Когда он ушел, сэр Брайен вернулся в свою приемную, где сидел юный Барнс, уткнувшись в газету.
— А мой почтенный дядюшка прихватил с собой из Индии немалую толику красного перцу, — сказал он отцу.
— Он производит впечатление человека очень доброго и простого, — ответил ему баронет. — Немного чудаковат, конечно, но он больше тридцати лет не был на родине. Завтра утром непременно нанеси ему визит. Постарайся его как-нибудь уважить. Кого бы вместе с ним позвать, чтобы он не скучал? Пожалуй, кого-нибудь из правления. Пригласи его, Барнс, на следующую пятницу или субботу. Нет, суббота отпадает — я обедаю со спикером. Словом, будь к нему как можно внимательней.
— Уж не собирается ли он привезти в город нашу родственницу, как по-вашему, сэр? Я горю желанием познакомиться с миссис Мейсон! Это, наверно, какая-нибудь почтенная прачка, а может быть, кабатчица, — хихикнул юный Барнс.
— Замолчи, Барнс. Вы, нынешняя молодежь, готовы над всем смеяться. Привязанность полковника Ньюкома к его старой няне делает ему величайшую честь, — объяснил баронет. Он и в самом деле так думал.
— Надеюсь, матушка пригласит ее погостить у нас в Ньюкоме. Я уверен: она прачка и нещадно драила моего дядюшку в детстве. Его костюм поверг меня в почтительное изумление. Он презирает штрипки и, по-видимому, незнаком с употреблением перчаток. А интересно, если б он умер в Индии, моя покойная тетушка кончила бы жизнь на погребальном костре?
Но тут мистер Квилтер, появившись в дверях с кипой счетов, прервал сей поток сарказмов, и юный Барнс, весь уйдя в дело (в коем, надо сказать, знал толк), совершенно позабыл о полковнике и не вспомнил о нем до конца занятий, зато потом в клубе Бэя изрядно потешил нескольких молодых джентльменов рассказом о своем новоприбывшем родственнике.
Каждое утро, без исключения, даже если накануне была попойка или бал, юный Барнс Ньюком шагал в Сити решительным и быстрым шагом, помахивая аккуратно свернутым зонтиком. И каждый вечер, направляясь из Сити в Вест-Энд, он переходил Чаринг-Кросс, лениво семеня ногами, волоча по земле зонт и томно свесив голову, каковая опускалась еще ниже, когда он снимал шляпу и с кислой улыбкой на лице приветствовал проезжающий экипаж. Казалось, у него и занятий других не было, кроме как фланировать по Пэл-Мэл.
Хевисайд, рослый молодой офицер из королевской гвардии, старый сэр Томас де Бутс и Хорэс Фоги — кто же его не знает! — сидят у окна в клубе Бэя и зевают во весь рот. Кучера в красных куртках проводят по Сент-Джеймс-стрит оседланных лошадей. Кебмены на стоянке угощаются пивом. Джентльмены, в сопровождении грумов, едут кататься в Хайд-парк. А вот проехала вся изукрашенная коронами коляска некоей Высокопоставленной Вдовствующей Особы, с кучерами в пудреных париках. Любопытные провинциалы глазеют на окна клубов. Иностранцы болтают о чем-то, скалят зубы, поглядывают на женщин в проезжающих экипажах, курят и сплевывают после каждой затяжки. Полисмен Икс тяжелой походкой прохаживается по панели. Сейчас пять часов вечера, а на Пэл-Мэл день в самом разгаре.
— Младший Ньюком идет, — объявляет приятелям мистер Хорэс Фоги. — Они всегда вместе появляются: булочник на углу и он.
— Нахал желторотый, так его растак, — говорит сэр Томас де Бутс. — И зачем только его сюда приняли, так его растак! Если б я не был тогда в Индии, его б забаллотировали как миленького, так его растак. (Оговоримся, что в действительности сэр Томас употреблял куда худшие слова. Этот почтенный кавалерийский офицер был ужасный сквернослов.)
— А меня он смешит, анафема! — говорит добродушный Чарли Хевисайд.
— Чтобы вас насмешить, немного надо, — роняет в ответ Фоги.
— А вот вы не можете, — ответствует Чарли. — Мне все ваши анекдоты приелись, они стары как мир. (Входит Барнс.) Ну, как дела, Барни? Как идут трехпроцентные, дружок? Послушайте, достали бы мне малость хрустящих?! Скажите папаше, если он даст мне неограниченный кредит, буду голосовать в парламенте заодно с ним, ей-богу!
Барнс заказывает полынной водки с водой и понемножку потягивает из стакана, а Хевисайд продолжает упражняться в своем тонком остроумии.
— Послушайте, Барни, вас ведь зовут Барни, и вы банкир. Значит, вы еврей, да? Так и сколько вы дадите под мою расписочку?
