Велика сила этих звуков; они как будто тревожат, но в то же время успокаивают, смягчают недуги и навевают на душу целительный сон. Кто не испытывал, будучи больным, благодетельной сладости этих звуков, пронизывающих все существо человека?
Время шло. Иаго стал поправляться, мог уже сам выходить на балкон, хотя все еще был очень слаб.
– Иаго, – сказал ему однажды Коба, – мне хочется пойти на охоту в горы.
– Тебе, верно, наскучило сидеть со мною! – печально отозвался Иаго.
– Что ты! Нет, я думаю там встретить кого-нибудь из наших охотников, про своих разузнать!
– Как хочешь! – Иаго отвел глаза, чтобы не выдать своего волнения. – Конечно, иди!
Воспоминание о Нуну обожгло ему щеки. Ему давно уже хотелось попросить Кобу сходить за вестями.
– Не будешь скучать тут один без меня? Ведь тебе теперь лучше!
– Нет, нет, что ты! – Иаго не на шутку испугался, как бы Коба не передумал. – Ступай, может, и вправду встретишь кого-нибудь.
Коба собрался, попрощался со всеми и отправился в Хде не столько ради охоты, сколько ради того, чтобы узнать что-нибудь про Нуну.
Последние лучи золотились на гребнях гор, когда он дошел до Хдейского водопада. Вода, молочно пенясь, падала с огромной высоты, ревела, рассыпалась брызгами, многоцветно отражавшими солнце.
Ниже раскинулось изумрудное кольцо леса, позади него с остроконечной скалы непрерывно стекал мелкий черный гравий, а по ту сторону высилась небольшая гора, на которой приветливо зеленела круглая поляна, сплошь усеянная пестрыми ароматными цветами. В траве пряталось множество вкусных и крупных ягод. А за лесом вздымались крутые, голые скалы с изломанными зубчатыми вершинами, терявшимися в небе.
Коба стоял над Хдейским ущельем и любовался раскинувшейся перед ним родной природой, где нежные краски так гармонически сочетались с природной суровостью местности.
Давно уже не видел он этой красоты, такой родной и привычной для его глаз, такой сладостной для его сердца!
По ту сторону обрыва, на самой верхушке скалы, появился тур. Гордо закинув огромные рога, он выступил вперед, почти повис над скалой и подставил разгоряченный лоб дуновению вечернего ветерка. Он стоял горделиво, бесстрашно, чувствуя, что находится в собственных своих владениях. Он казался сам высеченным из камня и сливался со скалой; его позолоченные солнцем рога четко вычерчивались на синеве неба. Коба боялся пошевельнуться, чтобы не вспугнуть прекрасного зверя и не нарушить его блаженного покоя.
Вдруг послышалось фырканье, подобное отдаленному свисту, и тур резко повернул голову на свист. Оглянулся и Коба. Второй тур, такой же могучий и свободный в движениях, шагал по гребню скалы, медленно направляясь к первому. Он покачивал головой и как бы угрожал противнику, уверенный в своем превосходстве. Следом за ним появилось несколько косуль. Они остановились и стали глядеть на соперников, которые, видимо, хотели показать свое мужество перед нежными созданиями – самками. Гордый тур, стоявший на скале, повернулся в сторону идущих, фыркнул, потом, так же медленно выступая и покачивая головой, двинулся им навстречу. На расстоянии нескольких шагов противники остановились, обменялись грозными взглядами, принялись бить копытами о землю, словно подавая знак к битве, потом понеслись друг к другу навстречу и столкнулись рогами. Они напирали один на другого с такой силой, что мускулы их готовы были лопнуть от напряжения. Ни один не мог одолеть другого, не мог заставить отступить ни на шаг.
Наконец они разошлись. Один из них в несколько прыжков приблизился к самому обрыву, повернулся, напряг ноги, укрепился и закинул голову; другой тур стал повыше, поднялся на задние ноги и, изо всех сил устремившись вперед, налетел рогами на рога стоящего над пропастью тура. Потом они поменялись местами, и схватка повторилась. Каждое их столкновение, каждый удар рогами отдавались в горах, как ружейные выстрелы. Не дай бог, если бы отражающий удары тур изменил нападающему, увернулся бы от удара, тогда ничто не могло бы спасти последнего: он со всего разбега рухнул бы в пропасть. Но, полагаясь на верность соперника, каждый шел смело, свободно, стараясь только нанести удар как можно сильнее.
Косули с лукавой игривостью прыгали вокруг, словно поощряя борющихся и любуясь ими.
Коба с увлечением следил за поединком и горько завидовал нравам и повадкам благородных зверей, выходивших один на один померяться силой.
И вдруг, когда один из туров укрепился над обрывом, а другой сверху ринулся на него, грянул выстрел и свалил принимающего удар. Нападающий не смог удержаться, и оба обрушились в пропасть. Неизвестный, прервавший поединок, поднялся из засады и, сорвав с головы шапку, побежал к скале, откуда свалились звери.
