— Не в том дело, — сказал Пинетт, — не в том дело… Не видя их, прошел сосредоточенный Ниппер, глядя куда-то внутрь себя.
— Возьми Ниппера, — предложил Матье.
— Ниппера? Ты что, с ума сошел?
Они проследили глазами за Ниппером, изумленные его незрячим видом и танцующей походкой.
— Спорим, что он сейчас зайдет в церковь? — спросил Пинетт.
С минуту он подождал, затем хлопнул себя по ляжке.
— Заходит, заходит! Я выиграл!
Ниппер исчез; Пинетт с озадаченным видом повернулся к Матье.
— С утра, кажется, их там собралось больше пятидесяти. Время от времени кто-нибудь выходит помочиться и тут же возвращается. Как ты думаешь, что они там выделывают?
Матье не ответил. Пинетт почесал голову.
— Хочется посмотреть хоть краем глаза.
— Ты уже опаздываешь на свою тайную встречу, — съязвил Матье.
— Ну ее к ляду, эту встречу, — мгновенно отозвался Пинетт.
Он небрежно удалился; Матье подошел к каштану. Большой тюк, брошенный на дороге, — вот и все, что осталось от дивизионного штаба; и такое в каждой деревне, фрицы, проходя, подберут их. «Чего они ждут, черт побери! Пусть бы уж побыстрее!» Поражение стало обыденным: оно было в солнце, в деревьях, в воздухе и еще в скрытом желании умереть; но у Матье со вчерашнего дня еще оставался во рту слегка ослабевший вкус братства. Приближался начальник почтовой службы подразделения с двумя поварами по бокам; Матье посмотрел на них; тогда, в темноте, под луной они улыбнулись ему. Но теперь этого не было; их жесткие лица, казалось, говорили: не стоит обольщаться луной и ночными красотами, каждый за себя, а Бог за всех, мы на земле не для развлеченья. Это тоже были типичные жертвы послепраздничного похмелья. Матье вынул из кармана перочинный ножик и начал обрезать кору каштана. Ему хотелось где-нибудь в этом мире оставить свое имя.
— Ты вырезаешь свое имя?
— Да.
— Ха! Ха!
Солдаты засмеялись и прошли. За ними шли другие, которых Матье никогда не видел. Странные, плохо выбритые, с поблескивающими глазами; один из них хромал. Они пересекли площадь и сели на тротуар перед закрытой булочной. Затем подошли новые и новые, которых Матье тоже не знал, без винтовок, без обмоток, с серыми лицами и засохшей грязью на башмаках. Их хотелось полюбить. Пинетт, подойдя к Матье, бросил на них недоброжелательный взгляд.
— Ну что? — спросил Матье.
— Церковь переполнена. — Он с разочарованным видом добавил: — Они поют.
Матье сложил ножик; Пинетт спросил:
— Хочешь вырезать свое имя?
— Хотел, — сказал Матье, кладя ножик в карман. — Но на это уходит слишком много времени.
Высокий молодец остановился рядом с ними, у него было усталое расплывчатое лицо: туманность над расстегнутым воротничком.
— Привет, ребята, — мрачно сказал он. Пинетт молча уставился на него.
— Привет, — отозвался Матье.
— Здесь есть офицеры?
Пинетт засмеялся.
— Ты слышишь? — спросил он у Матье. Он повернулся к подошедшему и добавил: — Нет, старина, нет. Нет офицеров, у нас туг своя республика.
— Вижу, — сказал солдат.
— Из какого ты дивизиона?
— Из сорок второго.
— Сорок второго? — удивился Пинетт. — Никогда про такой не слышал. Bы где?
— В Эпинале.
— Тогда почему вы здесь?
Солдат пожал плечами, Пинетт вдруг обеспокоенно спросил:
— Ваш дивизион придет сюда? С офицерьем и всем этим борделем?
Солдат засмеялся и показал на четырех солдат, сидевших на тротуаре.
— Вот он, наш дивизион, — сказал он. Глаза Пинетта сверкнули.
— В Эпинале бои?
— Были, сейчас там, должно быть, тихо.
Он повернулся и присоединился к своим товарищам. Пинетт проводил его взглядом.
— Сорок второй, ты о нем что-нибудь знаешь? Я о таком ничего не слышал.
— Это еще не значит, что можно смотреть на него свысока, — сказал Матье.
Пинетт пожал плечами.
— Откуда-то вылазят какие-то субъекты, которых ты даже не знаешь, — с презрением сказал он. — У нас не позиции, а проходной двор.
Матье не ответил: он смотрел на царапины на стволе каштана.
— Ну! — сказал Пинетт. — Пойдем же! Мы пойдем втроем в поле, там никого нет: там будет хорошо.
— Что мне там делать, между тобой и твоей милахой? Для ваших утех я не нужен.