— Паясничали бы в парламенте, Хевисайд, — отвечает со скучающим видом молодой Ньюком. — Выбрали вас туда, значит, там вам и место. (Достопочтенный капитан Чарльз Хевисайд является членом нашего высшего законодательного органа, где прославился своим умением передразнивать депутатов оппозиции — к их смущению и к восторгу единомышленников.) А здесь не стройте из себя осла. Делом стоит заниматься только в урочное время.
— Чтоб этому щенку это самое! — рычит сэр Томас, выпячивая брюхо.
— Что говорят в Сити о русских? — интересуется Хорэс Фоги, некогда подвизавшийся на дипломатическом поприще. — Флот уже вышел из Кронштадта?
— Откуда мне знать? — отвечает Барнс. — Разве об этом нет в вечерних газетах?
— Очень неприятные вести из Индии, генерал, — продолжает Фоги. — А, вот экипаж леди Доддингтон! Какая она сегодня хорошенькая!.. Ранджит-Синг двинулся на Пешавар, опять же эта флотилия на Иравади. Все это, скажу я вам, весьма подозрительно, и в такое трудное время Индии нужен не Пингвин, а другой генерал-губернатор.
— Разве Хаслер годится в главнокомандующие? Такого дурака, так его растак, еще свет не видел. Богомольный слюнтяй — ему бы только псалмы распевать! — говорит сэр Томас, мечтавший сам стать командующим.
— А вы, кажется, любитель другого пения, сэр Томас, — говорит мистер Барнс. Дело в том, что в молодости сэр Томас де Бутс частенько певал в веселой компании герцога Йоркского и даже состязался с капитаном Костиганом, однако не смог превзойти этого артиста: капитан и перепел и перепил его.
У сэра Томаса такой вид, словно он собирается спросить, какого черта этот щенок лезет не в свое дело, но он хочет вернуться в Индию и знает, как сильны Ньюкомы на Леденхолл-стрит, а потому решает быть вежливым с этим молокососом и проглатывает свои гневные речи.
— А к нам, знаете ли, дядюшка из Индии приехал. Оттого я так и замучился. Мне надо купить ему пару перчаток, четырнадцатый номер, и еще сыскать ему портного, ну, конечно, не самого модного. Ваш бы, Фоги, пожалуй, подошел. Я бы свез его к отцовскому, но ведь папаша у меня общественный деятель и все заказывает в провинции — в своем избирательном округе.
— Так полковник Ньюком из Бенгальской кавалерии — ваш дядя? — осведомляется сэр Томас де Бутс.
— Разумеется. Не пожалуете ли в среду к нам на обед — будет случай с ним повидаться. И вы, Фоги, тоже приходите. Вы же любите хорошо пообедать. А не знаете ли вы чего-нибудь предосудительного про моего дядюшку, сэр Томас? Нет ли у меня какого-нибудь кузена брамина? Как по-вашему, нам не следует его стыдиться?
— Вот что" я вам скажу, молодой человек: вам бы не повредило хоть немного на него походить. Он, конечно, чудак. В Индии его даже звали Дон Кихотом. Вы читали "Дон Кихота"?
— Первый раз слышу. Но зачем мне все-таки походить на дядюшку? Мне, знаете, что-то не хочется.
— А затем, что это один из храбрейших офицеров, каких видел свет! — заорал вдруг старый служака. — И затем, что он добрейшей души человек и не корчит из себя невесть что, хоть ему-то есть чем гордиться! Вот так-то, мистер Ньюком!
— Что, получили, дружок? — бросает Чарльз Хевисайд, когда генерал, весь красный от ярости, не переставая чертыхаться себе под нос, направляется к выходу. Барни преспокойно допивает свой стакан.
— Не пойму, что этому старому болвану от меня нужно, — с невинным видом замечает он, прикончив свое горькое пойло. — Вечно он на меня наскакивает, старый петух. Спорит со мной за вистом, а сам играет не лучше младенца. Лезет с советами за бильярдом, а я могу дать ему двадцать очков вперед и обыграть вчистую. И зачем только сюда таких пускают? Может, сыграем до обеда в пикет, Хевисайд? Э, да вон и мой дядюшка шествует со своим отпрыском. Тот, высокий, усатый, в коротких брюках. Сейчас, верно, отобедают в Ковент-Гардене и пойдут в театр. Мое почтение дяде!
И достойная парочка отправилась играть в карты, чем и занималась до тех пор, пока не зашло солнце и не настал час обеда.
Глава VII,
в которой мистер Клайв покидает школу
К счастью, нашего доброго полковника ждала другая встреча — с сыном; и она сулила ему куда больше радости, чем недавнее общение с братьями.
На Ладгет-Хилл он отпустил карету и оттуда через мрачные окрестности Ньюгета пошел дальше по грязным тротуарам Смитфилда к своей старой школе, где теперь учился его сын. Сколько раз он ходил здесь в юности! Вот улица Доминиканцев, вот памятная с давних времен "Красная Корова", а вот и площадь Серых Монахов, с ее закопченными деревьями и цветниками, в окружении причудливых зданий прошлого века, которые дремлют на солнцепеке подобно старикам из богадельни.