Коба с неприязнью посмотрел на охотника, так безжалостно оборвавшего жизнь двух прекрасных зверей, не дав ни одному из них насладиться радостью победы.
По обычаю гор, охотникам, если они встречаются таким образом, надлежит делить добычу пополам.
Коба поспешил к тому месту, куда спустился охотник. Издалека крикнул ему приветствие, принятое между охотниками в горах:
– Впредь еще большей удачи тебе!
Тот оглянулся, поблагодарил, и вдруг радость вспыхнула в глазах у обоих.
– Джгуна, да это ты?! Откуда?
Коба подбежал к нему.
– Победы тебе, Коба!.. Ты сам почему в этих местах?
– Верно, судьба привела! – радостно воскликнул Коба, и
первая мысль обоих была о Нуну и Иаго.
– Что ты знаешь про Иаго? – спросил Джгуна.
– Слава богу, поправляется, уже на балкон выходит.
– Ничего себе не повредил?
– Рукой еще не совсем свободно владеет, но скоро coвсем поправится. А что ты знаешь про Нуну? Очень он по ней тоскует.
– Несчастная, она у меня скрывается. Никто из родни за нее не заступился, – пропади они все пропадом! Да что им, завладели ее долей, и все тут.
Он подробно рассказал о Нуну, не утаил и того, как трудно ее прятать, не нынче-завтра могуг напасть на ее след, и тогда Гиргола сживет их всех со свету.
– Сама-то она здорова, – закончил Джгуна, – да только думы об Иаго не дают ей покоя…
– Бедная! – вздохнул Коба.
– Хорошо бы тебе самому спуститься к нам, рассказать ей обо всем. Опасности нет никакой, я так тебя проведу туда и обратно, что ни один глаз человеческий не увидит.
– Как же, пойду обязательно. Я и сам так думал. Чего мне их бояться!
Так порешив, они обвязали веревкой одного тура, и Коба, как младший, взвалил его себе на спину. Другого зверя они выпотрошили, обкурили порохом, чтобы хищники его не тронули, и оставили на месте. На обратном пути Коба заберет его к Иаго, чтобы не терять времени на охоту.
Они тронулись в путь, перевалили гору Куро и под утро подошли к дому Джгуны.
Подкрались к оконцу, выходящему на открытую галлерею. Джгуна осторожно кинул туда камешек и прислушался.
– Мышь проклятая, на чердаке возится!
– Ты лучше слушай, что за дверью, о чердаке не заботься! – шепнул Джгуна.
За дверью послышался шорох, она открылась, оба вошли и крепко прикрыли ее за собой.
– Что у вас? – озабоченно спросил Джгуна.
– Все хорошо, – коротко ответила жена.
– Закрой окно и зажги светильник. Как Нуну?
– Спит.
Коба сбросил со спины тушу зверя и поздоровался с хозяйкой. Та глядела на него с удивлением, не веря своим глазам.
Муж рассказал ей обо всем и попросил, чтобы она подала им поесть.
– Сейчас, сейчас! – засуетилась хозяйка. – Так, значит, Иаго здоров, милый ты наш! – радостно воскликнула она. – Такого вестника надо встретить, как подобает!
– Ты это оставь, дай хоть хлеба поесть, проголодались мы. Верно, Коба? – воскликнул Джгуна.
– Скоро, скоро, потерпи немножко! – и она пошла хлопотать.
– Хвалишься ты очень, посмотрим, чем попотчуешь!
– Пусть у недругов наших будет пусто, а у нас, милостью божьей, все есть.
– Водка есть?
– То-то и оно, что есть, да еще такая, что и слов нет, какая хорошая.
– Тогда разведи огонь, зажарим шашлык.
– Вот это дело! – сказала жена.
Она развела огонь, принесла вертелы, поставила на стол водку, положила хлеб, сыр, масло, жирные лепешки. Видно было, что она ждала мужа и приготовилась его встретить, как добрая хозяйка.
Нуну проснулась от шума, и ей представилось, что к ним зашел Гиргола и хозяева угощают его. Она сжалась в комочек, забилась в угол, плотно прикрылась одеялом. Ужас охватил ее при одной мысли, что ее могут найти.
Долго лежала она так в своей клети, едва дыша и напряженно прислушиваясь. Но собеседники из осторожности разговаривали вполголоса, и она не могла разобрать их слов. Дольше терпеть стало невмоготу, она накинула на себя платье и, бесшумно подойдя к дверям, приникла к щели. При слабом свете лучины она не могла различить лиц. Ей стало понятно только, что гость был желанен для хозяина, беседа шла дружеская.
Неужели и Джгуна предал меня? – подумалось ей, и эта мысль сжала клещами ее сердце.