— Мы же не сразу этим займемся, — жалобно возразил Пинетт. — Сначала нужно поговорить.
Он резко прервал себя:
— Посмотри-ка! Ну посмотри же! Еще один чужак.
К ним шел низкорослый приземистый солдат, он держался очень прямо. Испачканная кровью повязка скрывала его правый глаз.
— Может быть, мы в центре большого сражения? — сказал Пинетт, и голос его дрожал от надежды. — Может быть, наконец, начнутся бои?
Матье не ответил. Пинетт окликнул типа с повязкой:
— Эй!
Солдат остановился и посмотрел на него единственным оком.
— Там была драчка?
Солдат смотрел на него, не отвечая. Пинетт повернулся к Матье.
— Из них ничего невозможно вытянуть.
Солдат пошел дальше. Через несколько метров он остановился, прислонился спиной к каштану и соскользнул на землю. Теперь он сидел, уткнувшись подбородком в колени.
— Плохо дело, — сказал Пинетт.
— Подойдем, — предложил Матье. Они подошли.
— Плохо, старина? — спросил Пинетт. Солдат не ответил.
— Эй! Тебе плохо?
— Мы тебе поможем, — сказал Матье.
Пинетт наклонился, чтобы взять его под мышки, и тут же выпрямился.
— Все, нет смысла.
Солдат продолжал сидеть с широко открытым глазом и приоткрытым ртом. Он будто бы тихо улыбался.
— Нет смысла?
— Конечно. Посмотри сам.
Матье наклонился и приложил ухо к груди солдата.
— Ты прав, — согласился он.
— Что ж, — сказал Пинетт, — нужно закрыть ему глаза.
Он сделал это кончиками пальцев, прилежно, вжав голову в плечи и выпятив нижнюю губу. Матье глядел на него и не смотрел на мертвого: мертвый больше не шел в счет.
— Можно подумать, что ты это делал всю жизнь, — сказал он.
— Уж чего-чего, а мертвых я навидался! — ответил Пинетт. — Но это первый с тех пор, как идет война.
Мертвец с закрытым глазом улыбался своим мыслям. Умереть, казалось, легко. Легко и почти весело. «Но тогда зачем жить?» Вокруг все заколебалось: живые, мертвые, церковь, деревья. Матье вздрогнул. Чья-то рука коснулась его плеча. Это был все тот же высокий крепыш с мутным лицом, вылинявшими глазами он смотрел на мертвеца.
— Что с ним?
— Он умер.
— Это Жерен, — объяснил тот. Он повернулся на восток.
— Эй, ребята! Идите скорее! Четверо солдат подбежали к нему.
— Здесь мертвый Жерен! — крикнул он им.
— Проклятье!
Они окружили мертвого и недоверчиво смотрели на него.
— Как это он не упал?
— Иногда это случается. Иногда умирают даже стоя.
— Ты уверен, что он мертв?
— Они так сказали.
Все одновременно склонились над мертвым. Один щупал его пульс, другой слушал сердце, третий вынул из кармана зеркало и приложил его ко рту, как в детективах. Убедившись, что солдат умер, они выпрямились.
— Мать твою так! — выругался, качая головой, высокий.
Все они покачали головами и хором повторили:
— Мать твою так!
Низенький толстяк повернулся к Матье.
— Он протопал двадцать километров. Будь он ленивым, он бы еще жил.
— Он не хотел, чтобы его схватили фрицы, — сказал, как бы извиняясь, Матье.
— А что фрицы? У фрицев тоже есть полевые госпитали. Я с ним разговаривал по дороге. Из него кровь хлестала, как из резаной свиньи, но он ничего не слушал. Он доверял только себе. Собирался вернуться домой.
— Куда это домой? — спросил Пинетт.
— В Каор. Он там был булочником. Пинетт пожал плечами.
— Во всяком случае, это не та дорога.
— Да уж точно.
Они замолчали и пристально, в замешательстве, смотрели на мертвого.
— Что будем делать? Похороним его?
— А что ж еще?
Они взяли его под мышки и под колени. Он все еще им улыбался, коченея на глазах.
— Мы вам поможем.
— Не стоит.
— Да! Да! — живо сказал Пинетт. — Нам все равно нечего делать, это нас отвлечет.
Высокий солдат твердо посмотрел на него.
— Нет, — возразил он. — Это наше дело. Он из наших, значит именно мы должны его похоронить.
— Где вы его закопаете?
Низенький толстяк мотнул головой, показывая на север:
— Там.
Они пустились в путь, неся труп: они тоже казались мертвецами.
— Кстати, — сказал Пинетт, — может, он был верующим?
Они недоуменно посмотрели на него. Пинетт показал на церковь.
— Там полно кюре.
Высокий солдат с достойным и суровым видом поднял руку:
