходящее, — истории было все равно, куда идет теперь многострадальная земля Молдовы, и что ждет ее людей впереди.
Глава двадцать четвертая
Исаев шел по двору спортивной школы, когда к нему подбежал Григорий Гуцу.
— Иван Егорович, вас жена к телефону, сказала — срочно!
«Ваня, Ванечка, — кричала в трубку Оксана, плача, — Егорка наш, Егорка!» — «Что с Егором, говори же быстро!» — Егорку нашего похитили!» — «Откуда знаешь, что похитили?» — «Его соседка вместе со своими девочками забрала, вела домой. Подъехала машина, жигули, трое парней схватили Егорку..., — Оксана не могла говорить, она захлебывалась слезами, — Ванечка, спаси Егорушку». — «Успокойся, — сам сильно волнуясь, говорил Иван, — никуда не ходи, сиди дома, я начинаю действовать. Я буду тебя информировать».
Через час Иван уже знал, примерно, через кого искать Егорку. Собрав всю спортивную школу, где учились и молдаване, и гагаузы, и русские, и украинские дети, он сказал:
— Я вам всегда помогал, помогите теперь мне: украли Егорку, если кто знает, где он, подойдите по-одному ко мне в кабинет и скажите, а чтобы никто не понял, кто именно мне сказал, я отмечать буду вас по списку, то есть все через полчаса чтобы прошли мой кабинет один за другим, гуськом.
Иван смотрел им в глаза и спрашивал: «Ну?» Большинство парней пожимало плечами, но Исаев удерживал каждого не менее минуты.
Лидеров Народного фронта Молдавии в Бендерах Иван никогда не видел, они действовали через других лиц, орущих и свистящих на митингах, настоящие же, те, в чьих руках сосредоточено все, особенно себя не рекламировали — ждали момента.
У молдавских юношей Исаев старался узнать как можно больше именно о тех, кто знает все. Все же через час у Ивана были данные почти о всех лидерах молдавских националистов, и он решил начать с самого главного — Иона Мокану, врача городской больницы.
Было около пяти часов вечера, когда Исаев подъехал к воротам больницы, сотрудники по-одному, по двое, а то и группами выходили из ворот. Трудовой день закончился. Кругом незнакомые лица, большинство — женщины. И вдруг Ивану опять повезло: он увидел хирурга Попова, служившего когда-то два года у них в части. Попов по национальности молдаванин, но когда служил, зарекомендовал себя очень хорошо.
— Геннадий Михайлович! — позвал его Иван. Попов вначале не узнал Исаева, но потом, улыбаясь, пошел навстречу.
— Какими судьбами? Очень рад вас видеть в добром здравии, как ноги?
— С ногами, спасибо, все в порядке, я сюда по делу: хочу увидеть Иона Мокану.
— А что, проблемы с детьми? Кстати, у вас как с семьей, есть дети?
— Да, есть один, нужна консультация, — сообразил Иван.
— Ну, если консультация, то я бы Мокану не рекомендовал. Врач он средненький и как человек — не очень. Я могу сделать протеже к другому врачу.
— Да нет, мне именно он нужен, и еще, если что — о моем визите никому.
— А, политика... тогда другое дело. Но что у вас с ним общего, он же страшно ненавидит русских!
— Так вот в этом все и дело.
— Тогда, видите, на втором этаже, в детском отделении, зеленые шторы на окнах? Это его кабинет, а лучше всего: вон стоит белый «жигуленок» — это его машина, он скоро там появится.
— Какой он на вид?
— Да такой, среднего роста, коренастый, с бородой, почти лысый. Ну, пока: мой автобус!
Иван, увидев рядом с «жигуленком» пустое место, подогнал свою машину так, чтобы Мокану не смог открыть левую дверь, вытащил из-под сиденья пистолет «Марголина», зарядил его и стал ждать. Радио пропищало шесть часов, Мокану не появлялся. Иван стал нервничать, ругая себя, что выбрал не совсем удачную позицию. Можно было встретить в коридоре или при выходе из корпуса, отвести в сторону, а дальше — как уже сложатся события.
Как ни ожидал Исаев, а при появлении из ворот детского врача, окруженного тремя молодыми людьми и одной девушкой, сердце его дрогнуло. «Ну, помоги мне, Господи», — тихо прошептал Исаев и сжал рукоятку пистолета.
Единственное, чего боялся, так чтобы к машине Мокану не подошел еще кто-нибудь, тогда действовать будет сложнее. Не подходя к автомобилям, группа людей остановилась и, попрощавшись, разошлась. Мокану, на ходу вынимая ключи, направился к «Жигулям».
Глава двадцать пятая
— Слушаю, — сказала Оксана, схватив трубку зазвонившего телефона.
— Бунэ зио, — послышался незнакомый голос, — вы Исаева?
— Здравствуйте, да, я Исаева, Исаева я, — пролепетала Оксана.
— Ваш сын у нас, скажите мужу: пусть готовит баксы.
— Да, да, я скажу, мы отдадим, только вы не трогайте ребенка, я умоляю вас, не трогайте! — заплакала Оксана.
— Тихо ты, русская свинья, как у вас говорят: Москва слезам не верит, — так мы теперь говорим: Молдова ничему не верит. Ты хотя бы знаешь, что такое — «баксы»?
— Вроде бы — доллары, так у нас их нет, но мы достанем, достанем, только вы не трогайте ребенка, я вас умоляю, я, же столько ваших детей вылечила! Только хорошее для вас делала.
— Ладно, не реви! Егорова знаете? Бывшего полковника, он в вашем доме живет. Скажите, что дочь его тоже у нас, даем вам трое суток.
